Бенуа Дютертр - Любовник № 1, или Путешествие во Францию
— Фашист!
— Ультракапиталист!
— Антифеминист!
— Сторонник геноцида…
Где Дэвид заблудился в поисках МонеАвтобус номер три поднялся на гору, возвышавшуюся над городом и портом. Дэвид глядел на окутанные дымом окраины, на индустриальные районы, затерявшиеся в устье Сены. Затем автобус миновал монотонные кварталы с небольшими особняками и садиками. Одни пассажиры выходили, другие заходили, и американец наблюдал, как менялась публика в автобусе. Белая раса, преобладавшая в центре города, постепенно уступала место цветным, так же как в Америке, населявшим определенные кварталы. В конце бесконечного проспекта особняки встречались реже, их сменили горизонтально вытянутые здания и высотки.
Дэвида, надеявшегося при каждом повороте увидеть курортный ландшафт «Сада в Сент-Адрес», удивил вид столь зловещего пригорода. Тем не менее, подъезжая к остановке «Клод Моне», он продолжал следить по висевшей в автобусе схеме за названиями остановок. Автобус повернул налево и поехал по улице, по обеим сторонам которой тянулись развалившиеся кирпичные дома, чередовавшиеся с пустырями. Только сушившееся в окнах белье выдавало присутствие людей. Автобус остановился, и Дэвид спросил шофера:
— Это действительно район, где Клод Моне…
— Да, Клод Моне! — перебил его тот, и молодой человек спустился со своим чемоданом на мостовую.
На улице было пусто. Автобус скрылся за поворотом. Интуитивная привычка, выработанная в нью-йоркских опасных кварталах, заставляла американца держаться поближе к проезжей части, где редкие машины внушали ощущение некоторой безопасности. Пожалев о том, что он не оставил вещи в отеле, Дэвид пошел мимо лужайки, забросанной мусором. На следующем перекрестке связь с отцом импрессионизма стала явственней. Исписанная ругательствами табличка со стрелкой указывала: «Башня Нимфей». Дэвид возмутился. Неужели на месте зачарованного сада они построили эти безобразные клетушки? Несколькими метрами дальше другое панно гласило: «Руанский собор». Дэвид задрал голову и увидел пятнадцатиэтажное здание, покрытое параболическими антеннами.
У входа в паркинг он смог наконец изучить план первоочередной застройки зоны Моне. На схеме были отчетливо показаны планы градостроителей. Горизонтально вытянутые здания, высотки и газоны при виде сверху вместе представляли собой слово: ART. И Дэвид стоял как раз посреди слова ART, между паркингом, именовавшимся «Большой венецианский канал», и горизонтальным зданием «Импрессионизм». Но сад Сент-Адрес нигде не значился. Путешественник в нерешительности топтался посреди пригородного ландшафта, когда увидел, что к нему приближается пожилая чернокожая женщина, прижимающая к груди сумку. Она шла, понурив голову. Когда она поравнялась с ним, Дэвид кашлянул и отчетливо произнес:
— Простите, мадам…
Женщина остановилась и подняла седую голову. Ее морщинистое лицо напоминало географическую карту с возвышенностями и впадинами. Дэвид продолжал:
— Кажется, я заблудился.
Он замолчал, смутившись, а старуха смотрела на него пронизывающими глазами. Внезапно ее лицо озарила улыбка:
— Не говори мне, кто ты, я тебя узнала!
«Чокнутая», — подумал Дэвид. Однако, желая у нее что-нибудь выяснить, продолжал:
— Я американец. Я не знаю этого города, но… я ищу район Сент-Адрес, где Клод Моне писал свои картины.
— Я знаю, что ты приехал из Америки, мой мальчик.
По-прежнему пристально глядя на него, она добавила:
— И я знаю, что ты сын Божий, а я дочь Божья. Мы оба ищем света в этом паршивом квартале.
Она засмеялась. Дэвид слушал ее проповедь, рассматривая унылые фасады квартала Моне. Указав на дома, женщина сказала:
— Здешние жители несчастны, так как здание «Импрессионизм», где многие живут, скоро разрушат. Конечно, слишком много наркотиков, нищета; но это горе для тех, кто здесь вырос. Мы, Свидетели Господа, пытаемся им помочь… Ты знаешь, кто такие Свидетели Господа?
Вдали трое подростков перебегали проспект. Беспокойство Дэвида нарастало. Он чувствовал, что ему здесь нечего делать. Он настойчиво попросил:
— Пожалуйста, скажите мне, как найти этот сад в Сент-Адрес, где жил Клод Моне!
Старуха серьезно посмотрела на него:
— Я дам тебе один совет: не ищи его здесь! И ничего ни у кого не спрашивай! Для нас Моне — это квартал и больше ничего! Но поскольку я хорошо знаю этот город (я даже работала в богатых домах!), то я скажу тебе…
В глазах Дэвида сквозила мольба.
— Сент-Адрес находится на другой конечной остановке маршрута номер три. А здесь зона первоочередной застройки «Клод-Моне». Но если ты внимательно посмотришь на схему, то увидишь остановку, которая называется «Сент-Адрес — Панорама Моне»… Там ты выйдешь и попадешь куда тебе надо.
В это время подходил автобус. Дэвид с облегчением поблагодарил старушку, которая вручила ему брошюру Свидетелей Господа и пошла дальше мимо окон с сушившимся бельем, а Дэвид поднял руку, чтобы остановить автобус.
Отец импрессионизмаЧерез сорок минут Дэвид прибыл в Сент-Адрес. Теперь в автобусе ехали только белые люди. Вдоль обсаженных деревьями авеню тянулись сады, резиденции и виллы «бель-эпок». Впервые со времени отъезда Дэвиду открылся чарующий мир, который он на расстоянии изучал с пятнадцати лет. Автобус выехал на круглую светящуюся площадку, возвышавшуюся над морем, которое искрилось между крыш: Сент-Адрес — Панорама Моне.
Он вышел на тротуар. Напротив автобусной остановки за решетчатыми воротами начинался парк, где возвышался дом с башенками. Восхищаясь кованой решеткой зимнего сада, Дэвид подумал, что это здание, наверное, принадлежит графине, прадед и прабабка которой были лично знакомы с Моне. Дэвид представил себе, как он пьет чай, играет на бильярде или раскачивает девушек на качелях. Но табличка на решетке гласила, что это резиденция «Гран Ларж», разделенная на тридцать роскошных апартаментов.
Дальше, через сто метров, к морю спускалась лестница. Взяв чемодан за ручку, Дэвид сошел по ступенькам, и внезапно перед ним открылся чудесный вид. Лестница выходила на набережную, тянувшуюся вдоль залива. И американцу внезапно показалось, что он очутился в волшебной стране импрессионистов. Чуть ниже, рикошетом отскакивая от гальки, в зеленоватой синеве бились волны. По небу проплывали маленькие белые облачка. В открытом море корабли один за другим устремлялись в фарватер, и достаточно было заменить суда-контейнеровозы пароходами, серфинги — рыбацкими барками, чтобы обрести пейзаж былых времен. Дэвид даже узнал возвышавшуюся над городом колокольню церкви, представшую на другой картине Моне, изображавшей пляж Гавра.
Несколько старинных особняков виднелись выше над набережной. Дэвид мучительно гадал, в котором из них находился знаменитый сад Сент-Адрес. Он побрел, стремясь найти точное место. Ему встретились несколько женщин в ветровках, гулявших с большими собаками. Чуть дальше, прямо напротив «Виндсерфинга», современного бара, где толпилась молодежь, слушая ритмичную музыку, по волнам плыл деревянный понтон. Пройдя еще немного, Дэвид заметил силуэт художника, стоявшего посреди набережной.
Закутавшись в непромокаемый плащ, несмотря на хорошую погоду, человек держал в одной руке кисть, в другой палитру, задумчиво глядя на море. Дэвид подошел к нему. Художник сделал едва уловимый жест, поднял свою кисть и быстро повернулся к холсту на мольберте. Юноша рассматривал этого странного человека: длинная седая борода, рыбацкая шляпа и нелепый в лучах яркого солнца дождевик. Его образ вызвал в памяти американца какое-то смутное воспоминание — как будто он уже встречался с этим человеком. Он наблюдал за ним издали, стараясь вспомнить. Художник продолжал свои невозмутимые движения от холста к морю и обратно. Дэвид сконцентрировал свое внимание на его бороде, и вдруг его осенило. Он закрыл глаза, затем вновь открыл их, чтобы убедиться. Стоявший перед ним незнакомец явно был САМИМ КЛОДОМ МОНЕ.
Внезапно все объяснилось. На набережной не просто находился Клод Моне, речь действительно шла о Моне, о том самом, каким его изобразил Ренуар на картине, где мы видим старого художника с седой бородой, в непромокаемом плаще и в рыбацкой шляпе. Дэвид прекрасно помнил этот портрет: перед ним в гаврском заливе на фоне нефтеперерабатывающего завода и железобетонных зданий стоял именно написанный Ренуаром Моне, из плоти и крови.
Успокоившись, молодой человек подошел к художнику, чтобы его потрогать, но прежде чем, он успел проронить хоть слово, отец импрессионизма торжественно обратился к нему:
— Здравствуйте, меня зовут Клод Моне. Мне нравится свет на этом пляже, и я стараюсь передать его в своей революционной живописи, которую мои враги насмешливо называют «импрессионизмом»… В Париже меня презирают, потому что у меня нет денег. Может быть, кто-нибудь купит у меня эту картину за несколько сотен франков. Возможно, когда-нибудь она будет стоить в тысячу раз дороже…
