Марианна Гончарова - Кошка Скрябин и другие
И тогда собрали собрание и стали пенять Грыгоровычу, что вот так сопрут все яйца и у Грыгоровыча будут страусы, а у других не будет. И тогда или пусть он деньги возвращает, или пусть отдаст всем по яйцу. Мол, мы их курам подложим или гусыням или сами сядем, но высидим каждый себе страусенка.
Пока судились-рядились, Витя вдруг приуныл. Стал печален, сонлив, невесел и равнодушен. Самое плохое – перестал бегать, есть и пить. Стоит покачивается, голову на забор повесил, буквально на забор, глаза полузакрыты, ой-е-е-о-о-ой.
– Вить, – нежно заглядывал Грыгоровыч в лицо страусу.
– Вить, а че ты, а Вить? – взволнованно топталась рядом Зина.
И все акционеры Вити и Зины опять гуртом во дворе у Грыгоровыча, ахают, кто-то даже и всплакнул. А в горах, как обычно, дожди – реки разлились, Вишенка оказалась как на острове: вокруг вода, ни света, ни телефонной связи.
– Надо врача, – требуют вкладчики.
– Надо врача, – волнуется Зина.
– А где взять? – в ответ Грыгоровыч.
– На лодке! – решительные инвесторы не отстают.
– А кто согласится? В наше село… На лодке… Страуса лечить…
– Есть у меня знакомая, – буркнул преступный Вася, он, конечно, тут как тут со своим мотоциклетом, – она фельдшером работает, живет тут неподалеку. Одна. Плыть не надо…
– Ветеринар, что ли?
– Да нет, нормальная. И потом, птичий грипп лечила, так что в самый раз!..
– Вези! Только побыстрей!!!
Вася мигом на мотоцикле сгонял, привез – серьезная, кругленькая, губы поджаты.
Подошла к забору, где Витина голова висит, посмотрела внимательно в полуоткрытые глаза:
– Э! Так у него же депрессия! Стресс, видно, какой-то случился
– Как это? – испугались все. – Это что такое за болезнь – депрессия?
– А это, – со знанием дела сказала фельдшерица, – это когда невесело совсем. И все неинтересно.
– Абсолютно все? – переспросили вишенковские.
– Абсолютно.
И все как по команде с сожалением посмотрели на Зину. Мол, что ж ты, а? Супруга, называется! А Зина досадливо схлопнула клюв, мол, ну вот – и тут я виновата!
Опять собрались в бар на совещание.
– Ну что… Витя больной… То есть невеселый, – констатировал Грыгоровыч и, быстро вытряхнув в себя стопку водки, добавил, как точку поставил: – Будем веселить.
– Как?!
– Кто как может! Я, например, могу на баяне. «Гуцулку Ксэню».
– А если кто веселить не умеет? – по-школьному склочно проныл кто-то.
– А если кто не может, того пакет аннулируется. Будем считать, что твой лично Витя пал. То есть сдох. А нашего мы будем радовать, лечить и утешать.
И началось.
Самодеятельные артисты сменяли друг друга у забора Гаврылюка. Во двор не заходили, потому что Зина была резко против и ревновала. А ревнуя, вскакивала с гнезда, догоняла, сильно кусалась, и клацала клювом как крокодил, и еще лягалась больно.
Так вот, все там из кожи вон лезли: кто на сопилке играл, кто песни пел, сам Грыгоровыч на баяне чуть ли не весь день. Тут же Вася-мотоциклист (вроде как ему уже тоже можно, он же докторшу привозил) анекдоты рассказывал лежащей на заборе безрадостной голове страуса Вити Гаврылюка. Школьников привели – хор. Но Витя даже глаза прикрыл и лег. Детей сразу прогнали.
Тогда один Валентинович, завклубом, надел костюм курицы. В Вишенке когда областной драматический выступал, то актеров хорошо принимали и сильно напоили тогда, хотя спектакль был для детей, но собралось все село, все двадцать семь человек с детьми, с престарелыми бабками. Все сельские пришли… И учителя тоже. И актеры все костюмы забыли. В том числе и курицы. Большой, мягкий, желтый. С красным гребешком и красными ногами. Вот. Этот костюм и надел Валентинович. И так пошел. В курице и с портфелем. «Ой, шось сунэ!» – кто-то сказал, приложив ладонь козырьком ко лбу. А уж когда подробно его рассмотрели, Валентиновича, целеустремленного, серьезного, с рожей, торчащей из курицыной головы, и брови кустами, и в красных когтях, и с портфелем, так просто пополам стали складываться от смеха. И тут – что удивительно – и Витя вдруг голову поднял с забора, глаза раскрыл удивленно – этто еще кто такой?! – голова маленькая, небритая, весь худой, а основание большое, страус, что ли? Ага-а-а, соперник! – и с подозрением на Зину:
– Зина! Кто это, я тебя спрашиваю?! А?! – и как зашипит, как загудит. Ну и все, так и выздоровел постепенно. Вася-мотоциклист лекарства привозил регулярно и фельдшерицу, чтоб уколы делать. А Валентиновичу пришлось еще пару дней в курицу наряжаться, уж очень он в своем наряде Витю взбадривал.
Скоро вылупились страусята. Когда окрепли, всем раздали по одному. Даже Васе-мотоциклисту дали одного. А Валентиновичу – двух. За креатив.
И что я вам скажу? Так полюбились страусы в селе, что никто и думать не смел, чтобы их есть. И опять, когда собрались мужики в местном баре, придумал Грыгоровыч новую штуку – страусиные бега. А что? Заброшенное футбольное поле, где коров пасли, переоборудовали, огородили. Стали своих страусят тренировать. И пошло дело.
А имена какие им придумали – любо-дорого! Прямо как у коней-рысаков: Горный Ветер, Трембитарь, Смэрэка, Серебристое Облако, Зирочка.
Только Витя и Зина остались под своими простенькими, но родными именами. И слава пошла. Сначала по району, потом и дальше. Гости стали приезжать, ставки делать. Туристы. Сначала палатки для них ставили… Потом и отельчик небольшой построили… Мужики жен стали звать домой – ресторан открывать пора, а готовить, подавать, обслуживать некому.
Но признаки осени налицо. К нам домой как перелетные птицы потянулись одинокие голодные коты и собачки разных пород, расцветок и размеров…
Каждое утро приходит черный кот. Черный-пречерный, с фиолетовым отливом. Нос черный. Глаза глубокие – черные. Все – черное. И на всем этом ночном фоне – белые густые длинные вибриссы. Деликатный. Приходит, смотрит в сторону, сядет, молчит. На ласковые призывы презрительно щурится. С опаской поест, исчезает. Как будто растворяется. Условное его имя Примус. Ну, во-первых, он этой осенью первый. А во-вторых, так он себя ведет: не орет, не требует, типа сидит, починяет. Уважаю. А сегодня пришел рыжий. Толстый. Шкура велюровая. Рыжий-прерыжий! Тело очень рыжее, а голова – ну прямо совсем огненная, еще рыжее, чем тельце. Прямо чемпион по рыжести, такой кот. Зато общительный.
Я ему слово, он мне – три. Я ему: красавец ты, а он: а ты, ну загляденье прямо – особенно с куском курицы в руке… И на колени лезет, бедолага, и под руку вползает ласкаться, и пузо подставляет, чтоб чесали… Предатель. Тотальный предатель. Он ведь явно домашний. И там его тоже тщательно гладят, тискают ему пузо, обзывают ласковыми словами. А он там пожмурится и прямым ходом в другой дом, к другой миске.
«Мужчина… Надо бы его с Грыгоровычем познакомить».
Курица Кишинев
Ответ есть на каждый вопрос. Тут важно, кому их задавать, эти вопросы. Да. У меня в жизни такой человек есть. Например, я его спрашиваю:
– Грыгоровыч, – человека зовут Грыгоровыч, – почему ты лысеешь, Грыгоровыч?
Он, почесывая поредевший затылок, отвечает:
– Это правильный вопрос. Сейчас получишь правильный ответ. Я лысею потому, что волосы выпадают, а обратно не вырастают.
Правильный ответ на правильный вопрос.
Грыгоровыч, например, если знает ответ, отвечает неторопливо и обстоятельно. Если не знает, отвечает:
– Грыгоровыч не готов к ответу. Спросишь завтра.
Бывает, что он не готов к ответу годами, и ты свой вопрос или забываешь, или забиваешь в Гугл, получая пространные, но туманные ответы. Так что все-таки лучше спрашивать Грыгоровыча.
– Грыгоровыч, ты зачем купаешь курицу?
(Да, здесь не ошибка. Именно «купаешь», а не «покупаешь».)
– Правильный вопрос, – поднимает палец Грыгоровыч. – Сейчас дам тебе правильный ответ.
«А почему вдруг про курицу?» – спросите вы. Это правильный вопрос. Сейчас дам вам правильный ответ.
С курицей было так.
Мы весной как-то Грыгоровыча пригласили к себе, но Грыгоровыч сказал, что он не может никуда ехать, потому что должен купать курицу. Не покупать, а купать. Мы тут же нашли повод приехать к Грыгоровычу домой, чтобы посмотреть, как он это делает. И главное, узнать – зачем, с какой целью. И как к этому относится сама курица. То есть чтобы задавать правильные вопросы, на которые Грыгоровыч может дать правильные ответы.
Эту курицу Грыгоровыч назвал курица Кишинев. Грыгорович, чтобы не путать и не особо напрягать память, вообще называет всех своих домашних животных то ли по названию городов, откуда, например, привез цыплят, поросят или еще кого, то ли фамилиями и именами своих подчиненных-сослуживцев. У него, например, есть курица Дзюмбалюк, курица Таранда, курица Бровары, петух Зина Иванивна, в честь Зины Иванивны, завскладом, корова Москва-Товарная и свинья Теребовля Тернопольской области. А котика своего Грыгоровыч в виде исключения назвал Киркоров Филипп. Ну очень похож потому что – черный, патлатый, драчливый, орет. И нервная система нестабильная.
