Ирина Кисельгоф - Журавлик по небу летит
– Я тучка, тучка, тучка! Я вовсе не медведь! – заорал я.
– Что поделываешь, тучка? – спросил отец за моей спиной.
Я втянул голову в плечи, потом опомнился и развернулся. У меня теперь мания преследования. Мне кажется, все читают мои мысли.
– Сколько раз просить стучаться? – злобно сказал я. – Я замок врежу!
– Хочешь маму доконать?
– Вы меня доконаете! Вы! – снова заорал я.
– Что с тобой? – Отец смотрел на меня как на больного проказой. – Ты последнее время не в себе. Или мне кажется?
– Кажется, – буркнул я, решив сбавить обороты. С отцом мое настроение проканает, с мамой – нет. Шпионаж тогда обеспечен, провал тоже.
– Что это? – Отец смотрел на монитор. На нем улетали в тропосферу лебединые крылья.
– Облака. Лизкина мама изучает облака, – я еле выговорил слово «мама».
– А я думал, ты реферат пишешь.
Блин! Лучше бы я так сказал. Меня застали врасплох, я совсем перестал соображать. Теперь провал обеспечен.
– О чем говорить с малявкой? – небрежно бросил я. – Только о том, что она знает.
– Молодец! – Отец засмеялся. – Готовишься к встрече с девушкой по-научному. Надо перенять твой опыт.
Трындец!!! Я лузер, лузер, лузер! Я вовсе не медведь! Меня надо забанить до конца жизни.
– Перенимай, – еле выговорил я, и меня забанило по-настоящему.
Я веду себя как последний идиот. Торчу у дома и жду Ее. Чтобы просто подняться вместе вверх по лестнице. Я молчу, говорит Она. А я просто слушаю. И ничего не помню. О чем мы говорим? О Лизке?.. Точно. О ней.
– Зайдешь? – каждый раз спрашивает Она меня.
Я отрицательно машу головой, и мы входим в квартиры одновременно. Я закрываю дверь и жду, когда щелкнет Ее замок. У них старый замок, часто заедает. Надо его починить, а я не умею. Залезть в инет, посмотреть замки? А если не смогу? Посыплю голову пеплом… Вот олух! Нет, я не олух. И не малявка, я выше Ее на целую голову. Между прочим, кучи пацанов влюбляются в своих училок. И ничего. Некоторые даже женятся. Чем я хуже? Женюсь, удочерю Лизку. Я представил себя Лизкиным папиком и заржал. Она всю жизнь простоит в углу! Хотя, если честно, в небольших количествах она ничего. Мне она даже нравится. Или мне Лизка нравится, потому что нравится Она? Нет, у них глаза одни на двоих. Потому я люблю смотреть в Лизкины глаза.
Лизка меня как-то застукала во дворе.
– Что стоишь, мерзнешь? – спросила она.
– Ключи забыл. – Я сказал первое, что пришло в голову.
– Пойдем ко мне. У тебя нос синий, а под ним сопля блестит.
Я разозлился, она засмеялась. Пока она смеялась, я испугался. Вдруг у меня под носом всегда сопли? И Она это видит?! Вот позорище! Я был унижен. Я до сих пор унижен.
Я грелся котлетой и чаем у них на кухне, когда пришла Она.
– Не буду вам мешать, – сказала Она.
– Ты нам не мешаешь, – воскликнула Лизка, а я промолчал. Был в ступоре. Как обычно. И Она ушла, решив, что мешает мне. Придурок!
Я дал себе кулаком по физии и пошел к отцу. Он таращился в монитор на облака.
– Готовишься к встрече с Лизой по-научному? – насмешливо спросил я. Он втянул голову в плечи, а потом развернулся ко мне.
– А ты почему без стука?
– У нас это не модно, – вредно сказал я.
– Пора менять моду. – Он сощурил глаза.
– Пора, – согласился я. – Надо охватить и маму. Я хочу, чтобы она тоже была на гребне.
Отец молча отвернулся к монитору. Я ушел, выиграв одно очко. Это лучше, чем ничего.
Мила
Меня заманила к себе Бухарина. Я не хотела к ней идти. Ее личная жизнь плохо действовала на мою. Но она заклеймила меня именем Иуды. И мне пришлось тащиться. Кому хочется числиться Иудой?
У Бухариной был странный вид, счастливый и виноватый одновременно. Это было интересно и заманчиво. Очень!
– Раскалывайся! – велела я.
– Я изменила мужу, – созналась она.
– В смысле? – поразилась я.
Бухарина была не замужем. Уже полгода. И несмотря на это, продолжала мыслить стереотипами.
– С Савельевым.
– С Савельевым? – Я потеряла дар речи.
– Думаешь, это глупо? Перепих по диагонали? – смущенно улыбнулась Бухарина, глядя в стол.
Оказывается, Бухарина не мыслила стереотипами. Она вышивала крестиком по диагонали. Это был высший пилотаж! Таких, как она, после разводов раз-два и обчелся.
– Высший класс! – воскликнула я.
Бухарина раскраснелась как маков цвет. Еще бы! Самая искренняя похвала – это похвала от зависти. Точно!
– Как ты его заманила?
– Он сам пришел. Но это не важно. Важно было, смогу я с другим мужчиной или нет?
Бухарина сделала паузу. Могла и не делать. По ее лицу все было ясно.
– Я смогла! – торжествующе рассмеялась она. – Запросто!
– А он? – вредно спросила я.
– Тормоз! – разозлилась Бухарина. – Само собой!
Казус в том, что женщина может всегда, а мужчина – нет. Женщина может не хотеть, но может мочь. А мужчина может только при наличии двух условий – хотеть и мочь. Но самое печальное бывает тогда, когда мужчина хочет, но не может. Это все равно, что мечтать выйти замуж за олигарха, живя и работая в Урюпинске. Другими словами, мужчина – создание нежное, его обижать нельзя. Потому мой вопрос был закономерным. Савельева обидела жена, уйдя к Троцкому. Савельев мог мочь, а мог и не мочь. Хотя этот вопрос я могла и не задавать. Все было заранее ясно, принимая во внимание выражение лица Бухариной. Та прочла мои мысли и захихикала.
– Что-то еще?
– Да! – давясь от смеха, воскликнула она. – Троцкий явился ко мне во время адюльтера с Савельевым. Вообрази!
– О!
– Савельев только закурил, и тут раздался звонок в дверь. Меня подбросило над кроватью. От неожиданности. И от страха. Я испугалась, что меня застукают в постели с другим мужчиной.
С ума сойти! Бухарина боялась изменить мужу, который не просто изменял ей – он с ней развелся полгода как!
– А дальше что? – Я изнемогала от любопытства.
– Савельев просил не открывать. А я натянула одеяло на голову и услышала, как щелкнул входной замок. Это был конец! Собственно, это было последнее, о чем я подумала.
– Рита! Рита! Открой! – Бухарину звал голос ее бывшего мужа.
– И в его голосе была тревога! – торжествующе крикнула Бухарина. – Он дергал и дергал дверь, она ходила ходуном вместе с железным лязгом. А я хихикала под одеялом, сотрясаясь всем телом так, что тряслась кровать с Савельевым вместе.
Вот это да! Неверный бывший муж Бухариной был озабочен тем, как бы с ней чего не случилось. Он рвался помочь и не мог ничего поделать, потому что на дверь она накинула цепочку. Совершенно машинально! Ее неверный бывший муж раздирал цепочку и рвался к ней третьим лишним!
– Со смеху умереть! – хохотала я.
– Я дверь взломаю! – кричал Троцкий. – Рита, что с тобой?
Муж Савельевой стал натягивать брюки.
– Куда? – зашипела Бухарина. – Только посмей меня позорить!
– Лучше открыть.
Савельев встал с кровати. Бухарина посмотрела на его руки, они были сжаты в кулак. Тогда Бухарина вцепилась Савельеву в брюки.
– Сесть! Хочешь, чтобы нас обхохотал весь город? Сесть, я говорю! – шепотом рычала она.
Савельев тихо выругался и сел, Бухарина, путаясь в рукавах, еле надела халат и вышла в прихожую. В дверной щели она увидела глаз. Один-единственный. Круглый-круглый. Бешеный-бешеный. И ее вновь разобрал смех. Бухарина захохотала и поползла по стене вниз.
– Ты что? Напилась? – грозно спросил ее круглый глаз.
Бухарина кивнула, потому что говорить не могла. Она была занята. Хохотала.
– Идиотка! – рявкнул круглый глаз. – Я чуть с ума не сошел! Дура несчастная!
Бухарина снова кивнула и захохотала. Она хохотала и сейчас. Как ненормальная. А у меня не было слов. Бухарина была счастливой дурой, от которой ушел один муж и тут же пришел другой. Вдумайтесь! Коловращение чужих мужей в природе. Умереть, не встать!
– Ты помнишь о собственном муже? – спросила Бухарина, и я отвлеклась от мыслей о ней.
– Конечно, – удивилась я.
– Как о мужчине, – раздельно произнесла Бухарина.
– Конечно, – я отчеканила букву «ч». Что за бесцеремонные вопросы?
– Когда у вас был последний секс? – пытала Бухарина.
– Ха! Недавно мы тряхнули стариной. – Я вдруг засмущалась как маленькая.
– Вы не должны трясти стариной! – Голос Бухариной взвился до небес. – Вы должны трясти кровать! – и Бухарина в исступлении зарычала: – Рррегулярррно!
– Чушь! – оскорбилась я. Нечего лезть мне под одеяло третьим лишним!
– Я тоже так думала, – мрачно сказала Бухарина. – А этти так не думают.
Слово «эти» в словарном запасе Бухариной теперь означает мужчин, а удвоенная буква «т», произнесенная с двойным ударением, призвана оттенить период ее глобального презрения к «эттим».
– После развода я не могла вспомнить, когда мы с Троцким последний раз занимались любовью. Почти всю жизнь проходили, взявшись за руки, как пионеры. Мне этого было достаточно. Как оказалось, ему нет! – Бухарина смачно выругалась. – Я вдруг поняла очевидный жизненный казус. Я все купила и подарила своему мужу. Так получилось по ходу жизни. Даже не помню, покупал ли он себе какие-нибудь вещи. Знаешь, в чем именно жизненный казус?
