Дафна дю Морье - Опасный мужчина
— Погодите, погодите, — сказал Элф. — Посмотрим, может, он спит себе дома преспокойненько.
Они влетели на подъездную аллею, подкатили к дому и разбудили перепуганного управляющего. Все комнаты обшарили, но никаких следов Опасного мужчины не обнаружилось. Тогда Пэт позвонил в загородный клуб Мэй. Говорил он осторожно, чтобы не растревожить ее. Просто сказал, что они уже дома, и что Бэрри как-то притих, и что они с ребятами подумали, может, это она его чем-то расстроила.
Голос у Мэй был какой-то странный, приглушенный, как будто она только что плакала.
— Я вам поверила, — говорила она. — Думала, вы за ним присмотрите. А вы взяли и повезли его на Пончо-Бич.
— Мэй, подожди… — начал Пэт, но Мэй уже повесила трубку, а потом к ней было не прозвониться.
— Есть что-нибудь новое? — начали спрашивать ребята, когда он швырнул трубку на рычаг.
— Обиделась Мэй, вот и все новости, — сказал Пэт.
— На что это она обиделась? — спросил Кен.
— Да на то, что мы возили Бэрри на Пончо-Бич.
Они вернулись к машине, каждый со своей идеей, что делать дальше. Боб считал, что нужно сейчас же звонить в ФБР, но Элф возразил, что, если ФБР хоть что-нибудь пронюхает, сразу же пойдет звон по всему побережью про уровень «G».
— Разве эти типы хоть что-нибудь могут держать в секрете? — говорил он. — Вот если убедимся, что не сможем доставить Бэрри завтра в восемь на студию, тогда и обратимся к ним.
— Завтра? — сказал Слип. — Сейчас половина второго. У нас всего семь часов.
Они сели в машину и двинулись по направлению к городу.
— У меня идея, — сказал Боб. — Я думаю, он сел на попутку и поехал на Пончо-Бич. Ясно, что он придуривался, будто ему все это неинтересно. Пари держу, что он поехал еще раз взглянуть, что там ребятишки выделывают.
— Боб прав, — сказал Пэт. — В два часа весь пляж освещают, и они танцуют «Танец с перьями» при неоновом свете. Без нас там Бэрри небезопасно находиться.
Кен развернулся и выехал на дорогу, ведущую на Пончо-Бич.
— Не знаю, — засомневался Элф. — Что-то мне не верится. Ни черта эти штучки на него не подействовали. А вот когда мы смотрели шоу, тут мне показалось, что он забеспокоился. Я почувствовал, как он заерзал. Я ведь сидел рядом с ним в ложе. Если он где и есть, так это в казино на Пончо-Бич смотрит представление.
— Сходим и туда и туда, — предложил Кен. — Сначала на пляж, потом в казино. Сколько на это уйдет времени?
— По-моему, они закрываются в пять, — сказал Слип. — У них там столько всего, что раньше пяти не управиться.
Кен прибавил газу, и машина понеслась по направлению к Пончо-Бич.
После того как компания Бэрри Джинза покинула «Серебряную туфельку», веселье в ней кончилось. Что за интерес танцевать или просто сидеть в ресторане, когда все знаменитости ушли? Люди поэнергичнее отправились домой спать, а те, что вечно без сил, поехали на Пончо-Бич. В половине третьего оркестр свернулся, со столов прибрали, часть люстр погасили. Телефонист тоже уснул. И никто не обратил внимания, что в дамской комнате еще горит свет. Все уже разошлись по домам, и вход в туалет был закрыт портьерами, поэтому Бэрри смог выйти из каморки уборщицы. Он сидел возле туалетного столика, положив на него ноги, и пил горячее молоко. Пинки ходила с тряпкой в руках, прибираясь и приводя все в порядок к завтрашнему вечеру.
— А эту историю с булочками я забыла, — говорила она. — Помню только, что ты всегда выковыривал из моих булочек цукаты, а вот как мы спорили, что ты съешь десять штук за раз, не помню.
— Я съел двенадцать, — сказал он. — И меня тошнило.
— Жалко, что ты от них не потолстел, — сказала Пинки. — Ты всегда был тощий. И сейчас тоже.
Она отжала тряпку, расставила швабры и веники, потом подошла к вешалке, прикрытой занавеской, и достала пальто и косынку.
— Который час? — спросил Бэрри.
— Почти четыре, — сказала она. — Мы столько проболтали. Утром я с ног буду валиться.
— Извини, — сказал Бэрри. — Это я тебя продержал. Извини.
Он спустил ноги со стола и поднялся.
— Я тебя провожу, — сказал он. — Как раньше.
Пинки надевала косынку перед зеркалом. Завязала ее под подбородком и взяла сумочку.
— Прямо не знаю, — сказала она. — Хорошо ли будет, если увидят, как я выхожу с тобой из служебного помещения. Меня могут прогнать.
— А ты выйдешь первая, — предложил он. — Ты выйдешь, а я подожду здесь и потом тихонечко выйду следом.
Она, казалось, была в нерешительности и бормотала что-то насчет своей репутации.
— Я не хочу, чтобы у меня были неприятности, — сказала она. — Меня здесь очень ценят.
Пинки выглянула в пустой коридор и увидела в конце его телефониста, который крепко спал за коммутатором.
— Ну ладно, — сказала она. — Рискнем. Тут направо дверь. Я выйду и буду ждать тебя на улице. А ты выходи минуты через три.
Бэрри обождал три минуты и потом, решив, что все спокойно, сделал, как велела Пинки, и, выскользнув на улицу, присоединился к ней. Возможно, виной всему был сквозняк, который подул из открывшейся двери и разбудил телефониста на коммутаторе, но он ощутил дуновение на лице как раз в тот момент, когда Пинки только что прошла мимо него. Он выпрямился, зевнул, протер глаза, и тут взгляд его упал на фигуру мужчины, который, крадучись, вышел из дамского туалета и на цыпочках направился по коридору к выходу. Телефонист так растерялся, что сразу не нажал кнопку сигнала тревоги, на который должен был бы прибежать привратник от главного входа. Когда же человек миновал его и вышел на улицу, телефонист решил тревоги не поднимать. Это был женатый человек; он много лет проработал на коммутаторе в «Серебряной туфельке», но за все это время ни там, ни в других ресторанах и ночных клубах ему ни разу не случилось видеть мужчину, выходящего из дамского туалета. Случай и сам по себе скандальный, но это еще не все. Скандальный его характер усугублялся тем, что в этом человеке телефонист узнал Бэрри Джинза.
Когда Бэрри вышел на улицу, Пинки уже дошла до угла и остановилась, поджидая его.
— У тебя, наверное, нет машины? И моя вроде уехала. Ребята, наверное, устали и поехали домой.
— Обычно я езжу на трамвае, — сказала она. — Но я никогда так поздно не задерживалась. Поймаем такси, если повезет.
Повезло им минут через пять. Пинки остановила такси, и они с Бэрри сели в машину.
— У меня денег нет, — сказал Бэрри. — Ты уж извини.
— Ничего, — сказала она. — Я ведь всегда платила за тебя.
Когда они подъехали к дому, где жила Пинки, она вышла из машины, расплатилась, потом сказала, обращаясь к Бэрри:
— Я, пожалуй, скажу, чтобы он вез тебя домой.
Пока они ехали, Бэрри думал о том, как ему влетит от ребят за то, что он гуляет так поздно, и что, как только он войдет, Слип наверняка вызовет массажиста, и тот примется его обрабатывать. Кроме того, они запихнут его под душ Шарко, потом Слип начнет причесывать его электрогребнем для укрепления волос — еще того хуже, — они заставят его лечь и станут мять и щипать ему руки и ноги для улучшения мышечного тонуса. Забавнее всего было, что он не устал. Он вообще не чувствовал усталости. И только не хотел ехать домой.
— Пинки, — сказал он. — Пинки, а нельзя мне пойти с тобой, посмотреть, как ты живешь?
Пинки задумалась.
— Поздновато, — сказала она.
— Совсем не поздно, — взмолился он. — Наоборот, рано. Уже не вчерашняя ночь, а сегодняшнее утро. В начале восьмого мне надо быть на студии. Пригласи меня позавтракать.
— Ну хорошо, — сказала она. — Только чтобы никто тебя не увидел. А то соседи решат, что ко мне ходят завтракать мужчины.
Они вошли в дом и поднялись на шестой этаж. Это был новый дом, и у Пинки была прелестная маленькая трехкомнатная квартирка. Пинки провела Бэрри по комнатам, познакомила его с канарейкой, а затем уложила на кушетку в гостиной и велела отдыхать. Она подложила ему под ноги кусок газеты, чтобы не запачкалось покрывало, а сама отправилась на кухню готовить завтрак.
— А ты не можешь сварить овсяную кашу, Пинки? — спросил Бэрри.
— Нет, у меня нет овсяных хлопьев, — ответила она. — Зато есть рис. Могу сделать рисовый пудинг.
— О, это прекрасно, — сказал Бэрри. — Даже лучше овсянки. Нужно будет сказать Мэй, пусть распорядится, чтобы иногда на завтрак давали что-нибудь другое, скажем рисовый пудинг вместо овсянки. — Он вытянулся на кушетке и смотрел, как в клетке скачет канарейка, и слушал, как в кухне Пинки ставит на плиту молоко и гремит посудой, и размышлял. Интересно, что подумали ребята, когда он не вернулся за стол. Беспокоились, наверное. Лучше всего, если Пинки посадит его в такси часов в семь, и он поедет прямо на студию, не заезжая домой. Тогда у Слипа только и будет времени загримировать его перед съемкой. И некогда будет выговаривать ему или посылать его на массаж. Он поудобнее устроился на подушке и посмотрел на часы. Оставалось около двух с половиной часов.
