Фазиль Искандер - Харлампо и Деспина
Что случилось с русскими, разводил руками кто-нибудь из чегемцев, какая порча на них нашла, что они своих матерей выставляют сторожить магазины?
Да они всегда такими были, находился какой-нибудь скептик.
Нет, качал головой кто-нибудь постарше, мы их помним совсем другими. Кто-то под них подкапывается…
Уж не эндурцы ли?…
Бедная старуха, бдительно следившая за этими непонятными ночными делегациями чегемцев, однажды не выдержала и засвистела в свисток, призывая милиционера.
Да у нее еще свистулька на шее! поразились чегемцы, нисколько не обеспокоенные ее призывным свистом, а еще более потрясенные количеством предметов, находящихся при старухе, несовместимых с обликом почтенной старой женщины: ружье, глазные стекла, свистулька.
Теперь свисти не свисти, сказал один из чегемцев, просвистели твою старость твои родственники с мужской стороны, чтоб я их оплакал.
Милиционер, явившийся на призывный свист, к своему несчастью, оказался абхазцем, и ему, вместо того чтобы водворять порядок, пришлось обороняться и от чегемцев, и от сторожихи.
За что ее так?! подступились к нему чегемцы. Она что сирота?!
Пытаясь объяснить причину, по которой старуху выставили сторожить магазин, милиционер сказал, что дело не в ее сиротстве, а в том, что новый закон теперь признал в городах равенство мужчин и женщин. Такое смехотворное равенство чегемцы никак не могли признать и удивлялись милиционеру, почему он, будучи облеченным властью и при оружии, признает такое глупое равенство.
С другой стороны, сторожиха пыталась узнать о причине любопытства чегемцев и требовала от милиционера решительных мер.
Они грабить не будут, успокаивал ее он, они просто никогда не видели сторожих, немножко дикие горцы.
Когда один из чегемцев, чуть-чуть понимавший по-русски, перевел остальным слова милиционера, чегемцы не только не обиделись, но увидели всю эту картину в новом, истинном свете ее безумного комизма.
Неудержимо хохоча и вспоминая отдельные детали этой встречи особенно им казалось смешным, как она свистела в свисток, раздувая щеки и не сводя с чегемцев глазных стекол, они отправились ночевать к своему родственнику.
Мы, жалея бедную старуху, удивлялись их дикости, смеялись чегемцы, а они, оказывается, в это время нас считают дикарями! Ха! Ха! Ха!
Выставить на ночь старуху с ружьем в руках, с глазными стеклами на носу и со свистулькой на шее уж дичее этого и эндурец не придумает! Ха! Ха! Ха! Ха!
И наш милиционер туда же! вспоминали они попытки милиционера объяснить это позорище каким-то там равенством мужчины и женщины, признанным властью в городах.
И вот не прошло и года после такого светопреставления, как в самом Чегеме появился человек, заставляющий свою жену с ружьем в руках подстерегать диких кабанов. Этого терпеть было нельзя.
Ты бы еще купил глазные стекла и выставил бы ее с ружьем, как ту русскую сторожиху, язвительно заметил один из старцев, когда Камуг вошел в комнату, где сидели старейшины.
Да повесил бы ей свистульку на грудь, как дитяти, сказал другой.
Неужто ты не знаешь, добавил третий, что по нашим обычаям женщина оскверняет оружие, а оружие бесчестит женщину? Отправить жену в ночь с ружьем все равно что отправить ее в ночь с чужим мужчиной. Какой ты после этого муж, если отправляешь в ночь собственную жену с чужим мужчиной?!
Но тут самый старый из старейшин властным, но не оскорбительным движением руки остановил старцев и сказал Камугу, склонившему повинную голову, спокойные, мудрые слова.
По нашим обычаям, сынок, сказал он, женщина может взять в руки оружие только в одном случае если в ее роду не осталось мужчин, которые могли бы отомстить за пролитую кровь. Тогда женщина герой, и наш народ ее славит в песнях и сказаниях. Но чтобы абхазская женщина взяла в руки ружье и стреляла, да еще в такое гяурское животное, как дикая свинья, такого позора мы, сынок, не потерпим. Или покинь село, или оставь жену в покое.
И Камугу пришлось смириться. Истощенный ночными бдениями, бедняга Камуг умер до своего срока. В сущности, его можно причислить к лику великих мучеников идеи.
Никак не оспаривая первенства Маркса в открытии закона о прибавочной стоимости, я думаю, было бы справедливо, если бы и имя нашего гениального самоучки хотя бы и с опозданием вошло в историю. В конце концов он это заслужил своим открытием, своими страданиями и самозабвенной защитой трудящейся земли от паразитов-кабанов.
Что случилось с русскими? с каким-то недоумением и горечью время от времени вопрошали чегемцы, сколько я их помню.
Я думаю, вопрос этот впервые прозвучал, когда чегемцы узнали, что Ленин не похоронен, а выставлен в гробу в особом помещении под названием «Амавзолей».
Предание покойника земле для чегемцев настолько важный и неукоснительный акт, что нравственное чувство чегемцев никогда не могло примириться с тем, что мертвый Ленин годами лежит в помещении над землей, вместо того чтобы лежать в земле и слиться с землей.
Вообще чегемцы к Ленину относились с загадочной нежностью. Отчасти, может быть, это чувство вызвано тем, что они о жизни великого человека толком узнали лишь тогда, когда услышали о его смерти и о несправедливом непредании его праха земле. До этого о существовании Ленина, кроме дяди Сандро и еще, может быть, двух-трех чегемцев, мало знали.
Я думаю, так возник чегемский миф о Ленине. Чегемцы про него говорили, что он хотел хорошего, но не успел. Чего именно хорошего, они не уточняли. Иногда, стыдясь суесловного употребления его имени и отчасти кодируя его от злого любопытства темных сил природы, они не называли его, а говорили: Тот, кто Хотел Хорошего, но не Успел.
По представлению стариков чегемцев, над которым в мое время молодежь втихомолку посмеивалась, Ленин был величайшим абреком всех времен и народов. Он стал абреком после того, как его старшего брата, тоже великого абрека, поймали и повесили по приказу царя.
Его старший брат не собирался становиться абреком. Он собирался стать учителем, как и его отец. Но судьбе было угодно другое. Оказывается, в Петербурге в те времена, как и в Абхазии, тоже бывали всенародные скачки. И вот старший брат Ленина, увлеченный скачками, не заметил, что слишком высовывается из толпы и мешает царю Николаю проехать к своему почетному месту, чтобы любоваться скачками. (Чегемские мифотворцы, сами того не заметив, укрупнили фигуру царя Николая за счет Александра III.)
Брат Ленина не хотел оскорбить царя, но так получилось. Люди царя не подоспели вовремя, чтобы очистить дорогу перед царской лошадью, а царь на то и царь, чтобы, не останавливаясь, ехать к своему почетному месту. И когда царь Николай, одетый в белую черкеску и сидя на белой лошади, доехал до брата Ленина, а тот, увлеченный скачущими всадниками, его не заметил, царь при всем народе стеганул его камчой, сплетенной из львиной шкуры, и поехал дальше.
С этого все началось. Оказывается, род Ленина был очень гордым родом, хотя люди этого рода всегда бывали учителями или метили в учителя. Брат Ленина не мог вынести оскорбления, нанесенного ему при народе даже царем Николаем.
Кстати, по абхазским обычаям самое страшное оскорбление, которое можно нанести человеку, это ударить его палкой или камчой. Такое оскорбление смывается кровью, и только кровью оскорбителя. Ударил камчой или палкой значит, приравнял тебя к скоту, а зачем жить, если тебя приравняли к скоту?!
Кстати, удар камчой или палкой считается нешуточным оскорблением, иногда приводящим даже к пролитию крови, и в том случае, если кто-то без разрешения хозяина ударил его лошадь. Особенно возмутительно, если кто-то по невежеству или из присущей ему наглости ударил лошадь, на которой сидит женщина. Конечно, если женщина промолчит, а никто из родственников этого не заметил, все может обойтись мирно. Но если ударивший лошадь вовремя не принес извинений, дело может кончиться очень плохо.
Бывает так. Кавалькада односельчан едет в другое село на свадьбу или поминки. Вдруг лошадь, на которой, скажем, сидит женщина, заупрямилась переходить брод, то ли чувствуя, что всадница не очень-то уверена в себе, то ли еще что.
И тут может случиться, что едущий сзади сгоряча, не спросясь, стеганул эту лошадь, чтобы она шла в воду. И как раз в это мгновение обернулся кто-то из ее родственников и видел всю эту картину во всей ее варварской непристойности. Нет, тут он, конечно, промолчит, чтобы не разрушать общественного мероприятия, в котором они принимают участие.
Но кристаллизация гнева в душе этого родственника уже началась почти с химической неизбежностью. Однако всадник, легкомысленно ударивший лошадь, на которой сидела женщина, еще может все исправить.
Стоит ему подъехать к омраченному родственнику и сказать:
Не взыщи, друг, я тут стеганул вашу лошадь невзначай…
О чем говорить! отвечает ему тот с вполне искренним великодушием. Скотина, она на то и скотина, чтобы стегать ее. Выбрось из головы! Не мучься по пустякам!
