Поль Фурнель - Читалка
Из лифта, позвякивая ключами, выходит Женевьева. Она вновь стала собой. Теперь на ней брюки, туфли на высоких каблуках, мягкая водолазка, подчеркивающая грудь, вычурный пиджак и масса украшений, которые сверкают, переливаются и звенят. На лице макияж, волосы взбиты в пышную прическу. Она огромная, колоритная, шумная.
Она подхватывает меня под руку и тащит за собой, она о-бя-за-тель-но должна посетить ресторан, расположенный на одном корабле, где подают морской язык толщиной с «Постороннего» Камю.
— Ты же знаешь, я терпеть не могу корабли.
— Ничего с тобой не случится, он надежно пришвартован. Утонуть не может, потому что не может плавать. Крыса ты сухопутная!
— В книжном ты была бесподобна.
— Пошел в задницу!
Мы идем вдоль набережных. Вечереет, и в гаснущем свете дня Женевьева пересказывает мне фантастическую новеллу из книжки Шаторено, которую она сейчас читает…
Я слушаю и одновременно удивляюсь, почему сегодня мы с ней вдвоем. Такого давненько не случалось. Обычно она приволакивает с собой какого-нибудь молодого книготорговца или журналиста. Пожалуй, сейчас ей подошел бы морячок в белом мундире, наподобие Кереля из Бреста.[16]
Кораблик и правда симпатичный — стоит непоколебимо, как могучий утес. Внутри пахнет старым деревом, свежей рыбой и горячим маслом. Женевьеве приходится низко наклонить голову, чтобы не удариться о притолоку. Перед морским языком она требует себе мюскаде и улитки. Я заказываю дюжину вогнутых устриц и треску, приготовленную с чечевицей и шкварками.
— Что-нибудь сейчас пишешь?
— Как всегда. Я как яблоня — на мне постоянно зреют яблоки.
— Ну и как, наливаются соком?
— Полагаю, да.
— И про что, если не секрет?
— Да просто книга. История девушки, которая знакомится с мужчиной…
— Вряд ли тебе удастся убедить публику, что книга «полностью автобиографична»!
— Хам! Ты прекрасно знаешь, на что я способна. С книгой все будет в порядке!
— Гарантированное качество от Женевьевы. Хочешь устрицу?
— Я рада, что мы с тобой сегодня одни. Чудесный вечер.
{8}
— Вот и твой расчудесный морской язык.
— Хотела бы я попробовать морской язык, приготовленный тобой. Мне нравится смотреть, как ты готовишь. Ты так прикасаешься к продуктам, что заранее слюнки текут. Мне будет тебя не хватать, Робер.
— Что это значит?
— Я как раз собиралась сказать, что книгу, над которой сейчас работаю, я отдаю Брассе. Как издатель он тебе в подметки не годится, это я понимаю, но у него связи на телевидении, а я хочу туда пробиться.
— Но твои книги приносят мне двадцать процентов всех доходов!
— А твои гонорары — сто процентов моих. Я должна зарабатывать больше.
— Оставляю тебе несколько рыбьих костей — вот тут, на краешке тарелки. Можешь их обсосать — на них еще много масла.
Валентина настолько взволнована, что слегка запинается:
— Я дочитала рукопись, и она мне понравилась. Я постаралась делать, как вы сказали, читать, даже если не нравится, но мне и правда понравилось! Может, я ошибаюсь, но это очень трогательная история. Героиня, девушка, знакомится с парнем…
— Дальше можешь не рассказывать, я знаю продолжение.
— Вы ее читали?
— Раз сто. Полагаюсь на твое мнение. Значит, ты думаешь, что написано хорошо?
— Ну да, интересно. И что вы теперь будете делать?
— Я — ничего. А вот ты позвонишь автору и скажешь, что мы берем ее роман.
— Но я не умею! Я же простая практикантка!
— Судя по всему, именно практиканты двигают вперед французское книгоиздание — так что давай, двигай!
— Она мне наверняка не поверит.
— А ты ей объясни, что ты здесь на практике, что тебе поручили самую приятную часть издательской работы и сейчас ты осваиваешь технику сообщения хороших новостей. Не жалей восторгов. Если она отдаст рукопись другому издательству, я тебе шею сверну.
— Но она захочет получить подтверждение — письмо, договор…
— Получит. Но первым делом — хорошая новость от Валентины.
Пока мы беседуем, я поглаживаю лежащую на столе выключенную читалку. Иногда я ловлю себя за этим занятием. На ощупь она — как плитка темного шоколада.
— Кстати, как прошел твой ужин с клоном?
— Понты кидать умеет.
— В смысле?
— В смысле, больно много о себе воображает. Но должна признать, что немецкий рок он знает.
— Про работу что-нибудь рассказывал?
— Я не совсем поняла, но, кажется, они с Менье что-то затевают.
— Охотно верю.
— А вам Менье нравится?
— А у меня есть выбор? Ты с ним еще увидишься?
— Само собой. В субботу идем на концерт.
— В любом случае, в юбочке в оранжевый горошек и в голубых колготках ты гораздо привлекательней, чем в костюме из бабушкиного гардероба. Больше похожа на себя.
— Ладно, я пошла звонить. А как принято обращаться к авторам?
— По имени и фамилии. По большей части они принадлежат к человеческому сообществу.
— Даже Истон Эллис?[17]
В кои-то веки Бальмер меня не надул. Вот он, за моим столом, на пузе салфетка, вид хитрющий и довольный. И тексты у него в точности такие же. В данный момент он о чем-то горячо спорит с мадам Мартен. Айфон лежит рядом, на скатерти, и Бальмер придерживает его рукой.
— Учти, позволишь ей заговорить тебе зубы, она всучит тебе свою кошмарную утку под апельсиновым соусом. А если ты станешь при мне есть эту гадость, я потребую развода.
— Предупреждаю: в случае развода дети останутся со мной.
— Одной заботой меньше.
— А если я закажу тушеный порей и свинину, ты не откажешься оплатить счет?
— Против порея не возражаю. Себе я возьму морской язык. Мне необходимо восстановить отношения с морским языком. Что касается счета — полагаю, у меня нет выбора. Бруйи.
— Это совет?
— Это приказ. Ну что, как поживаешь, киберавтор?
— Я напал на золотую жилу, уж ты мне поверь. Пока вы тратите кучу денег, чтобы научиться продавать свое старье в цифре и при этом не рассориться с книготорговлей, которую все равно не сегодня завтра прикончите, мы лудим себе всякие штучки-дрючки для гаджетов и ни от кого не зависим.
— А как насчет личной независимости?
— Да я для них царь и бог.
— А остальные?
— Остальные или последуют моему примеру, или будут писать по старинке. Ты пойми, бумажные книги совсем не исчезнут. Будет и то и другое. Такие вещи в одну минуту не меняются.
— И чем конкретно ты занят?
— Военная тайна. Ты же не думаешь, что я вот так с ходу выложу тебе все свои секреты? Расслабься. Порей выше всяких похвал.
— Не представляю, что за хрень она добавляет в соус. Хотя за столько лет должен был догадаться. Ну ладно, но книгу-то ты пишешь? Смотри, не кинь меня, она мне нужна к осени.
— Получишь свое, не волнуйся. Я еще не разучился писать по старинке, как ты любишь. Скоро кончаю.
— Горю желанием прочитать.
— А я, если честно, отнюдь не горю желанием подписывать твой договор. Не хотелось бы лишиться прав на электронное издание. Продать его ты все равно не сможешь, а мои права присвоишь. И я останусь с носом.
— Это к Менье.
— Мне по фигу, кто там у вас заправляет, ты или Менье, я знаю одно: у вас меня обдирают как липку. До лозунга «Вся власть творцу» вам еще далеко. Вы продолжаете подсовывать авторам договоры на бумажные права, как будто ничего не меняется, хотя на самом деле все меняется на глазах. Для творческих личностей вы что-то слишком неповоротливы. Так что давай для начала продай мне двести тысяч экземпляров в бумажной версии, а там посмотрим.
— Ну так и не подписывай. Вычеркни из договора этот пункт и оставь свои права при себе. Как ты думаешь, эти твои гении от кибернетики собираются заняться издательским бизнесом?
— Ну, раз они начали печатать тексты для широкой публики, наверное, идут в этом направлении.
— Могу я попросить тебя об одной услуге? Разрежь, пожалуйста, мне эту рыбину.
— У тебя что, руки болят?
Бальмер — мой самый талантливый автор. Он талантлив во всем. Прежде чем писать, он детально продумывает каждую книгу, и то, что кажется у него импровизацией, на самом деле результат глубоких размышлений. Он — образец идеального писателя: гибкий и несговорчивый, абсолютно типичный и ни на кого не похожий. Он способен расслышать любую критику и обернуть ее себе на пользу. Он изобретает формы и наполняет их новым содержанием (одного без другого не существует, не так ли?). Ради таких, как он, я и работаю. Я печатаю его уже двенадцать лет, и до публики это наконец-то дошло. Сегодня он какой-то встрепанный; такое впечатление, что еще толком не проснулся. То и дело беспокойно косится на мобильник, очевидно, прикидывая, которая из его любовниц дозвонится ему первой и куда позовет. Кроме того, ему единственному достает ума разрезать мне морской язык, не задавая дурацких вопросов. Впрочем, с этой несложной задачей он едва справляется. И желает убедиться, что я не пропустил рецензию в «Монд» на его последний роман.
