Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника
– Не откажусь, – говорит ректор серьезным тоном. Бочков при этом недобро усмехается, очевидно, усматривая в происходящем сплошной подхалимаж.
– Тогда отлично! – я даже мысленно подпрыгиваю на месте. – Понимаете, я ведь сам-то занимаюсь не философией, а системными исследованиями. Есть такой закон рекордной универсальности – закон Ципфа-Парето. Описывает абсолютно разные вещи. В его формуле показатель степени для распределения богатства и гравитационной плотности звездных систем один и тот же. А Роджер Пенроуз – это известный математик – утверждает, что в процессе мышления напрямую задействована гравитация. Вот я и подумал: если Циолковский писал, что гравитация способна блокировать действие второго закона, делая энтропию нулевой, то, значит, Пенроуз скорее всего прав, ведь мышление как раз безэнтропийно. И обеспечивается это гравитацией. А закон Парето это косвенно подтверждает…
– ….Ладно-ладно! – почти одновременно прерывают меня Бочков и ректор. Последний при этом с улыбкой произносит напоследок:
– Можете принести эту книгу, я почитаю.
Прохоров и мой непосредственный начальник на всех парах начинают мчаться к В-корпусу. «Потом договорим!» – на ходу машет мне рукой Бочков. «До свидания!» – выпаливаю я вслед им обоим. Ответа не получаю, но меня это нисколько не расстраивает. Мне уже оказано внимание, и я этому рад.
Последовавшая за презентацией нового шефа летняя сессия оказалась настолько успешной, что я смог на заработанное три раза слетать в Европу, – причем не в какие-нибудь дешевые, хоть и красивые, страны типа Чехии, а в дорогие вроде Португалии и Франции, – и один раз из этих трех еще вывезти туда свою избранницу. Лафа повторилась и в зимнюю сессию «Две тысячи девять». Жизнь мне казалась прекрасной как никогда. И вот после всего этого я начинаю видеть шефа только в плохом настроении. Он разговаривает со мной медленно и негромко при его холерическом темпераменте; почти без мата, обилие которого у него является признаком если не доверия, то хотя бы того, что он считает нужным демонстрировать это самое доверие. А недавно он начал обращаться ко мне на «вы». Мои отношения с ним не просто испортились – самих отношений-то практически не осталось, и я гадал, чем это могло быть вызвано. Тем, что к нему приходили трое моих задолжников, которые принципиально отказывались мне платить, а сами сдать не могли ввиду отсутствия необходимого объема оперативной памяти в голове? Вряд ли: он и раньше понимал, и даже знал наверняка, что у меня мало кто получает зачет или экзамен бесплатно. Не потому, что я такой ужасный монстр, а потому, что самим нашим учащимся тинейджерам так проще – отдал немного «мани», и никаких проблем. Так или иначе, но его настроение ничего хорошего мне не сулило. Оно означало лишь то, что он не позволит мне на этот раз просто так, запросто собрать со студентов деньги, пообещав им беспроблемную сдачу. Тем более, в условиях, когда нас строго обязали принимать экзамены не поодиночке, а парами, это грозило тем, что в комиссию со мной будет назначена какая-нибудь Ягирова, которая уже однажды чуть не испортила мне малину. И рядовая, казалось бы, формальность (обычно никто друг к другу на экзамены не ходит, а просто подписывает, не глядя, ведомости, а если нет того, кто к тебе назначен, всегда можно подписать у кого-нибудь другого) могла обернуться реальным присутствием человека, который будет топить всех моих липовых отличников и отличниц направо и налево. Что и вынудило меня опять заняться ремеслом, которое, как мне казалось, я уже безвозвратно оставил в прошлом – рейдерством на различных кафедрах нашего отнюдь не маленького вуза в интересах заинтересованных студенческих лиц.
В подтверждение моих подозрений ближайший помощник Бочкова – Руслан Трофимов, который отвечает на кафедре за распределение учебной нагрузки, в том числе и за график взаимного присутствия на сессии, теперь, в самый канун хлебной жатвы, тоже начал мне «выкать». Хотя до этого, конечно, был со мной только на «ты» и при встрече улыбался первым. Держит нос по ветру, одним словом. Шеф на «вы» – значит, и он тоже.
Поэтому мне и нельзя сейчас рассчитывать на сбор денежных средств с голодающего студенческого населения. По крайней мере, только на него. Надо поработать и по частным заказам: пришел – захватил внимание нужного человека – поставил оценку страждущему балбесу. В общем, побыть какое-то время вузовским пиратом.
Заперев аудиторию Д-406, я прохожу по коридору четвертого этажа, то и дело слыша с разных сторон «Здрасте!» Я даже не пытаюсь определить, кто именно со мной здоровается – просто отвечаю всем аналогично «на автомате». Спускаюсь на первый этаж, но прежде, чем сдать ключ на вахту и отправиться по своим враждебно-захватническим делам, заскакиваю в сортир.
В туалете и нашего, и всех остальных корпусов по сравнению с вузовскими уборными времен моей юности непривычно чистые стены. В том смысле, что на них практически нет надписей, как раньше – стишков или «разводок» типа «Посмотри налево», «Посмотри направо». Иногда эти письмена оказывались весьма изобретательными. Я до сих пор помню вид начертанной в кабинке поэмы «Садко», из которой мне врезался в память кусок про то, что «Садко разделся догола, и с корабля – бултых! Мелькнула жопа с яйцами, и океан затих». Впрочем, зачем сейчас это, если появилось новое могучее средство – Интернет? Где можно вдоволь испражняться на стенах электронных – форумах, чатах и гостевых книгах – и даже создавать сайты единомышленников. Простор для творчества: от прозаического «Ах…еть аццки иблись мы с этими далбаёпками в суботу» до фундаментального «PIDAROV.NET».
Я справляю свои дела и иду на вахту. Сдав ключ, прохожу вертушку и, распахнув дверь, оказываюсь в моем, надо сказать, почти любимом внутреннем дворике. Чем-то он мне нравится, а чем именно, я даже толком объяснить себе не могу – не знаю. Некое приятное ощущение; какая-то душещипательная атмосфера, энергетика. Я не курю (пробовал – не понравилось – бросил), и поэтому, не теряя времени даром, сворачиваю налево, чтобы окольной тропой, идущей между деревьев, оказаться через минуту в Е-корпусе. В нём располагается кафедра экономики – первая из тех, на которую я получил заказ. И не от кого-нибудь, а от своей обожаемой Синельниковой Людмилы.
* * *Корпус «Е» – самый молодой из всех прочих в нашем вузе: ему еще нет и трех лет, в то время как университету недавно исполнилось пятьдесят. Он же – и самый презентабельный внешне, ультрамодный, одним словом – продвинутый. Как только здание было достроено, встал вопрос дележки мест, так как почти все начальство переехало туда. Вслед за руководством потянулась и кафедра экономики, до этого ютившаяся в нашем корпусе. В конечном итоге все гуманитарные кафедры остались у нас, и только экономисты отличились, выбив себе чуть ли не половину третьего этажа. Туда-то, на третий этаж, я и направляюсь. Едва я начинаю подниматься по лестнице, как почти в ту же секунду вижу сбегающую мне навстречу Наталью Александровну Пушистикову – начальницу отдела учебно-производственной практики. Наталья Александровна – воплощение образа бизнес-вумен, адаптированного к условиям высшего учебного заведения. Короткая стрижка и неизменные брюки плюс аксессуары по последней моде и дежурная голливудская улыбка являются её визитной карточкой все три года, которые я её знаю.
– Ой, Игорь Владиславович, здравствуйте, дорогой вы мой! – голосит она, улыбаясь так, как будто увидела не меня, а как минимум проректора.
– Здравствуйте, дорогая Наталья Александровна! Счастлив видеть вас, ибо! – в тон ей, радостно, как жених будущей тёще, отвечаю я.
– Ибо, ибо! – издает дробный смешок Пушистикова, давая понять, что про главного героя «Двенадцати стульев» она тоже помнит.
Мы по традиции расцеловываемся. Пушистикова делает это с удовольствием – по крайней мере, внешне. Есть такой тип бабёнок – несмотря на возраст за шестьдесят, жутко охочих до мужиков, и климакс им нипочём. По этой причине свои тайные желания они непроизвольно переносят на всех лиц мужского пола, особенно существенно моложе себя.
– Как ваши дела, Наталья Александровна? – интересуюсь я. В основном из вежливости, но отчасти и потому, что мне иногда приходится обращаться к ней из-за своих дипломников: подыскать им какое-нибудь предприятие, если они не могут найти его сами.
– Всё хорошо, а как ваши, Игорь Владиславович?
– Тоже неплохо, – вылетает из моих уст беззастенчивое лукавство. В действительности из-за перемены отношения ко мне Бочкова у меня почти полгода депрессивное состояние. Даже та квартира, которую я снимаю за семь тысяч в месяц специально для увеселительных встреч (не водить же к себе домой кого попало?!), сейчас простаивает.
– Но вид у вас не очень, – подмечает Пушистикова. – Бывали и лучше времена, да?
