Валентин Черных - Ночные сестры. Сборник
— Она тебе правду сказала. Лежи. Завтрак тебе сюда принесут.
На тумбочке зазвонил телефон. Вера отдернула шторы, раскрыла окно, стала аккуратно перекладывать вещи из раскрытого чемодана Кирилла в шкаф.
Кирилл говорил по телефону и следил за каждым движением Веры.
— Да. Как-как? Вице-губернатор Кислюк? Давно в этой должности? Недавно? Ладно, разберусь по ходу. Я помню, что он приезжает через пять дней. — Разговаривая, Кирилл жестом показал Вере, что пиджак и брюки надо повесить на вешалку. А Вера жестом показала ему, что и сама догадалась. — Я думаю, успеют машину дня за четыре поставить на колеса. Если ночью выеду, я отсюда до Москвы часов за шесть доберусь. Пока. Не балуйтесь на работе без меня.
В коридоре послышались шаги и голоса.
— Главный идет. Сейчас консилиум будет. Хорошо, что я порядок успела навести. — Вера оглядела палату.
— А мне плевать на консилиум. Я спать хочу. — Кирилл натянул простыню до подбородка и закрыл глаза.
Дверь распахнулась. В палату в сопровождении Ларисы вошли пышных форм дама лет сорока и невысокий рыхлый мужчина в белом халате, накинутом поверх костюма, не слишком уместного и этой июльской жаре. Лицо у него было ничем не примечательным лицом пятидесятилетнего лысеющего мужчины, страдающего, сообразно возрасту и образу жизни, целым букетом хронических заболеваний. И выражение собственной значительности вперемешку с некоторой обеспокоенностью совсем это лицо не красило.
— Не просыпался? — Лариса вопросительно смотрела на Веру.
Та неопределенно пожала плечами и, выходя из палаты, успела на ходу шепнуть Ларисе, что больному, кажется, лучше.
Кирилл продолжал лежать с закрытыми глазами, а главврач стоял над ним, явно не зная, что предпринять. Видно было, что чувствует он себя и присутствии неопознанного москвича откровенно неуютно. Потоптавшись с минуту возле кровати, он вопросительно посмотрел на Ларису.
Кирилл наблюдал за ними из-под ресниц. Вдруг он сел и, не обращая внимания на остальных врачей, обратился к Ларисе:
— Ты почему на моем мобильнике нажала на четвертую клавишу, а не на вторую или третью?
Главврач вздрогнул и приосанился. Пышная дама-врачиха с интересом взглянула сначала на больного, а потом на Ларису. Но та и бровью не повела, а только поинтересовалась спокойно:
— Разве мы перешли на «ты»?
— Я перешел.
— Тогда и я перехожу. На все твои вопросы я отвечу после консилиума.
— Слова какие ученые — консилиум! — Кирилл перевел взгляд на главврача. Выдержал паузу, потом поинтересовался: — Кто этот толстый? Заходят, не представляются.
Главврач с максимальным достоинством заметил:
— Если вы обо мне, то я главный врач санатория. Кардиолог. Грачев. — И, ежась под неприязненным взглядом Кирилла, добавил уже менее уверенно: — Вячеслав Германович.
— Какой еще кардиолог? — Кирилл насмешливо смотрел на мужчину. — Курит «Яву», я чувствую по запаху В Америке к кардиологу, который курит, никто бы на прием не пришел.
— Но вы-то пришли! — В голосе мужчины слышались одновременно обида и плохо сдерживаемая язвительность.
— Я не пришел, меня привезли. А это кто? — Кирилл перевел взгляд на полную даму.
— А это мой зам. Нонна Викторовна.
Нонна Викторовна умостила свое большое тело на табуретке возле кровати. Посмотрела на пациента, опасливо отодвинулась и попросила:
— Кирилл Иванович, спустите, пожалуйста, ноги с кровати.
Кирилл послушно спустил ноги и оказался лицом к лицу с докторшей. Внимательно оглядел ее. Дал ударить себя молоточком по колену. Заметил отрешенно:
— Ничего тетеха. Толстовата, зато прическа нормальная, без лака и начеса. Сейчас заставит попасть пальцем по кончику носа, потом зажмурить глаза и вытянуть руки.
Врачиха мягко, но со значением улыбнулась:
— Вы знаете эти тесты? — И добавила: — Где вы лечились, какой диагноз?
Кирилл продолжал почти в упор рассматривать ее:
— Не скажу.
— Почему?
Врачиха говорила с ним, как с ребенком: ласково и чуть укоризненно.
— Потому что все сказанное может быть использовано против меня.
Главврач настороженно дернул плечом. Разносторонняя эрудиция пациента была ему явно не по душе.
— Вам придется отвечать. Иначе мы вас выпишем.
Кирилл рукой отодвинул докторшу и уставился на главного, точно впервые его увидел.
— Куда выпишете? Неоказание помощи медицинским работником пострадавшему — статья 139 Уголовного кодекса Российской Федерации, до трех лет лишения свободы. А если на меня что-то накатит? А если мне захочется кого-нибудь убить? Вы меня выписываете, а я убиваю.
— Кого? — быстро поинтересовалась Нонна Викторовна.
— Медсестру Веру!
— Только ее или еще кого-нибудь тоже хотите убить?
— Кого еще хочу? Всех медсестер хочу, — ответил Кирилл, не задумываясь. И добавил мечтательно: — Они все такие разные.
— Всех сестер или только тех, кого вы видели? — уточнила Нонна Викторовна.
— Пока только ночных сестер. Их трое, а у меня всего пять дней, а из-за вашей болтовни уже почти четыре. Я едва управлюсь с тремя, мне же нужна будет передышка хотя бы на день, я ведь не секс-машина.
Главврач поморщился с осторожным недовольством и попытался свернуть пациента со скользкой темы:
— Где вы работаете? Из вашей организации обещали позвонить. — Он сделал упор на слово «организация», давая деликатно понять, что именно организация, в которой работает Кирилл, весьма его интересует.
Кирилл перевел взгляд на Ларису и сообщил почти доверительно:
— Нет, не нравится мне твой главный. Кому из областного начальства подчиняется этот сраный санаторий? Наверное, вице-губернатору Кислюку. Надо звонить ему и снимать этого толстого главного врача. Если врач не может похудеть, он не может быть главным врачом и вообще врачом.
Главврач мгновенно покрылся испариной и втянул живот:
— Вам надо успокоиться. Мы посовещаемся и сообщим вам о нашем решении.
— Плевал я на ваши решения! Общий привет. А ты, рыжая, останься для уточнения.
Нонна Викторовна обиженно поджала губы:
— Выздоравливайте, больной.
Кирилл кивнул:
— Выздоровею, куда денусь. Спасибо за лечение.
Он подождал, пока за врачами закроется дверь, а потом указал Ларисе на табуретку рядом с собой.
Но Лариса осталась стоять и только спокойно попросила:
— Перестань валять дурака.
— Так почему четвертая клавиша?
— Потому что оператор на второй и третьей кнопке ответил, что абоненты вне зоны досягаемости. Отдыхай. Запишем тебя на томограф и свозим в областной центр.
— Мы с тобой знакомы?
— Я с тобой не знакома.
Кирилл откинулся на подушку. Взгляд его стал отрешенным.
— Рыжая… Высокая… Мы тогда с другом Пашкой поехали на Ленинградку. Меня в увольнительную пустили за полгода до дембеля. Рыжая. А кожа прямо светилась…
Лариса села на табуретку, усмехнулась:
— Это у тебя искры из глаз сыпались с отвычки. Вот все и светилось.
— С какой еще отвычки? Я в армию девственником уходил. Представляешь?
— Ничего, это пройдет, — ответила Лариса, имея в виду очередной приступ бреда у пациента.
— Тогда и прошло. — Кирилл продолжал говорить о своем. — С твоей помощью и прошло. Причем раз и навсегда.
Лариса засмеялась:
— Ты себе это внушаешь. Ничего. Сцепленные признаки исчезнут. Пока ни о чем не думай и отдыхай. Еду сегодня тебе принесут в палату.
— Я не внушаемый. А главврач ваш меня здорово разозлил. Изъясняется в лучших традициях мелкой советской номенклатуры.
— А ты, чтоб злость отпустила, пройди по палате и каждый шаг повторяй: «Козел! Козел!» Или другое какое ругательство, по вкусу. Кстати, сколько тут в твоей палате шагов от двери до окна?
Кирилл скинул простыню, прямо в трусах пошел считать шаги. И при этом крыл главврача на чем свет стоит.
От окна обернулся и уведомил:
— Восемь шагов.
— Ну вот. — Лариса улыбнулась. — А говорил, что не внушаемый.
Она помахала Кириллу рукой и вышла из палаты.
* * *Ему снилась молодая, почти юная, красивая женщина. Она склонялась над ним, и ее рыжие волосы касались его лица. Он смеялся и прижимал ее к себе. Комната, в которой они находились, была холодной и обшарпанной. На потолке виднелись желтые подтеки, обои местами были порваны и свисали со стен. Но им, и ему, и той молодой женщине, было все равно хорошо. Он прижимал ее к себе, а она смеялась, вырывалась из его рук. А потом комната становилась вдруг необъятной и бесконечной, как ночное небо, и ветер подхватывал женщину, втягивал ее в темноту, точно в воронку. Ему становилось жутко, а женщина стремительно удалялась, ее рыжие волосы развевались, и она махала ему рукой и кричала: «До завтра! До завтра!»
