Анатолий Ким - Поселок кентавров
Даже старухи с младенцами на руках ночев!али в лугах, расположив*шись под открытым небом возле костров, потому что кормящие молоком матери стерегли свой урожай и бегать домой к грудным кентнврашкам не могли. Старенькие няньки теперь были у них под рукой, за услуги свои получали любимое лакомство.
Кентаврская же молодежь в дни сбора лачачи сбивалась в собственные кентавронческие табуны и отправлялась в лес на кормежку.
Обычно еду для детей и стариков приносили из лесу матерые кентавроны, ведь на слабых и малых могли напасть хищники, но в страдные дни взрослые переставали заботиться о молодом поколении, потому что были заняты иным делом. Тогда дети заботились о себе сами.
У юных кентавричек в эти дни появлялись свои заботы. Понаблюдав из-за кустов за тем, как их родительницы, охваченные мужскими руками, вытягива*ются и раскачиваются взад-вперед, младые полукобылицы сами желали заняться тем же.
И находили, что едва покрытые лошадиной шерсткой бесчинствующие на улицах поселка сверстники, то и дело пребольно хватающие их за груди, вполне годятся для этого дела.
Так что в пору любовных оргий взрослых розовые подростки устраивали себе не менее веселые игры с совместными походами в лес.
Один лишь кентавр Пассий в эту пору ничего не хотел кроме того, чтобы поесть чего-нибудь; с тем и ходил каждый день в лес.
Проходя мимо полей с обжирающимися и брачующимися, он делал вид, что совершенно не интересу*ется ими, и даже голову отворачивал в сторону. На своей обрюзгшей курносой физиономии он хранил твердокаменное выражение и только звучно плевался от избытка набегающей слюны.
Однажды, встретившись с торговцем, который выбирался с какого-то поля с пустыми руками и бормотал под нос кентаврские ругательства, Пассий приветствовал его на греческом языке:
– Удачи тебе, любимец Гермеса!
– Э, никто уж не любит,- отмахнулся с досадой торговец.- Вот, пел перед ней и прыгал, как козел, а она, гада, ккапистая текус, даже лачачинки не дала! Куда идешь, досточтимый Пассий?
– В лес пожрать то, что боги дадут, а не эти калкарайки,- ответствовал кентавриарх.- Пойдем имеете, рекеле чужеземец.
– Что ж…- согласился торговец.
В прошлый раз он мгновенно попал в страну кентавров, пройдя сквозь завесу мира, но зато выбирался дьа месяца, карабкаясь по горам и каменным распадкам. И воображая эту тяжкую дорогу назад, и мир людей, да еще и без драгоценных кимну и анто, он обмирал в тоске и думал: «Зачем я пришел сюда? Для чего боги открыли мне эту кошмарную страну?»
Когда они вдвоем, мохнатый кентавриарх со свисающим почти до земли брюхом и унылый человек в изодранном платье, шли по вытоптанной копытами дорожке, мимо них пронеслась, обгоняя, ватажка кентавричек, словно стайка щебечущих ласточек.
И пока два пустых желудка медленно продвигались к лесу, их успели обскакать еще несколько табунков молодых кентавриц и кентавронцев.
Они тонкими голосами напевали:
– Инкерс працу келеле! Катвах десас текусме!
Старый Пассий только башкою вертел туда и сюда, выслушивая все эти несусветные оскорбления, да испуганно при этом моргал сырыми набрякшими глазами.
Торговец же попытался ответить, выкрикнув вслед обидчикам: «Бель-береп калкарай…» Но тут один из кентавронцев отстал от дружков, развернулся и, с хмуроватым видом подскакав к торговцу, принялся гваздать его задними копытами, повернувшись к нему юным задом, и при этом все время норовил заехать по скулам.
Лишь тогда отвязался злой кентавренок от человека, когда тот догадался нырнуть под грузное брюхо Пассия.
Кентавриарх остановился, благожелательно растопырив ноги, тяжело вздохнул и столь пристально уставил*ся на драчуна, что тот не выдержал взгляда, отвел глаза в сторону и, развернув*шись на одной ножке, стреканул с места в карьер – догонять свою компанию.
– Нелепость моего положения еще и в том,- говорил торговец, выползая из-под брюха стоявшего враскоряк кентавра,- что я ведь не Ц вашего полужи*вотного мира, а из человеческого. И все, что я испытываю здесь, не имеет к моей жизни никакого отношения.
– Точно так же я думал про себя, когда был у вас в плену,- пробормотал кентавр, с рассеянным видом пустив струю ккапи в затылок торговцу.
Утираясь пучком травы, купец отполз в сторону и уселся на землю сохнуть. Старик Пассий тоже присел на дорогу, упершись передними ногами, а челове*ческие руки скрестив на груди: Огромное брюхо его при этом пузырем легло на вытоптанную траву, елдорай согнуло пополам.
– Почему эти жеребятки бегут в лес?- вслух рассуждал торговец.- Вон их сколько проскакало туда, а из деревни скачут все новые засранцы.
– Они собираются в лесу все вместе, чтобы раньше времени, чем коша им можно тыкаться, совершать совместную ырыд илеши калкарай,- с задумчивым видом отвечал старый кентавр.-
Видывал я такое в селениях карликов киркеров, у них молодежь, перед тем как всему племени вымереть, начинала бешено илеши ырыд калкарай…
– Но этим не спасешься,- злорадно молвил купец, осторожно слизывая кровь с разбитой губы.- Что толку для племени, если его сосунки начинают калкараить своими зелеными огурчиками.
– Спасения в этом нет,- согласился кентавриарх,- однако что поделаешь, если им хочется стукнуть елдораем по брюху, как мечом по щиту? Это утеши*тельно и для молодежи и для стариков.
– Так что же, старина? Чуете вы, что ли, свою скорую погибель?- спросил человек.
– Не мы чуем,- ответил кентавр.- Она чует.
– Кто это?
– Серемет лагай.
– Вот как… Но вы же любите умирать,- молвил человек,- ваши старики
только об этом и говорят.
– Мы не любим умирать,- отвечал кентавр,- мы любим помахать. Но для меня это не имеет больше никакого значения,- продолжал он, вздохнув грустно.- Когда я был в плену у людей, то видел, что ваши самцы и самки тоже любят помахать не хуже кентавров.
Я понял, что в этом вся истина – сулукве. Но однажды ночью некая знатная дама с большим белым задом стала текусме со мной через решетку клетки, в которой меня возили напоказ по разным городам и селам.
Ее поймали прямо на мне, потому что с нами случилось то же самое, что бывает между собаками И у меня хозяин тут же вырезал елдолачу…
С этого дня вся сулукве этого мира для меня уже ничего не значит, иноземец, но ты об этом никому из кентавров не рассказываи и не объясняй им – они ведь ни о чем таком не знают, не понимают, и не надо их пугать.
– Что ж, в твоих словах есть своя сулукве,- согласился торговец.- А как же ты, бедняга, сумел убежать из плена и вернуться домой?
– Передо мною разодралась завеса мира,- был ответ.
– Как?! И перед тобой также?- воскликнул иноземец.
И поскользнувшись на жидком раккапи, оставленном на дороге каким-то поносным кентавренком, он чуть не упал. Они были уже на полпути к лесу, где закурились там и сям беловатые хвосты дыма, поднимаясь из темно-зеленых куш.
– Это, я понимаю, случается в самое неожиданное время и самым непонят*ным образом,- с задумчивым видом произнес Пассий.
– Совершенно непонятно и неизвестно когда!- подтвердил человек.- Ведь так и не нашел я ту прореху, через которую первый раз пришел сюда.
А второй раз путь мой к вам был долгим и страшным – как и путь отсюда, дорогой Пассий. И никакой завесы передо мною уже не раскрылось. Так кто же, по-твоему, раздергивает эту проклятую занавеску?
– Тот, кто и сейчас внимательно наблюдает за нами, иноземец,- сказал кентавр.- И кому смешно, что я тащусь сейчас по дороге со своим бесполезным елдораем. Кому смешно, что мы такие смешные.
– Когда я много дней шел сюда по горам со шкатулкой пуговиц под мышкой
и с лаконийским мечом в руке, то мне и вправду показалось, что кто-то смеется
надо мной,- бормотал торговец.
– А что смешного в том, что Я хочу стать богатым? Ведь в этом вся сулукве нашей человеческой жизни – каждый хочет разбогатеть. Вы, животные, не понимаете этого, значит, вы не знаете сулукве, не знаете, зачем вы живете… '
Когда они подошли к лесу, в глубине его мелькали, словно чьи-то красные зрачки, огненные пятна начинающегося лесного пожара.
И на свету пламени мелькали темные и шустрые, как муравьи, фигурки кентаврят.
– А я хотел поесть хотя бы грибов мрычи!- разочарованно воскликнул Пассий.- Ведь похоже на то, иноземец, что все пропало. Лес сгорит, и нашему народу грозит голод!
Жаркое лето высушило лес, и он воспламенился в одно мгновение от костров, разведенных юными кентавронцами. Теперь они, бегая по огненным смыкающимся лабиринтам, на всем скаку падали в огонь, вдохнув полную грудь пламенного жара.
Некоторые успевали выбежать на край леса и, роняя клочья догорающих попон, стремительно неслись по чистому полю. Стараясь ускакать от огненной муки, иные оказывались довольно далеко от опушки леса – там и валились наземь в рое искр, взятые смертью на всем скаку.
Старый кентавр и пришлый торговец стояли и смотрели издали, как огнен*ное бедствие уничтожает большой лес с главным пропитанием кентаврского народа и как гибнет в пожаре молодежь, цвет нации. Небесный ветер между тем обрушился с неимоверной мощью на горящий лес и погнал пламя в его глубину по широкому и длинному ущелью как по трубе.
