Иосиф Гольман - Счастье бывает разным
— Папик, ты как там?
— У нас все отлично. Как у вас?
— У нас тоже все хорошо. — Майке вдруг ужасно не захотелось изливать на папика свои проблемы. Он же испереживается весь.
— Тебя бы вот еще сюда вытащить малыша понянчить, — неожиданно добавила она.
Эта мысль пришла Майке внезапно, уже в процессе разговора.
Если бы только он приехал! Как хорошо было в детстве — прижмешься щекой к папиной груди (мама сантиментов не одобряла), а папа коснется губами Майкиного затылка — и все ее беды разом заканчивались.
И, наоборот, начинались праздники. Иногда, правда, немного странные. Например, сходить на набережную Москвы-реки, напротив «Красного Октября», чтобы понюхать запах шоколада.
Или прокатиться на троллейбусе маршрута «Б» пару колец по Садовке.
Или сгонять на Птичий рынок, погладить щенят и прочую живность, полную, по маминым словам, блох и болезнетворных микробов.
В общем, папа точно не был активным строителем коммунизма. А также — апологетом воспитания подрастающего поколения в духе современных требований.
Но счастливое детство двум отдельно взятым детям он обеспечил.
— Сама понянчишь, — ответил Владимир Сергеевич, и Майка, даже не видя его, точно знала — он улыбается.
Ну да, это ей намек на постоянно делавшую карьеру маму. Нет, определенно надо пройти по жизни где-то посередине между маминым и папиным путями.
— Папик, а ты не знаешь, где мама? Ни по одному телефону нет.
— Знаю, конечно. В Давосе симпозирует.
— Господи, как же я сама не догадалась? Все время ж по телику талдычат, — укорила себя дочка. — А ты один, значит, на хозяйстве?
— А что, это необычно? — Папик, похоже, разозлился.
— Да ладно тебе, папуль. У вас всю жизнь так.
Еще чуть-чуть поболтали, и Майка дала отбой.
В самом деле на душе стало немножко легче.
Только вот папуля в затылок Майку поцеловать может, однако сегодняшние ее проблемы точно не решит.
Придется самой.
Майка вытерла платочком набежавшие слезинки и с потоком ньюйоркцев нырнула в чрево подземки.
Ничего, справится.
Не подведет ни себя, ни родителей, ни своего будущего, но уже такого любимого сыночка.
3
Вадька Чистов был в семье условно младшим ребенком.
По факту рождения как раз получалось — безусловно: он родился через одиннадцать месяцев после Майки. А условность эта возникла уже позже, в середине детства.
Хоть и Майка была вполне разумной девочкой, но когда родители уезжали куда-нибудь в гости, старшим все-таки оставался Вадим. Как-то само собой выходило. Как в сказке «Мужичок с ноготок»: главное — не то, что с ноготок, а то, что — мужичок.
И Майка со временем смирилась — а что, даже удобно: что бы ни случилось в отсутствие родителей, за все отвечает брателло.
Его же это никак не напрягало. Таким родился. Мама смеялась, что он даже в младенчестве вообще не ревел и в подгузники не писал — считал ниже своего мужского достоинства. Тут уже Майка начинала открыто ревновать: «А разговаривать небось с момента рождения начал? И поди, на двух языках сразу?»
Вообще-то со злости она хотела сказать — с момента зачатия. Но сдержалась: папик бы все простил, а с мамулей надо поосторожнее.
Хотя чего злиться-то?
Действительно паренек оказался способный. Все ему давалось легко: и математика, и гуманитарные науки. Правда, именно язык почему-то не шел до поры до времени. Хотя денег на репетиторов не жалели.
А из непонятностей, пожалуй, в Вадикином детстве было лишь его странное и ничем не объяснимое желание стать морским офицером.
То есть как раз в детстве — вполне объяснимое. И даже в юности.
Но не настолько же.
Маму Катю сначала не волновало, что во время поездки в Питер или в Севастополь маленький Вадька буквально влипал взглядом во всех встречных морских офицеров. А уж если можно было полюбоваться на военный корабль, то любоваться всей семье приходилось долго.
В Москве с военными кораблями было гораздо сложнее, но и здесь Вадька находил выходы своему большому чувству. Скажем, когда Майка с папиком выдвигались нюхать запах шоколада на стрелку Москвы-реки, он всегда — если дело происходило летом — увязывался с ними. Шоколад ему был полностью безразличен, но по реке ходили суда: малоинтересные (однако лучше, чем ничего) речные трамвайчики, более «вкусные» будущему морскому глазу баржи с буксирами и даже вполне себе приличные сухогрузы типа «река — море».
Папа, все прекрасно понимая, тайно подыгрывал его интересам: когда Майка, уже нанюхавшись сладкого запаха, просилась домой, Чистов-старший обычно предлагал: «Еще три кораблика». А где три — там бывало и пять.
Если Майка начинала психовать — не из-за ожидания, а, как всегда, из ревности, — на обратном пути ей покупали что-нибудь девчачье. Вадьке ничего не полагалось, да он и не попросил бы — знал, за что расплачиваются с вредной девчонкой.
Не нужно говорить, сколько у пацана скопилось книг флотской тематики, мемуаров, сборных моделей кораблей и тому подобного счастья. Вадик тратил на это все свои карманные деньги, да и Чистов-старший регулярно вносил свою лепту, за что бывал не раз морально бит строгой супругой.
Вначале — за глупые и необоснованные траты. После — когда Вадькино увлечение стало казаться маме подозрительным — за потакание безответственным глупостям сына.
А мальчик тем временем вырос. И в выпускном классе сказал свое веское слово.
Экономистом не будет. Дипломатом — тоже. А будет офицером Военно-морского флота России. Причем сказано это было так, что даже Джет Кэт поняла: решение окончательное и обжалованию не подлежит.
Даже поплакала немного, несказанно удивив мужа.
Майка, имевшая меньше жизненного опыта, попыталась было отговорить младшего — или старшего? — брата. Ну зачем тебе — медалисту, с двумя языками (выучил-таки, когда папа объяснил, что «безъязыких» морских офицеров-судоводителей не бывает) — гробить жизнь в промозглой железной коробке? Если уж так прет от моря — иди в гражданский флот. А там и до своего бизнеса рукой подать.
Вадька выслушал внимательно — он никогда не перебивал задиристую сестренку. Потом погладил ее по голове — ну точно как папик, разве что в темя не поцеловал — и вежливо отшил. Типа не бери в нежный девичий мозг, все уже решено.
Мама даже собиралась нажать на связи — обычно она этого не делала, — чтобы сына не приняли в училище. Однако Чистов-старший припугнул ее возможной в этом случае армией. Очень даже возможной, так как Вадик вполне мог отказаться откашивать. И что в таком случае делать?
