Николь Розен - Две недели в июле
Он прижимает ее к себе, убирает с ее лба выбившуюся из прически прядь волос. Она замирает на это краткое мгновение.
— Естественно, что она немного стесняется. Она ведь у тебя в доме. И это ты ее принимаешь. Ты тоже с ней не разговариваешь, я это заметил. Прошу тебя, Бланш. Сделай это для меня. Сделай так, чтобы Клер чувствовала себя как дома. Не отталкивай ее. Ты увидишь, вы обязательно поладите.
— Значит, это так важно?
Она произнесла это умоляющим голосом.
Он отодвинулся от нее и ответил довольно торжественно:
— Конечно. Если бы это было не так, я бы не привез ее сюда, не стал бы вам навязывать ее присутствие на эти две недели. Ты же знаешь, я никогда раньше этого не делал с остальными, потому что понимал, что те отношения не имели большого значения. На этот раз все иначе. С ней мне действительно хочется что-то создать. Впервые за пятнадцать лет. Я сам удивлен. Это будет трудно, сама понимаешь почему. Но я хочу все сделать для этого. И мне надо, чтобы ты мне помогла.
Чтобы все не рухнуло, Бланш ухватилась за последнюю фразу. Значит, она ему еще нужна. Но когда они подошли к дому, она быстро поднялась к себе в комнату. Ей трудно было дышать. Она бросилась на кровать и разрыдалась. То, чего она так опасалась, теперь происходило, прямо на ее глазах. Марк уходит к другой. И это не просто любовное приключение сродни тем, что у него были прежде. Когда это не было серьезным, она могла это переносить, хотя и чувствовала иногда ревность к тем, кто делил с ним постель. На этот раз все по-иному. Здесь любовь, планы на будущее. И у нее кружится голова, когда она думает о будущем.
Что будет, если они все же будут жить вместе? Она пытается представить себе будущее, если Клер переедет в их город. Они будут жить в его квартире. С ее детьми. Он сказал, что одному мальчику тринадцать, а другому двенадцать лет, они еще подростки. Будет новая семья. И она, Бланш, не будет уже единственной женщиной, которой он может довериться, у кого может попросить совета и поддержки. Все свои дни, вечера и ночи он будет проводить с другой. Клер, конечно, захочет, чтобы он отошел от нее, захочет иметь его только для себя. А ей каждый день придется наблюдать за их счастьем, но издалека. Она будет отодвинута в сторону, обращена в ничто. Счастье, в котором для нее не будет места. Или, что еще хуже, он уедет в Париж, и она потеряет его совсем. Будет видеть только летом, на каникулах. Да и то… Захочет ли он приезжать в Бастиду?
В этот момент в комнату вошел Клеман.
— Что с тобой? Ты плохо себя чувствуешь?
Она говорит, что у нее приступ мигрени, которой она действительно подвержена. Он суетится, спускается в кухню, чтобы принести стакан воды и лекарства. Когда он возвращается, она уже взяла себя в руки.
— Что ты думаешь о Клер? — спрашивает она Клемана, проглотив все же таблетку, которая ей сейчас не нужна. Но, может быть, лекарство поможет заглушить другую боль, которую она сейчас испытывает.
Он пожимает плечами.
— Ничего особенного. Что я должен о ней думать? Очень обычная. Хорошенькая, и ничего больше.
— А почему Марк привез ее сюда? Он делает это впервые. Он с тобой об этом говорил?
Клеман опять пожимает плечами, и это ее раздражает.
— Нет, ничего особенного он мне не говорил. Может, она свободна только в это время, а он, ты же знаешь, проводит отпуск только с нами.
— Я все же думаю, что он влюблен больше, чем обычно, и как бы он не наделал глупостей.
— Я вижу, что ты нервничаешь. Ты же знаешь Марка. Он способен на все, когда какая-то женщина его зацепит. А эта уж точно зацепила. Вчера днем я проходил мимо их комнаты, и… из-за двери такое слышалось…
Ей хочется дать ему пощечину.
— Ты что, ничего не понимаешь? Он мне сказал! Он мне сказал, что любит ее!
Это совсем другое. Он ее любит. Он сам мне это сказал!
Слезы снова катятся у нее из глаз. Клеман огорченно кивает и протягивает платок.
— Ну и что? Что тут такого? Моя бедная Бланш, ты совсем сошла с ума! Что за трагедия? Подожди несколько дней, сама увидишь, как он ее любит, когда пройдет первый запал! Марк не может привязаться к женщине, он нам все время это повторял. Да мы и сами видели. Вспомни Ирен… Хватит, перестань плакать! Уж очень ты чувствительная.
Она смотрит, как он спокойно усаживается за свой стол, заваленный книгами и бумагами. Он уже равнодушен, отключился от ее переживаний. Она же остается в нерешительности. Воспоминания об Ирен пронзили ее стрелой. Да, конечно, Ирен… Ей уже давно удалось если не забыть — забыть она не может, ведь это часть ее жизни, их жизни, — то отодвинуть ее в такой дальний угол своей памяти, что она как будто исчезла вместе с горем, которое принесла. И вот ее имя всплывает снова, и она злится за это на Клемана. Зачем он снова произнес это имя?
Она чувствует, что теперь все время будет наблюдать за Клер, особенно когда та будет с Марком. Малейший их жест, взгляд будут напоминать ей о том времени, означать опасность. Клер не должна стать новой Ирен. Она, Бланш, этого не допустит.
Сегодня девятнадцатое. Еще десять дней терпеть эту муку.
6
Мелани
Она решила не уезжать раньше. Она просто не в состоянии этого сделать. Непонятным образом дом поглотил ее, опутал, как паук паутиной. Ничего не поделаешь, придется набраться терпения и ждать, что пройдет время. Но время не проходит. Оно бесконечно тянется, час за часом. И она не знает, чем бы заняться, чтобы перестать страдать. Ничто не может отвлечь ее по-настоящему, заполнить пустоту, заменить отсутствие Антуана. Она все же, как могла, организовала свой день. Встает к полудню, сразу же берет какую-нибудь еду и уходит в сад. Там у нее есть укромное местечко, только ее. Она устроила его себе, когда еще девочкой проводила здесь каникулы. Чудесным образом скрытое от всех место, у подножия голубого кедра, окруженное зарослями лавра и кипариса. Никому не придет в голову заглянуть в эти заросли. Даже Луи отказался заниматься этим участком сада. Чтобы проникнуть туда, надо знать еле приметную тропинку, на которую надо свернуть, да еще не оцарапаться о колючий кустарник. Это ее тайный уголок, ее хижина. В детстве она часами играла здесь с куклами. Сейчас она укрывается здесь каждый день и остается до вечера. Она пытается не думать об Антуане. И все же думает о нем все время. Она читает, пишет дневник, спит, слушает музыку. Меланхоличную музыку, от которой сжимается сердце. Майлз Дэвис, Шер Бейкер, Кейт Джарретт…
Это Николя приучил ее к джазу. В ее семье ценится только классика. Мелани не против классической музыки, иногда она ей тоже очень нравится, но у них в Бастиде это принимает прямо-таки религиозный характер и становится гротескным. Все собираются вокруг Бланш, слушают с проникновенными лицами, как будто причащаются. Затем пускаются в восторженные комментарии, если, конечно, верховная жрица одобряет. Когда же ей не нравится исполнение, то это даже не обсуждается, она всегда права. Мелани не может участвовать в этой комедии.
В любом случае, она держится в стороне от других, насколько это возможно. Бланш, Клеман, Эмилия, Луи — у нее нет желания их видеть. С Марком ей еще хотелось бы поговорить, они давно не виделись, и ей его немного недостает. Но с самого приезда ей не удавалось побыть с ним вдвоем. Он поглощен своей новой приятельницей. Сегодня утром она попыталась это сделать. Она заметила, что Клер встает поздно, и решила опередить ее. Вышла во двор и издалека увидела, что его нет в мастерской. Бланш и Клеман сидели перед домом.
— Где Марк?
Бланш посмотрела на нее округлившимися глазами.
— Ты теперь зовешь своего отца Марк?
— Конечно. А как я должна его называть? Папочка? Папуля?
Бланш разомкнула губы, намереваясь ответить, но Клеман ее опередил:
— Ты не видишь, что она тебя дразнит?
У него голова кобры, подумала Мелани, а вслух сказала:
— Эй! Я здесь! Можно обращаться прямо ко мне!
Он будто не слышал, встал. Спросил у Бланш, идет ли она. Та приняла усталый вид, подняла глаза к небу — вы оба просто невозможны — и тоже встала.
Мелани направилась к своему укромному уголку и по дороге встретила Луи с его вечной собакой. Вот уж парочка! Никогда она не видела их по отдельности. Луи вызывает у нее беспокойство. У него багровый цвет лица, налитые кровью глаза, он пьет. От него разит вином. Она давно его знает. Еще когда это был дом дедушки и бабушки, и она приезжала к ним на лето, уже тогда Луи казался ей странным. У него что-то не срабатывает в голове, говорила бабушка. Но он добрый малый и хорошо следит за садом. Когда Мелани начала расти, а он, когда она проходила мимо, шлепал ее по заду, она уже не считала его добрым малым и всегда старалась обойти стороной.
— Ты не видел Марка? — спросила она, держась на расстоянии.
Не останавливаясь, даже не посмотрев на нее, Луи указал пальцем за дом. Она действительно нашла там отца. Он стоял на приставной лестнице и снимал с окна тяжелый ставень. А он крепкий для своего возраста, подумала она. Это же какая тяжесть, эти старые деревяшки. Она с беспокойством смотрела, как он осторожно спускается, держа на плече тяжелый предмет. Не дай бог, еще упадет, выполняя такие трюки. Он наконец спустился, весь красный и потный, прислонил ставень к стене и вытер пот со лба.
