Новый Мир Новый Мир - Новый Мир ( № 6 2011)
— То есть как это?
— Так. Продавать мотыльков на всякие празднества.
Ирма Ивановна округляет от удивления глаза, потирает вспотевший лоб:
— Первый раз такое слышу.
— Я тоже. Но в мире этот бизнес очень развит. В мире сейчас модно покупать в специальных конторах... ну как бы это сказать, одноразовых мотыльков.
— Что значит одноразовых, Жанна?
— Мотыльки, Ирма, они вообще существа одноразовые. Живут по два-три дня, так что здесь нет большого греха.
Ирма Ивановна думает.
— А где я их возьму? И кому эти мотыльки нужны?
— Это не проблема, Ирма. В Киеве есть коммерческие фирмы мотыльков. На первых порах будешь брать личинки, а потом и сама научишься их выращивать. Кому они нужны? Да всем! Люди тянутся к красивому! Хотят подержать красивое в руках. Представь: у кого-то свадьба, ты привозишь на заказ коробку, открываешь её перед гостями, а оттуда — облако белых мотыльков. Красиво, правда?
— Не знаю, Жанка, всё это так сложно...
— Ничего сложного. Всё просто, как двери. Затрат фактически никаких, главное — организовать хорошую рекламу. А самих мотыльков содержать очень дёшево: они только воду с мёдом пьют.
Я должна начать всё сначала, думает Жанка, собираясь вечером домой. Я ещё молода. Скоро лето. Поеду в Крым на море. Отдохну. Я устала. Мне нужно хорошо отдохнуть и начать всё сначала. С нуля.
Баба Зоряна подметает опустевшую мироновскую платформу.
— Будете пирожок, баба Зоряна? — говорит Жанка. — У меня как раз один остался — не хочу тащить его домой. Испортится.
— Я хочу пирожок.
Жанка оглядывается.
Он.
Стоит.
Смотрит на неё, улыбаясь.
Жанка растерянно молчит.
— С чем остался пирожок?
— С горохом.
— Покупаю.
— Гривна пятьдесят, — автоматически произносит Жанна.
Он роется в карманах в поисках мелочи.
— Знаете, я могу отдать пирожок просто так, — говорит Жанка. — Это последний. Я всегда так делаю — последний отдаю просто так. У меня такая традиция.
Он смотрит на неё и улыбается. У Жанки по телу маршируют мурашки. Она ни с чем не спутает этот взгляд. Он заигрывает со мной, думает Жанка. Боже, он заигрывает со мной!
— Хорошо, — говорит он, — я беру пирожок просто так, но взамен помогаю вам отнести домой эту коробку.
— Коробку? — Жанка смотрит, хлопая ресницами, на пустую, заляпанную маслом коробку из-под пирожков.
— Я думаю, это будет достаточная плата за такой чудесный подарок?
Жанка не отвечает. Она, собственно, сейчас не в состоянии говорить что-либо.
Они вместе идут в сторону города.
У него в одной руке пирожок с горохом, в другой — коробка. Жанка плетётся рядом.
— Жанна, вы были ко мне несправедливы. Вы сказали, что я не способен самостоятельно выбрать себе пирожок.
— Я... ну... я погорячилась!
— Пирожки такие вкусные, что выбирать между ними — преступление.
Они проходят мимо магазина с вывеской “Железный”.
— Меня, кстати, Иваном звать.
— Жанна.
— Я уже знаю.
Молчание.
Мы молчим, думает Жанна, но в этой тишине я согласна умереть.
— Вы, Жанна, недавно стали продавать на вокзале пирожки?
— Можно и так сказать.
— Точно недавно. Я бы вас заметил.
— Вы в этом уверены?
— На сто процентов.
Они подходят к её подъезду.
Жанна говорит:
— Спасибо, что помогли мне донести коробку. Хоть это и не нужно было, она совсем лёгкая.
— Ну что вы! — почти выкрикивает, словно в громкоговоритель, он. — Я — с удовольствием.
Жанка не смотрит на него. Он не смотрит на Жанку.
Боже, неужели ты всё-таки сделал это?! — думает Жанка. Вот оно: моё тело как вата, моё сердце колотится и жить — Боже! — как же мне хочется жить!
— Может, — несмело говорит Иван, — Жанна, может, сходите со мной в кафе?
— В кафе?
— Ну да. Поговорим по душам. Выпьем “Закарпатского” коньячка.
— Не знаю.
— Вы завтра будете на работе?
— Буду.
— Тогда завтра увидимcя. Оставьте для меня свой самый лучший пирожок.
— У меня все пирожки хорошие.
Он собирается уходить. Он смущён.
Какой он робкий, думает Жанка. Такой красивый и такой робкий. Редко можно встретить красоту, которая не выпячивает себя.
— А вы тут живёте? — тихо говорит он.
— Да. Давно.
— Хороший район.
— Недалеко от вокзала.
Жанка не знает, что ещё сказать.
— Вы женаты? — вдруг непонятно почему спрашивает она.
— Я? Нет!
— Хорошо.
— Не знаю, хорошо ли, — он выглядит каким-то грустным, — иногда, знаете, так хочется, чтобы кто-то спросил, о чём я думаю.
— И о чём вы думаете?
— Мне стыдно признаться.
Жанка вспыхивает, хоть и не уверена, правильно ли поняла его намёк.
Всё. На сегодня хватит.
— До завтра, Иван.
— До завтра, Жанна.
Баба Вика не открывает. Жанка в третий раз нажимает звонок. По ту сторону двери подозрительная тишина.
— Виктория Викторовна! — кричит Жанка. — Вы дома?! Виктория Викторовна!
Жанка слегка толкает дверь, и та открывается. Жанка заходит в квартиру.
— Виктория Викторовна!
Баба Вика сидит, выставив ноги, в своём любимом мягком кресле на балконе, с которого удобно смотреть на то, как проходит май.
— Виктория Викторовна, — тихо зовёт Жанка.
Баба Вика никак не реагирует. Наверное, спит, думает Жанка. Выходит на балкон. Глаза бабы Вики широко раскрыты. Глаза выпучены — так, словно хотят вобрать в себя всё, что видят в этот момент.
Только теперь Жанка замечает, что левая рука бабы Вики свешивается с поручня кресла и нервно подрагивает.
— Виктория Викторовна, вам плохо? — догадывается Жанка.
— А ты разве не видишь, — еле слышно шепчет баба Вика правым уголком рта. — Меня парализовало.
Жанка несколько секунд беспомощно смотрит на парализованную, а затем вдруг заливается слезами:
— О боже! Что же теперь будет! Виктория Викторовна! Что теперь будет!
— Дура, — шепчет баба Вика. — Не реви. Сядь возле меня.
Жанка вытирает слёзы рукавом, точно как в детстве. Послушно садится на соседнее мягкое кресло, но это выглядит как-то неправильно, даже немного абсурдно.
— Не нужно сидеть, — говорит Жанка, — нужно что-то делать! Надо вызвать “скорую”!
— Дура, — повторяет баба Вика.
Жанке кажется, что голос бабы Вики становится всё слабее, словно доносится из глубокого колодца, мгновенно углубляющегося ещё больше.
— Жанка, — шепчет баба Вика, — они всегда были около меня, а я их не видела.
— Кто?
— Они.
— Кто они, Виктория Викторовна?
— Подсолнухи.
— Подсолнухи?
— Подсолнухи.
— Подсолнухи.
Баба Вика напряжённо смотрит куда-то вперёд. Жанка ничего особенного там не видит. Бредит, думает она. Нужно вызвать “скорую”. О боже...
Жанка снова начинает беспомощно всхлипывать. Окружающее становится каким-то слишком ярким и отчётливым, и Жанка всё замечает. Всё-всё. Замечает лысого дядьку, который сидит на балконе второго этажа в доме напротив. Замечает бездомного пса на детской площадке во дворе и то, что он играется... чем?... да, он играется чьими-то трусами. Замечает чистое-чистейшее небо в кронах тополей.
Нужно запомнить этот момент, думает Жанка.
— Посмотри, Жанка, как красиво они цветут.
Жанка беззвучно плачет.
— Кто красиво цветёт?
— Подсолнухи.
— Где подсолнухи?
— Всюду.
Её голова ей уже не принадлежит, думает Жанка. Но лучше видеть перед смертью подсолнухи в цвету, чем тех ужасных адских чудовищ, что приходили к Жанкиной матери в её последнюю ночь... Вдруг рука бабы Вики перестаёт подрагивать.
Жанка бросается к телефону в коридоре.
