Виктор Пелевин - Чапаев и Пустота
– А хватит?
– Хватит, Шурик, – сказал Володин, деля содержимое свертка, темную горку чего-то сухого и ломкого, на три неравных части. – Еще по всему лесу будешь бегать, искать, где бы спрятаться. И ты, Колян, бегать будешь.
– Я? – басом спросил третий из сидевших у костра. – Это от кого же я бегать буду?
– От себя, Колян. От себя самого, – ответил Володин.
– Да я ни от кого в жизни не бегал, – сказал Колян, принимая свою порцию в ладонь, похожую на кузов игрушечного самосвала. – Ты за базаром-то следи. Чего это я от себя побегу? Как это вообще быть может?
– Это только на примере объяснить можно, – сказал Володин.
– Давай на примере.
Володин немного подумал.
– Ну представь, что приходит к нам в офис какой-нибудь гад, делает пальцы веером и говорит, что делиться надо. Чего делать будешь?
– Завалю козла, – сказал Колян.
– Ты чего? Прямо в офисе валить? – спросил Шурик.
– Не колышет. За пальцовку отвечают.
Шурик похлопал Коляна по плечу, повернулся к Володину и успокаивающе сказал:
– Не в офисе, конечно. Стрелку назначим.
– Хорошо, – сказал Володин. – Значит, стрелку, да? А потом? Пусть Колян скажет.
– Ну как, – отозвался Колян. – Потом приедем. Когда козел этот подвалит, скажу – братишка, объявись, кто такой. Он тереть начнет, а я подожду минуту, головой покиваю и шмальну… Ну а потом остальных.
Он поглядел на горку темной трухи на ладони и спросил:
– Чего, прямо так и глотать?
– Сначала прожуй, – сказал Володин.
Колян отправил содержимое ладони в рот.
– Грибным супом пахнет, – сообщил он.
– Глотай, – сказал Шурик. – Я съел, нормально.
– Значит, шмальнешь, – задумчиво сказал Володин. – А если они вас самих под волыны поставят?
Колян несколько секунд размышлял, двигая челюстями, потом сглотнул и уверенно сказал:
– Не, не поставят.
– Хорошо, – сказал Володин, – а ты его как, прямо в машине валить будешь, издалека, или выйти дашь?
– Выйти дам, – сказал Колян. – В машине только лохи валят. Дырки, кровь. Зачем вещь портить. Лучший вариант – это чтоб он к нашей машине подошел.
– Ладно. Пусть лучший вариант будет. Представь, что он из своей машины вылез, подошел к твоей, и только ты шмалять собрался, глядь…
Володин выдержал значительную паузу.
– Глядь, а это не он, а ты сам и есть. А тебе шмалять надо. Теперь скажи, поедет от такого крыша?
– Поедет.
– А когда крыша едет, заднего врубить не западло?
– Не западло.
– Так ты врубишь, раз не западло?
– Раз не западло, конечно.
– Вот и выходит, что ты от себя побежишь. Понял?
– Нет, – после паузы сказал Колян, – не понял. Если это не он, а я, то я тогда где?
– Ты и есть он.
– А он?
– А он – это ты.
– Не пойму никак, – сказал Колян.
– Ну смотри, – сказал Володин. – Можешь себе представить, что ничего вокруг нет, а есть только ты? Всюду?
– Могу, – сказал Колян. – У меня так пару раз от черной было. Или от кукнара, не помню.
– Так как ты в него тогда шмальнешь, если вокруг только ты? В любом раскладе себе блямбу и припаяешь. Крыша поехала? Поехала. И вместо того чтобы шмалять, ты ноги вставишь. Теперь подумай, что по понятиям выходит? Выходит, что ты от себя и побежишь.
Колян долго думал.
– Шурик шмальнет, – сказал наконец он.
– Так он же в тебя попадет. Ведь есть только ты.
– Почему, – вмешался Шурик. – У меня-то крыша не поехала. Я в кого надо шмальну.
На этот раз надолго задумался Володин.
– Не, – сказал он, – так не объяснишь. Пример неудачный. Сейчас, грибочки придут, тогда продолжим.
Следующие несколько минут прошли в тишине – сидящие у костра открыли несколько банок консервов, нарезали колбасы и выпили водки – это было сделано молча, как будто все обычно произносимые при этом слова были мелки и неуместны на фоне чего-то мрачно-невысказанного, объединяющего присутствующих.
Выпив, сидящие так же молча выкурили по сигарете.
– А почему вообще у нас такой базар пошел? – вдруг спросил Шурик. – В смысле про стрелку, про крышу?
– А Володин говорил, что мы от себя по лесу бегать будем, когда грибы придут.
– А. Понял. Слушай, а почему так говорят – придут, приход? Откуда они вообще приходят?
– Это ты меня спрашиваешь? – спросил Володин.
– Да хоть тебя, – ответил Шурик.
– Я бы сказал, что изнутри приходят, – ответил Володин.
– То есть что, они там все время и сидят?
– Ну как бы да. Можно и так сказать. И не только они, кстати. У нас внутри – весь кайф в мире. Когда ты что-нибудь глотаешь или колешь, ты просто высвобождаешь какую-то его часть. В наркотике-то кайфа нет, это же просто порошок или вот грибочки… Это как ключик от сейфа. Понимаешь?
– Круто, – задумчиво сказал Шурик, отчего-то начав крутить головой по часовой стрелке.
– В натуре круто, – подтвердил Колян, и на несколько минут разговор опять стих.
– Слушай, – опять заговорил Шурик, – а вот там, внутри, этого кайфа много?
– Бесконечно много, – авторитетно сказал Володин. – Бесконечно и невообразимо много, и даже такой есть, какого ты никогда здесь не попробуешь.
– Бля… Значит, внутри типа сейф, а в этом сейфе кайф?
– Грубо говоря, да.
– А можно сейф этот взять? Так сделать, чтоб от этого кайфа, который внутри, потащило?
– Можно.
– А как?
– Этому всю жизнь надо посвятить. Для чего, по-твоему, люди в монастыри уходят и всю жизнь там живут? Думаешь, они там лбом о пол стучат? Они там прутся по-страшному, причем так, как ты здесь себе за тысячу гринов не вмажешь. И всегда, понял? Утром, днем, вечером. Некоторые даже когда спят.
– А от чего они прутся? Как это называется? – спросил Колян.
– По-разному. Вообще можно сказать, что это милость. Или любовь.
– Чья любовь?
