Джон Стейнбек - О мышах и людях
Джордж поглядел на Рослого и встретил его спокойный независимый взгляд.
– Странно! – сказал Джордж. – Я над ним немало измывался, уж как только не подшучивал, он ведь такой робкий, не может постоять за себя. Он даже не понимает, что над ним смеются. Вот я и забавлялся. Ведь рядом с ним я бог весть какой умник. А он все сделает, что я ему ни велю. Скажу: залезь на вершину горы, – он и полезет. Но потом все это надоело. Он никогда не сердился. Я лупил его почем зря, а ведь он мог переломать мне все кости одной рукой, но никогда и пальцем не тронул. – Голос Джорджа зазвучал проникновенно. – Знаешь, почему я перестал над ним надсмехаться? Как-то раз на берегу Сакраменто собралась толпа. Ну, я от большого ума поворачиваюсь к Ленни да говорю: «Прыгай в воду». И он прыгнул. А плавает он, как топор. Чуть не утоп. Мы его вытащили, и он же нас благодарил. Совсем позабыл, что это я велел ему в воду прыгнуть. С тех пор я такого не делал.
– Он добрый малый, – сказал Рослый. – А добрым быть ума не надо. И даже наоборот, мне иной раз думается: взять по-настоящему умного человека – такой редко окажется добрым.
Джордж собрал в колоду разбросанные карты и принялся раскладывать пасьянс. Снаружи послышались шаги. Предзакатные блики все еще играли на окнах.
– Родни у меня нет, – сказал Джордж. – Я много видал людей, которые ходят с ранчо на ранчо в одиночку. Что ж тут хорошего? Тоска смертная. Да и совсем озвереть можно. Глотку друг другу готовы перегрызть.
– Да, такие звереют, – согласился Рослый. – Ни с кем и разговаривать по-человечески не хотят.
– Правда, с Ленни хлопот не оберешься, – сказал Джордж. – Но что делать, привык к нему, теперь уже не бросишь.
– Но Ленни не озвереет, – сказал Рослый. – Я же вижу, он не из таких.
– Конечно, не из таких, но все время попадает в беду, потому что соображает туго. Вот, скажем, в Уиде… – Джордж вдруг замолчал и замер с картой в руке. Он пристально посмотрел на Рослого. – Ты никому не скажешь?
– А что он натворил в Уиде? – спокойно спросил Рослый.
– Но ты никому не скажешь? Нет, конечно, нет.
– Что же он такого натворил в Уиде? – снова спросил Рослый.
– Ну, увидал он девчонку в красном платье. А этому идиоту если что понравится, тут же надо потрогать. Просто потрогать, только и всего. Вот он и протянул руку чтоб потрогать это красное платье, тут девчонка давай визжать, а Ленни со страху и схватил ее, не знает, чего делать. Девчонка все визжит. Я был неподалеку, услышал ее визг и прибежал. Ленни уже вконец растерялся и все держит ее. Я выдернул из загородки жердину и огрел его по башке – только тогда отпустил. Так напугался, что намертво ей в платье вцепился. А ведь он сильный, как дьявол, сам видел.
Рослый спокойно, не мигая, смотрел на Джорджа. Он медленно кивнул.
– И что же дальше?
Джордж аккуратно уложил карты в ряд.
– Ну, девчонка побежала к судье и кричит, что ее изнасиловали. Мужики в Уиде собрались, чтоб изловить и линчевать Ленни. Пришлось нам до самого вечера отсиживаться в оросительной канаве среди камыша. Только головы высунули из воды. А ночью давай бог ноги.
Рослый немного помолчал.
– А он этой девчонке и впрямь ничего не сделал? – спросил наконец Рослый.
– Да нет же. Просто напугал и все. Я и сам напугался бы, если б он вдруг меня сгреб. Но он ей ничего не сделал. Только хотел потрогать ее красное платье, как вот теперь все время хочет гладить щенков.
– Он не злой, – сказал Рослый. – Я злых за милю чую.
– Конечно, не злой. И сделает все, что я ему…
Тут вошел Ленни. Его синяя куртка была накинута на плечи, и он шагал, наклонившись вперед.
– Ну как, Ленни? – спросил Джордж. – Нравится тебе щенок?
Ленни ответил на одном дыхании:
– Он белый с коричневыми пятнами, как раз такого я и хотел.
Он пошел прямо к свой койке, лег, отвернулся к стене и подобрал колени.
Джордж аккуратно положил карты на стол.
– Ленни, – сказал он строго.
– А? Чего тебе, Джордж?
– Я ж тебе сказал, чтоб ты не смел приносить щенка сюда.
– Какого щенка, Джордж? У меня нету никакого щенка.
Джордж быстро подошел к Ленни, взял за плечо и заставил повернуться. Он протянул руку и вытащил крошечного щенка, которого Ленни прятал подле себя.
– Отдай мне его, Джордж.
– Ступай и положи щенка назад в ящик, – приказал Джордж. – Он должен спать со своей матерью. Ты что, сгубить его хочешь? Он только вчера родился, а ты уже вынул его из ящика. Сейчас же неси назад, а не то я скажу Рослому, чтоб он его у тебя забрал.
Ленни умоляюще протянул руки к Джорджу.
– Дай, Джордж. Я отнесу его назад. Я не хотел сделать плохо, Джордж. Ей-ей, не хотел. Я только хотел его немножко погладить.
Джордж отдал ему щенка.
– Ладно. Живо тащи его в конюшню и больше не выноси оттуда. А то ты в два счета его придушишь.
Лении торопливо вышел.
Рослый не двигался с места. Он посмотрел Ленни вслед.
– Господи! – сказал он. – Сущий ребенок, правда?
– Ребенок и есть. Мухи не обидит, только силы на десятерых. Теперь он ночевать уже не придет. Будет спать в конюшне около этого щенка. Ну да ладно, пускай. Там он никому не помешает.
На дворе стемнело. Вошел Огрызок и направился к своей койке; следом за ним плелась его старая собака.
– Привет, Рослый. Привет, Джордж. Вы что, не играли в подкову?
– Надоело – каждый вечер играем, – сказал Рослый.
– Ни у кого не найдется глотка виски, peбята? – спросил Огрызок. – У меня что-то живот разболелся.
– Нет, – сказал Рослый. – А то б я сам выпил, xoтя у меня живот не болит.
– До того разболелся, мочи нет, – пожаловался Огрызок. – А все проклятая репа. Знал ведь, чем кончится, а съел.
Со двора, где сгущалась темнота, вошел толстяк Карлсон. Он прошел в дальний конец барака и зажег вторую лампочку под жестяным абажуром.
– Тьма кромешная, – сказал он. – Вот черт, до чего этот черномазый ловко играет.
– Да, играет он лихо.
– Еще бы, – сказал Карлсон. – Никому выиграть не дает… – Он замолчал, потянул носом воздух и, все еще принюхиваясь, поглядел на старую собаку. – Черт, до чего ж псиной разит. Выгони ее отсюдова, Огрызок! Хуже нет, когда псиной воняет. Гони ее, тебе говорят.
Старик пододвинулся к краю койки. Он протянул руку, потрепал собаку по голове и сказал виновато:
– Она у меня давно, и совсем я не замечал, чтоб от нее воняло.
– Вот что, я ее здесь терпеть не стану, – сказал Карлсон. – Эта вонь остается надолго. – Он тяжелыми шагами подошел к собаке и поглядел на нее. – Зубов нет, – сказал он, – лапы от ревматизма не гнутся. На кой она тебе сдалась? Ведь она самой себе в тягость. Почему ты ее не пристрелишь?
Старик беспокойно заерзал на койке.
– Ну уж нет! Она у меня давно. Я взял ее еще щенком. Она помогала мне пасти овец, стерегла стадо, – сказал он с гордостью. – Теперь на нее поглядеть, не поверишь, но это была лучшая овчарка в округе.
– Я знавал одного человека в Уиде, – сказал Джордж. – У него был эрдель-терьер, который пас овец. Научился у других собак.
Но от Карлсона нелегко было отделаться.
– Слышь, Огрызок, эта старая сука только зря мучается. Выведи ее во двор и выстрели прямо в башку, – он наклонился и показал куда, – вот в это место, она даже не поймет, что произошло.
Огрызок посмотрел на него грустным взглядом.
– Нет, – сказал он тихо. – Не могу. Ведь она у меня так давно.
– Ей самой свет не мил, – настаивал Карлсон. – И воняет от нее так, что просто ужас. Ну ладно. Хочешь, я сам ее пристрелю? Избавлю тебя.
Старик спустил ноги с койки, взволнованно поскреб седую щетинистую щеку.
– Но ведь это просто жестоко смотреть, как она мучается, – сказал Карлсон. – Послушай, у Рослого как раз сука ощенилась. Он даст тебе щенка, правда, Рослый?
Рослый спокойно рассматривал старую собаку.
– Да, – сказал он. – Хочешь, бери щенка. – Он продолжал все живее: – А знаешь, Карлсон прав. Эта собака сама себе в тягость. Ежели я стану таким вот дряхлым калекой, уж лучше пускай меня кто-нибудь пристрелит.
Огрызок беспомощно посмотрел на него, потому что слово Рослого – закон на ранчо.
– Но ведь ей будет больно, – сказал он неуверенно. – А я согласен о ней заботиться.
– Пристрелю так, что она и боли не почувствует. Прицелюсь вот сюда, – сказал Карлсон. Он указал ногой. – Прямо в башку. Она и не рыпнется.
Огрызок переводил взгляд с одного лица на другое – искал поддержки. На дворе уже совсем стемнело. Вошел молодой работник. Плечи пригорбились, шагал он тяжело, словно нес невидимый мешок с зерном. Он подошел к своей койке и бросил шляпу на полку. Потом взял измятый журнал и положил на стол под лампочку.
– Я тебе не показывал, Рослый? – спросил он.
– Что такое?
Вошедший перелистал журнал и ткнул пальцем:
– Читай вот здесь. – Рослый склонился над журналом. – Вслух давай.
