Эдуард Тополь - Свободный полет одинокой блондинки
И тут из-за шахты лифта на лестничную площадку вышел человек в маске и с автоматом в руках, нажал курок и выпустил в Андрея всю обойму. Пули буквально изрешетили Андрея, он упал и лежал у двери, сотрясаясь от пуль, вонзавшихся в него. Кровь выплескивалась из его тела.
Расстреляв всю обойму, киллер швырнул автомат на пол и убежал вниз по лестнице.
Алена, оглушенная, выпустила из рук цветы, и они упали в лужу крови, которая стекала по ступенькам лестницы.
Часть восьмая
Большие люди
88
Москва, «Премьер-банк», круглый конференц-зал. Разностильно, но жутко богато: роскошь шелковых обоев, золотая лепнина, мебель эпохи Екатерины, подлинники Васнецова и Рериха, скульптуры Неизвестного и Шемякина. За столом идет совещание директоров банка, президент банка информирует коллег:
— Господа! В стране очередной кризис, и правительству срочно нужны деньги на выплату зарплат и пенсий, иначе могут вспыхнуть массовые забастовки и даже мятежи. А деньги есть только у банков. Но мы их за просто так не даем, и правительство вынуждено провести приватизационный аукцион. На нем будут выставлены… — Надев очки, он читает с листа: — «Норильский никель», «Ростелеком», Красноярский алюминиевый завод, Братская ГЭС и Ямальский нефтегазовый комплекс. Стоимость каждого объекта — пять-шесть миллиардов долларов, но на аукционе любой из этих кусков можно получить в десять раз ниже реальной стоимости. Что будем брать?
Члены совета стали негромко обсуждать:
— Никель…
— Алюминий…
— Никель…
— Нефть…
— На нефть цены неустойчивы…
— Никель…
— Значит, ориентируемся на никель, — суммировал президент. — В этом случае у нас практически только один конкурент — Гжельский. Его нужно убрать из игры. — Президент повернулся к начальнику службы безопасности: — Что у вас есть на Гжельского?
Начальник службы безопасности открыл толстую папку с документами.
— На Гжельского… — И стал листать ее, зачитывая: — Десять лет назад — фарцовка, торговля валютой… Потом махинации с авизо… Счета в оффшорных зонах… Виллы на Кипре, в Испании, на Лазурном берегу…
Президент нетерпеливо перебил:
— Это есть на каждого. Я спрашиваю: что есть, чтобы его убрать?
Начальник службы безопасности в затруднении пожал плечами:
— Ну…
— Что? — возмутился президент. — А для чего я тебя вытащил из ГРУ? Ты же генерал разведки! Ты что — не можешь урыть эту гниду?
89
Деревню Хорёнки накрыло первым кислым ноябрьским снегопадом. Тяжелые снежинки падали и таяли на мокрой земле, но сверху сыпало и сыпало, и маленький столик, стоявший во дворе бабы Феклы, уже покрыло снежной кашей. Однако бутылка дешевой водки была еще не споловинена, а потому налить из нее водку в граненый стакан и замешать эту водку димедролом было по погоде и в самый раз.
Выпив и утерев рот рукавом ватника, Алена взяла в руки лопату и стала копать огород. Правда, узнать в этой Алене ту Бочкареву, которая когда-то танцевала в ресторане «Марбелья клаб» или совсем недавно — в ресторане «Метрополь», почти невозможно. Лицо тяжелое, испитое, без всякой косметики, на голове застиранная косынка, на плечах телогрейка, измазанная глиной, а на ногах какие-то шаровары и резиновые сапоги. Да и вскапывать сейчас огород тоже странно — ноябрь, вот-вот грянут морозы. Но Алена работала с алкогольным остервенением.
Баба Фекла вышла на крыльцо, позвала:
— Алена, иди есть.
— Не буду. Отстань.
— А чего копать-то? Снег идет…
Но Алена, не отвечая, продолжала ожесточенно штыковать лопатой многострадальную тверскую землю.
Бабка Фекла смотрела на нее и плакала. Потом, скорбно вздохнув, ушла в дом. А к калитке в заборе подошли, оскальзываясь в грязи, три деревенских алкаша, закричали вразнобой:
— Алена!.. Аленка!..
— Чё надо? — отозвалась Алена, не прекращая копать.
— Алён, трубы горят.
Алена взяла со столика споловиненную бутылку и стакан и пошла к забору.
Алкаши встретили ее льстивыми голосами:
— Вот это человек!
— Наш человек, сразу видно!
— Ты стаканчик не пачкай. Мы со своими.
Они достали из карманов стаканы, протянули поверх забора и сдвинули рядом.
Алена приставила к этому ряду свой стакан и разлила водку на четверых.
— А димедрольчику нету? — поинтересовались алкаши.
Алена сыпанула им по таблетке димедрола. Алкаши, выжидая пока таблетки растают, обсуждали:
— Вот это другой разговор!
— Шибанет так шибанет!
— Чернобыль!
— Тополь-М!..
Таблетки наконец растворились.
— Ну, дай тебе Бог здоровья! — сказал Алене один из алкашей, хлопнул свой стакан и тут же ошалело передернулся всем телом, поскольку водка с димедролом действительно шибает похлеще атомной бомбы.
— И большого личного счастья! — пожелал Алене второй.
А третий, выпив и занюхав припасенной в кармане корочкой хлеба, вдруг громко запел:
Ох!.. Ночью за окном метель, метель!..
Второй подхватил:
Белый беспокойный снег… ох!..
Обнявшись, все трое пошли по улице с песней:
Ты живешь за тридевять земель… ох!..
И не вспоминаешь обо мне… ох!..
Алена, выпив свой стакан, смотрела им вслед, хмельно покачиваясь.
Алкаши удалялись, радостно горланя на всю деревню:
Знаю я: ни стро-о-очки не придет,
Память больше не нужна-а-а…
Алена вдруг замерла, прислушиваясь к песне, в лице ее появилось какое-то осмысленное выражение. А издали доносилось:
Ночью мне покоя не дает
Горькая моя вина…
И вдруг из глаз Алены брызнули слезы, она размахнулась пустой бутылкой и шмякнула ее о стену дома.
Но и после этого инцидента пить, конечно, не перестала, а, наоборот, отправилась в сельпо за новой заправкой. Там, однако, водки уже не было, а только пиво да джин с тоником. Пришлось взять, хотя джин против водки с димедролом — ничто, и Алена первую банку выпила на ходу, шагая со своей авоськой по деревенской улице и оскальзываясь в снегу и грязи.
И вдруг остановилась — навстречу ей шел Виктор под руку с какой-то девчонкой из Хорёнок.
— Эй, Витек, здорово! — еще издали хмельно крикнула ему Алена. — Как живешь?
