Габриэль Витткоп - Торговка детьми
Иногда приключаются странные случаи. Монашка Марта, уже поймав в прошлом году прекраснейшего ребенка трех лет для игры в хирурга, снова отправилась на разведку в кабаре на улице Вожирар, где босяки пляшут, сняв туфли, и обнаружила там на этот раз существо, замечательное во многих отношениях. Темнело уже, свечи оплыли, шел снег, когда, заметив аппетитнейшее дитя, Монашка решила завлечь его обещанием сладкого пирога и мучных лепешек. Этого было достаточно, так как народ в наше время сильно голодает.
Ребенок покорно идет за ней, садится с нею в фиакр, они благополучно добираются ко мне; едва войдя, он тут же достает из ширинки пребольшой член, к тому же забавно искривленный наподобие турецкой сабли, и кричит громогласно:
- Вот так чудо! Наконец-то я в борделе! Ведите мне ваших красавиц, уж я им вдвину!
На мгновение мы так и онемели, а затем громко расхохотались. Карлика звали Титюс, он утверждал, что ему двадцать три года, и он торговал собой на ярмарке Сент-Овид. Ворчунья сразу же проявила к нему большой интерес, и должна Вам сказать, что по размерам они не очень-то отличались. Внезапно словно некий луч света нас озарил, и мы увидели в Титюсе посланца Провидения, способного удовлетворить наконец желания господина Лостансуара. Карлик был золотой жилой. «Велика милость Господня!» - воскликнул бы, воздев руки к небу, наш Монтини, который, опасаясь принимаемого того оборота, что приняла нынешняя политика, благоразумно удалился в Италию чесать там свою жалкую макаронину.
Оставалось только обрядить Титюса по последней детской моде, то есть в штанишки, длинную блузу, подпоясанную шелковым шарфом и с английским воротничком, как у наследного принца, каким мы видали его последний раз в Тюильри. Во время всех этих приготовлений, пока мы делали ему подобающую прическу и пудрили ему лицо, чтобы смягчить его черты, карлик Титюс смешил нас своими рассказами, столь же забавными, сколь и непристойными. Я Вам перескажу некоторые из них, когда мне представится счастье видеть Вас снова.
В назначенный день я велела приготовить скромную закуску из свежих устриц, как любил канцлер Пайяр, крупчатого хлеба и венского сливочного масла. Мне хотелось бы подать неракский паштет из красных куропаток, но его невозможно стало достать, и я заменила паштет каплунами в крупной соли и пирогом. Были разные сыры, баварские пирожные и парниковые артишоки. Все эти яства были обычными еще несколько месяцев назад, но стали нынче настолько редки и дороги, что за ними нужно посылать на луну. Кусок дрянного серого хлеба стоит целое состояние, и те волнения, которые мы наблюдали здесь год и три месяца назад, не имели другой причины.
Господин Ластансуар загодя прислал два ящика шампанского, и едва успели мы зажечь свечи, как он является собственной персоной, весь возбужденный и раскрасневшийся от ожидания удовольствий. Он идет сначала в туалетную комнату, снимает парик и напяливает его на болванку, раздевается, прихорашивается, прыскается духами, затем, одетый лишь в домашний халат, входит в салон. При виде карлика Ластансуар вздрагивает, как от магнетизма Месмера, и кричит страшным голосом:
Ты здесь, негодяй Титюс! Это ты, чудовище, заразил сифилисом двух моих сыновей!
И ты тоже его получишь! - вопит в ответ карлик и, бросившись на него, валит его на землю с силой тех геркулесов, о которых столь часто мечтал Ластансуар. В одно мгновение халат задран на мышино-серой заднице Ластансуара, и Титюс пронзает ее. Но сильнее чем похоть, страх сифилиса овладевает Ластансуаром, и, не в силах освободиться, он ползет по ковру как змея, а карлик сидит на нем, крепко вцепившись в зад. Два пресмыкающихся оползают все помещение и вот они у ножки стола, на котором выставлено угощение. Ластансуар извивается, яростно пытаясь сбросить Титюса, хватается за скатерть, повисает на ней, и тут каплуны, пироги, сыры, салаты и вся посуда с грохотом валятся на двух сплетенных саламандр, и Титюс завершает свой подвиг. Он вскакивает и стремглав бежит наутек, с пирожным в шевелюре, а Ластансуар, с миской соуса на голове, бормочет невнятные проклятия.
Вы видите, моя дорогая Луиза, что милость Господня все же не безгранична. Увы, мы потеряли клиента в лице Ластансуара. По крайней мере, все шампанское осталось нам.
Маргарита
Париж, 19 марта 1791Как не удивиться тому, моя дорогая Луиза, что еще что-то способно нас удивить? И все же, именно это со мной происходит. Господин Кабриоль де Финьян - мой самый давний клиент, хотя ему едва тридцать лет. Это красивый мужчина, широкоплечий, крепконогий, который любит фраки в переливающуюся полоску и шляпы с двумя выступающими углами по бокам. Он любит только очень юных мальчиков, ходит ко мне довольно часто, но я никогда не видела у него ни малейшего признака эрекции. Не будучи способным сам проникнуть в предмет своего желания, он вводит в него самые разнообразные приспособления, принесенные в несессере. Но чаще он засовывает свою руку, которую затем сжимает в кулак или, напротив, растопыривает пальцы веером, и проделывает он это с большой ловкостью. Если Вы спросите меня, какое удовольствие он при этом получает, то я отвечу, что это наслаждение наблюдать самому свои действия и сосредотачиваться на них. Ему приятен также вид мальчика, пытающегося освободиться, и звук его криков боли и негодования, его искаженное лицо. Но, повторяю, необходимо, чтобы мальчику ни в коем случае не было более шести лет, и мне случается даже испытывать в душе движение жалости, которое, впрочем, я быстро подавляю. Если ребенок выживает после испытания кулаком, господин Кабриоль де Финьян мне его оставляет, что не слишком-то с его стороны любезно, так как предмет более непригоден к употреблению, и нам остается лишь наблюдать его агонию и затем думать, как от него избавиться. Если же мальчишка испускает дух без промедления, то мой верный клиент забирает его с собой, завернув в холстину. Как-то раз я спросила его, что он собирается с этим делать, а он ответил мне: «Я жду». Загадочно, не так ли? Я теряюсь в догадках насчет того, что же он может замышлять и в какие игры играет он с этими трупиками. Кое-что меня насторожило. Как-то вечером, устав сидеть в четырех стенах, я пошла развлечься в Пале-Рояль к Дантю. Мы все были в масках и выпили изрядно, когда разговор зашел о Кабриоле де Финьяне. Одна из масок нашептала мне на ухо нечто, чего я не смогу забыть и Вас прошу никогда никому не рассказывать. Вы, конечно, знаете, что некоторые чудовища пробуют из любопытства вкус нашей плоти.
Нужно еще, прибавила маска, чтобы очень юной была эта плоть, но и в меру выдержанной, и лучше всего, если она принадлежит маленькому мальчику, умершему в страданиях.
