Игорь Данилевский - Сессия: Дневник преподавателя-взяточника
«…Обо мне говорит!», – не без тайной радости думаю я. – «Пустяк, а приятно!»
– …Если ко мне есть вопросы, я готов на них ответить.
В нашей тесноватой, как и все помещения Д-корпуса, комнате воцаряется молчание. Его нарушает излишне тонкий по среднестатистическим меркам мужской физиологии голос Сергея Петровича Мигунова:
– Скажите, а зачем вам, человеку, как мы поняли, весьма успешному, приходить на должность, требующую постоянной кропотливой работы? Отвечать за подготовку кафедры в такой непростой, как вы сами и говорили, обстановке? Что это – альтруизм? Амбиции?
«Конечно, Мигунов, математик по образованию, с присущим точникам логически четким мышлением задал самый главный вопрос, из серии «не в бровь, а в глаз», который крутится сейчас в голове каждого», – думаю я. – «Но зачем он рискует? Такие вопросы никому не нравятся, и это наверняка ударит по бизнесу, который Мигунов имеет уже два года. Если бы работал, как раньше, за одну зарплату, тогда еще ладно, а сейчас, при его стотысячных оборотах на студенческой массе, вылезать на амбразуру? Зря, зря! Может, хочет человек себя местным Соросом чувствовать – тебе-то что?!»
Реакция Бочкова – не просто быстрая, а мгновенная:
– Во-первых, – начинает он сразу громко и почти патетично, – каждый имеет право на реализацию таких своих потребностей, которые не связаны с сиюминутными интересами, а нацелены на реализацию, я бы сказал, интеллектуально-творческого потенциала. А, во-вторых, даже если это и амбиции, если они идут на пользу университету, на пользу учебному и научному процессам… (Патетические нотки в его голосе достигают своей кульминации) – … я приветствую такие амбиции!
По реакции присутствующих видно, что ответ понравился всем, а Мигунова он просто «уел».
– Но мы вас здесь хотя бы иногда видеть будем? – своим высоким, с хрипотцой, голосом спрашивает Мандиева.
Мандиева – зам Дулкановой по учебно-методической работе и ее близкая подруга. Подобно тому, как некоторые женщины, называющие себя феминистками, гордятся своей независимостью, Мандиева гордится своей неподкупностью – по сути, мифической, конечно. Просто ее муж – прораб на стройке, и благодаря этой должности сумел набашлять столько, что хватило на коттедж. Потом они вдвоем решили его продать, купить квартиру и нехилую разницу положить на счет в банке. Это и является материальным базисом того, что она получает гораздо большее удовольствие от процесса пытки студентов, вынужденных запоминать слово в слово ее лекции, чем от процесса сбора с них хотя бы по пятисотке «за то, чтобы не мучиться», как это делают многие. Хотя по ее мелкому ехидному смеху и поросячьим глазкам, конечно, видно, что она совсем не прочь взять что-нибудь с народа, кроме бисквитных тортиков, но не все знают про ее надежно обеспеченный материально тыл, умело маскируемый совершенно колхозными нарядами – платьями и кофтами, которые, наверное, носили еще в эпоху коллективизации, и многие из тех, кто привыкли покупать оценки в самый последний момент, на этом обжигаются. Говорят, что каждый человек похож на какое-нибудь животное. Мандиева, если кого-то и может напоминать, то только раздувшуюся до неприличия свинью. Если бы можно было безболезненно выпустить из нее весь жир и превратить его в дизельное топливо, этого бы хватило, чтобы отапливать ее бывший коттедж в течение месяца. Потому и ее странную смесь высокого тембра и хрипотцы я лично воспринимаю не иначе как хрюканье матерой свиноматки.
– Вы не просто иногда будете меня здесь видеть. Я еще успею вам надоесть, уверяю вас, – скривив губу, отвечает ей Бочков.
Тут свой голос подает Ягирова. Неформально она – «Номер два» в нашем зверинце. Не потому что ходит в подругах у Дулкановой (скорее, наоборот), а потому, что ее покойный ныне супруг был долгое время заведующим одной из кафедр. Еще эта истеричка пенсионного возраста выполняет какие-то работы по оценке интеллектуальной собственности для регионального Правительства (и как она, интересно, может их выполнять, если у нее самой в голове интеллектуальной собственности не хватает?), работает на нашей кафедре с момента ее основания, и тэ дэ, и тэ пэ.
– А каким образом вы собираетесь существенно улучшить научную работу?
– Я открыл одиннадцать советов по экономике в разных вузах, и не только у нас в Волго-Камске… – начинает Бочков.
– …Ого! – перебивает его громким возгласом Жданов – обладатель фамилии, прославленной в наши дни сериалом «Не родись красивой», бывший бизнесмен и один из самых гнилых типов, которых мне приходилось видеть в жизни. Но, как это часто бывает с гнилыми типами, одновременно он – товарищ с бесспорно высоким коэффициентом интеллекта, что заметно без всяких тестов, и на редкость добротным желчным юмором. Не в силах сдержать себя, он и на этот раз подает ехидную реплику. – Что, уже на поток дело поставлено?
Бочков сжимает скулы, играет несколько раз желваками и на секунду поворачивает голову в противоположную от Жданова сторону. Невербальный сигнал – «Как вы мне все надоели – мухи, шавки! Чего на слона тявкаете?» – послан.
– И сделаю то же самое здесь. Тем более, что в преддверии аттестации нам это совсем даже не помешает.
– А как именно вы собираетесь это сделать в непрофильном, в общем-то, вузе? – задает, что весьма удивительно, резонный вопрос Ягирова. Но Бочков вновь не теряется ни на секунду.
– Практика показывает, что данное предприятие – это во многом инициатива одного заинтересованного лица. Вот, пожалуйста, пример перед вами! – с этими словами он плавным жестом руки показывает на Махмутова. – Уважаемый мной человек, который смог открыть в техническом унииверситете совет по политологии и специальности пиара и юриспруденции…
При этих словах Бочкова я тут же вспоминаю наш с ним первый и пока единственный разговор в его офисе. Знал бы Махмутов, что именно там о его детищах говорилось! Я прилагаю некоторое усилие, чтобы сдержать смех.
– …Так что данный аспект лежит лишь в организационной плоскости.
Допрос с пристрастием продолжается еще минут пять. Но вот наш декан – видимо, уставший выслушивать выпендреж ближайших помощниц Дулкановой и дам, имеющих независимое положение в силу семейственных связей, вновь поднимается с места и, как истинный демократ, отрубает:
– Так, коллеги: я думаю, достаточно вопросов! У меня к вам будет только одна настоятельная просьба: во избежание возможных пересудов и недомолвок голосование по кандидатуре Виталия Владимировича провести в открытом режиме. Кто за данное предложение, прошу голосовать…
Именно в таких случаях говорят: «Наступила гробовая тишина». Когда кто-то поглядывает на соседей, выжидая, пока не взметнется вверх чья-нибудь пятерня и можно будет безбоязненно присоединиться, а кто-то увлеченно рассматривает складки на собственной одежде или трещины на давно не подвергавшихся ремонту стенах. Впрочем, это продолжается совсем недолго. Потому что я поднимаю руку. Вслед за мной это делают все. Махмутов и Прохоров смотрят на меня с удивлением.
– Хорошо, – взглянув на меня еще раз, удовлетворенно произносит Махмутов. – А теперь – кто за предложение избрать Бочкова Виталия Владимировича заведующим кафедрой маркетинга и управления?
На этот раз ситуация повторяется, только в ускоренном темпе. Ни я, ни остальные время уже не тянут.
– Спасибо, коллеги! – Махмутов сначала окидывает всех нас взглядом, потом на секунду поворачивается к ректору. – Мы с Юрием Анатольевичем на этом заканчиваем и покидаем вас на сегодня, а Виталию Владимировичу вы еще можете задать свои вопросы, если у кого-то они остались…
Через десять минут Бочков, избавившийся от осаждавших его любителей пообщаться с руководством, уже одетый в демисезонную куртку, быстрым темпом направляется вниз по лестнице. Мне даже приходится ускорить шаг, чтобы успеть его догнать.
– Поздравляю вас, Виталий Владимирович! Здравствуйте, кстати: я чё-то как-то пролетел мимо вас вначале, не заметил совсем!
– Привет! – протягивает он для пожатия свою пухлую ладонь. – Ну, что скажешь?
«Упс!» – думаю. – Уже “Привет!”, а не “Здравствуйте!” Это хороший знак!»
– Как впечатление? – задаю я, в общем-то, излишний вопрос.
– Ага!
– Вы просто сразили всех наповал!
– Ну, значит, начало есть, а конец будет, – уверенно произносит Бочков.
«Да уж! Никто и не сомневается!»
– Принес вот новую статью два дня назад Венере, – обороняю я как бы между прочим тактически важную сейчас фразу. Надо создать у него иллюзию, будто я собираюсь регулярно платить по шесть тысяч в его журнал. – Там речь идет о новейшем – на самом деле новейшем – направлении в экономических исследованиях: применении физических понятий к анализу фондовых рынков, инфляции и тому подобное. Мне кажется, что еще несколько таких публикаций, и меня вполне можно будет считать главным эконофизиком в городе.
