Макс Нарышкин - Privatизерша
— Кто? — уточнил Лещенко.
— Верховный Совет! — кто… Они все ушли в отпуск. И Боря быстро подмахнул указец. Короче говоря, если в месячный срок указ не опротестовывается со стороны Верховного Совета, то принимает силу закона… Так и вышло. У Бори вообще много чего в последнее время выходит. Ему бы поменьше с мостов сигать и ножницами типа себя закалывать, так вообще цены бы не было… Короче, если бы эта свора недоумков сидела на рабочих местах, план Рыжего хер бы прошел. — Выпив, Аркаша уложил в рот прогибающийся от икры прозрачный ломтик хлеба ресторанной нарезки. — Но эти парни укатили со своими отпрысками и благоверными на курорты, а Филя сделал вид, что не заметил происшедшего.
Речь из Аркашиных уст лилась о Филатове, исполнявшем обязанности председателя ВС — эта кличка в кулуарах Белого дома была известна всем.
— Он тупо сделал вид, не за просто так, конечно, что не заметил ельцинского указа. Понятно, да? Ну, не заметил ельцинского указа! Ха-ха! Вы представляете, каких долбоебов мы на ответственных постах держим? Ха-ха!.. Президент указ подписал, а он не заметил… Короче, эта кодла, вернувшись загорелой и поджарой, узнала о существовании плана приватизации всея Руси только тогда, когда срок опротестования истек, и сговор ЕБНа, Рыжего и Фили был констатирован как факт.
Решив, что мальчики наговорились, девочки приступили к исполнению ритуала. Полезли на колени мальчикам. Соображая, как отвертеться от соития, которое намечалось со всею очевидностью, Артур встал и направился в мужской туалет. По дороге осмотрел место боя. Завернув на краю бассейна одну из блондинок в три погибели, Лещенко тщетно пытался найти в ней так необходимое ему отверстие. Оргия, ничем не отличающаяся для бывшего коммуниста Аркаши, а ныне члена команды председателя правительства и бывшего руководителя комсомола, а ныне — президента банка «Инкомрос», вступила в фазу логического продолжения.
Артур зашел в уборную, прикрыл дверь и прислонился горячей спиной к ледяному мрамору стены. Хотелось обжигающего холодом «Тархуна» из 80-х, еще не отдающего химией и не вызывающего икоты, душа и постели…
Помощник писателя Яковенко первое время смущался, делал вид, что не замечает, как на диване в полуметре от него скачет на вице-президенте красивая девка. Но потом осмелел и стал за этим внимательно наблюдать. Его глаза, украшенные очками в роговой оправе, то поднимались вверх, то опускались вниз, он слушал приятные уху звуки — хлопки человеческих влажных тел и не отрывал взгляда от грудей девки, то взлетавших над ее плечами, то хлопающих «вицера» по лицу. Ему хотелось, но он не был комсомольским вожаком и потому не знал, как войти в проститутку без разговора о Плутархе. Помощь ему была оказана немедленно. Девочка лет восемнадцати на вид взяла его за руку и повела куда-то, он не знал куда. Но идти с ней был готов на край света, и даже за него. Его ни разу в жизни не вела на соитие красивая девушка. Просто так, взяв за руку. В прохладной комнате для переодевания, проще — в раздевалке, она без слов легла на застеленную простыней скамью и раздвинула ноги…
Артур недолго оставался один. Минут двадцать, а именно столько, по его мнению, должен был длиться перерыв в разговоре, ради которого он и прибыл, Артур рассчитывал просидеть в уборной и немного прийти в себя после выпивки. Виски было настоящим. Било в голову и ноги без лишних прелюдий. И держалось в желудке не в пример армянскому коньяку — не просилось наружу и не точило, как наждаком, глотку. Но не прошло и трех минут, как в туалет, мягко ступая, вошла та, которая весь вечер смотрела на него, не отрывая глаз. В нем еще проскочила смешинка — уж не влюбилась ли?
Привычно встав на колени, она уже взялась было за отвороты простыни, как он шагнул назад. Отступил, и тут же поймал ее изумленный взгляд.
— Ты болен? У меня есть презерватив…
— Нет, я здоров. Я очень здоров… — Он чувствовал, что говорит глупость, но ничего умнее на язык не попадало. — Я просто не хочу.
— Правда? — игриво сказала она и сунула руку под простыню. — Что-то незаметно, что ты не хочешь…
«А что, если?..» — пронеслось в его голове.
Судорога пробежала по его лицу. Он хотел, он очень хотел… Проклятый вискарь рубанул все ответственные связи и расслабил его.
Он почувствовал ее мягкие губы внизу живота, конвульсивно подал ей сигнал готовности, и тут же, как в пьяном сне, услышал:
«Любви обиды переносим мы трудней, чем яд открытого раздора…»
Отшатнувшись, он отошел от нее и снова прижался к стене.
— Не сейчас… Уйди, ладно? Славная девочка, мы с тобой как-нибудь потом, все дела… но не сейчас, ладно?
Закатив глаза и скривив от непонимания рот, она поднялась с колен и молча вышла из туалета.
Он прижался лбом к стене и подумал: «То, что сейчас произошло, это измена или нет? Если бы вот так кто-нибудь в Риту… но не до конца… Об этом нужно забыть. Сейчас. Навсегда».
Выйдя из уборной, он направился к столу.
В кресле, слегка прикрыв чресла простыней, сидел Лещенко. В таком состоянии перед Артуром он не представал ни разу. Обрюзгшее лицо и свисающие с него брыли свекольного цвета, вспухшие брови и острый, предынфарктный взгляд — любовь с двадцатилетней девочкой при температуре напитка в +40 и сауны в +90 не дается без труда, если тебе пятьдесят шесть. Некоторые, говорят, выдерживают обстановку и покруче, но Лещенко не был ни Хью Хэфнером, ни Степаном Разиным. Он имел такой вид, что Артуру хотелось разжать его челюсти, поднять огромный, хоть продавай, язык, и положить под него шайбу валидола. Его девица уже купалась в бассейне, подмывалась, надо полагать, и Артур дал себе зарок не спускаться в этот бассейн, даже если нужно будет укрыться от внезапной вспышки пламени.
Лещенко сидел напротив Яковенко, разговор продолжался. Где-то там, в раздевалке, раздавались крики, среди которых можно было отчетливо разобрать: «Бля, хорошо-то как!.. Хорошо-то как, бля!!» Покривив уголки губ и посмотрев на одного из главных авторов новой жизни, Артур невзначай подумал о том, что фон для темы самый подходящий.
Усаживаясь в кресло и протягивая руку к бутылке, от которой теперь не намерен был отрываться, он успел подумать и о том, что еще немного, еще пара перерывов, и его вырвет прямо на этот стол, в бассейн, на голову шлюхи, сидящей перед Яковенко…
— Я вот что скажу, товарищи… — обстановка позволяла Аркаше ностальгировать и забывать о новых правилах обращения к присутствующим. — Ваучеры в России были обезличенными, а не именными, поэтому многие граждане продали их за бесценок и остались ни с чем. Мы разведем эту тему, и выведем новое поколение ответственных за судьбу страны людей…
Взяв проститутку за волосы, он уверенным движением склонил ее голову к своему паху. Она стала послушно тыкаться лицом в волосатое брюхо бывшего парторга. С подбородка ее капала слюна, она издавала какие-то неестественные всхрапы. Чуев наливал в стакан виски, оно уже лилось через край на скатерть, но Артур не мог заставить себя оторвать взгляда от этого омерзительного зрелища.
— Но и ошибки есть, есть, ребята… — Дотянувшись свободной рукой до бутылки «Миллер», Аркаша стал сливать содержимое в глотку, как в воронку. — Начинать приватизацию надо было не с колоссов, а с мелочовки. Кооперативных лавочек, магазинчиков, этих мини-маркетов долбаных… Ты что-то плохо стараешься, красавица… В первую очередь нужно было создать массовый средний класс, а уж из него потом постепенно выращивать крупную буржуазию. У нас же получилось наоборот, поэтому средний класс не сформирован до сих пор. Но я вам скажу, что в этой ошибке и заключается Толина фишка. Не пройдет и пять лет, как в стране появятся несколько тысяч человек. Которые и предопределят будущее России. И мы будем с вами в их числе, ребята!
— Уберите от меня этого извращенца!
Вопль заставил всех оторваться от интересного общения и развернуться в сторону раздевалки. Воспользовавшись моментом, Артур шагнул к проститутке, с трудом оторвал ее от Яковенко и толкнул к барахтающимся в воде девушкам.
— Сука, чего захотел!.. Да лучше меня вчетвером сразу, чем такое!..
Из раздевалки вырвался, плохо, видимо, соображая, где находится, автор бестселлера. Волосы на его голове стояли дыбом, зубы его были оскалены, а посреди его щуплой, впалой фигуры, покрытой узлами суставов и штакетником ребер, торчал огромный, невиданных размеров предмет мужского обаяния…
— Пресвятая Богородица, — пробормотал набожный Яковенко. — А Толик еще сомневался, что этому парню все по плечу…
Они выпили еще, писатель был отправлен в парилку для охлаждения, и наконец-то Артур услышал то, что ожидал услышать быстрее, чем голову его окончательно застит туман:
— Приватизацией сможем воспользоваться только мы, только мы, товарищи… Именно нас связывают особые отношения с командой и президентом. Мы можем запросто пользоваться инсайдерской информацией и откатывать за это малую толику своим партерам. — У Аркаши вдруг остекленел взгляд, и он расхохотался. — Как это я сказал, а?! Малую — Толику! В общем, чин-чин, мальчишки, и начинаем работать!..
