Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста
28. ЭЛЬ-ТОКУЙО
На рассвете раздался повелительный голос Вильегаса:
– Капитан Альмарча!
– Слушаю, сеньор.
– Вы со своими людьми останетесь здесь еще дня на три, дождетесь отряда Кинкосеса.
– Но позвольте, сеньор Вильегас…
– Не рассуждать! – оборвал его тот. – Повинуйтесь!
– Слушаю…– отвечал Альмарча и отдал приказ своим кавалеристам.
Дорога в Эль-Токуйо была ровной и гладкой. Филипп шепотом передал падре Туделе слова Янычара. Священник сделался бледен как полотно.
– Так зачем же лезть на рожон? Прикажите остановиться и немедля повернуть назад. У нас пятнадцать человек, у Вильегаса только двенадцать. Соединимся с отрядом Кинкосеса, он, должно быть, уже на подходе.
– Не пристало человеку, облеченному властью, уклоняться от встречи, – гордо ответил Филипп. – Губернатор я или не губернатор?
– Нет, ваша милость. Не истолкуйте мои слова превратно, но власть держится силой, а. силы у вас нет. Больше половины ваших людей вас недолюбливают. И дело тут не в ваших свойствах и качествах, а – как ни горько мне говорить это – в исконной и природной кастильской спеси, на которой ловко сыграл Хуан Карвахаль.
– Успокойтесь, падре, – сказал Филипп. – Мне ли не знать, что представляет собой этот надутый чванством и завистью человечишка. Ни разу в жизни не брал он в руки меча…
Священник придержал коня и взглянул на Гуттена так, словно тот открылся ему с новой, неведомой стороны.
– Дон Филипп, сын мой, растолкуйте мне, ради бога, зачем вы лезете прямо к волку в пасть? Чего вы хотите – вернуть себе должность или отбить у Карвахаля его любовницу, помрачившую ваш разум?
– Разумеется, должность! – залившись румянцем, ответил Филипп.
– Ох, не верю! Вы так и не научились врать! Тут дело не в должности, а в бабе. Если бы страсть не снедала вас, вы дождались бы прибытия Кинкосеса.
К вечеру вдалеке блеснули огни.
– Вот и Эль-Токуйо, – показал на них Вильегас. – Через час будем на месте.
Повернувшись к одному из своих солдат, он приказал:
– Скачи вперед. Уведомь сеньора губернатора.
При въезде в городок Филипп, глазам своим не веря от счастья, увидел чету карликов, скакавших ему навстречу.
– Вот он! Вот он! – вне себя от восторга кричала Магдалена, подпрыгивая в седле своего пони.
Гуттен подхватил ее и перенес к себе в седло. Перико одним прыжком взобрался на круп его коня. Все трое обнялись, расцеловались и на радостях прослезились.
– Я уж думал, никогда больше вас не увижу, – плача, говорил Филипп.
– И мы, и мы тоже не чаяли с тобою встретиться, – всхлипывал Перико.
– Меня в свою компанию не зачисляй, дурень ты безмозглый! – накинулась на него Магдалена. – Я всегда знала, что вернусь к хозяину. Господь не допустил бы такой беды, и колдун Торреальба, лекарь Карла, мне так и сказал.
– Какого Карла?
– Императора Карла Пятого, какого же еще?
– Да как же ты, пигалица бесстыжая, смеешь называть нашего государя по имени?
– Подумаешь! Что тут такого? Ну да оставим это. Знаешь ли ты, повеса, – зашептала она на ухо Филиппу, – что я осведомлена о всех твоих шашнях с Каталиной? Красивая она, тебе повезло, и влюблена в тебя, как кошка. А этот Карвахаль росточком чуть выше Перико, и уж такой гадкий, такой гадкий!.. Он тебя ненавидит. Берегись его. Ну, вот мы и приехали. Теперь мы с Перико вернемся к Карвахалю, чтобы тот не заподозрил чего-нибудь. Этот дурак, верно, считает: с глаз долой – из сердца вон.
Расцеловавшись с Филиппом, карлики спрыгнули с коня, сели на своих пони и поскакали прочь.
На пустыре, тщившемся казаться городской площадью, под исполинской кроной сейбы всадники остановились.
– Здесь вы поживете, ваша милость, – сказал Вильегас, указывая на чистенькую хижину, и помог Филиппу спешиться.
Появившийся в эту минуту Вельзер в слезах пал Гуттену на грудь.
– Филипп! Филипп!
– Что случилось? Рассказывай толком!
Вмешался Вильегас:
– Друзья мои, войдите под этот приветный кров, а я пока засвидетельствую свое почтение губернатору и извещу о нашем прибытии.
С этими словами он направился через площадь к большому дому.
– Мы погибли, Филипп! – вскричал Вельзер, чуть только тот ушел. – Янычар рассказал тебе чистую правду. Педро Лимпиас оказался самым подлым изменником из всех, кого я видел в жизни. Когда мы прибыли в Акаригуа, он взбунтовал отряд и пригрозил оставить меня одного, если я откажусь следовать с ним в Кубагуа. Прочее тебе известно. Этот негодяй на всех углах распинается о том, как он ненавидит тебя и всех немцев.
– Это ему даром не пройдет, – сквозь зубы процедил Филипп.
– Будь осторожен! Лимпиас сделался теперь ближайшим приспешником Карвахаля, который при всей гнусности своего нрава обходится со мною довольно учтиво.
– Я приехал, и теперь все переменится.
– Не знаю, не знаю… Карвахаль правит тут самовластно.
– А что же наши?
– Ах, все они держат сторону Лимпиаса, то есть Карвахаля, и безбожно льстят ему, пресмыкаются перед ним, а тебя поносят…
– Вот как?
– Да, Филипп, поносят и бранят.
– Хорошо же. Посмотрим, что они запоют, когда подойдет отряд Кинкосеса.
Хижина, крытая соломой, была просторна и чиста. Четверо солдат подвесили гамаки, а потом какой-то негр, недобро ухмыляясь, принес поесть, сказал, что будет прислуживать им, и сел у порога на корточки. Солдаты, покончив с гамаками, выстроились у дверей с алебардами. Взглянув на них, Филипп заметил:
– Любопытно узнать, сторожат они нас или же отдают почести?
– Без сомнения, друг мой, первое ваше предположение резонней, – с кроткой покорностью судьбе отвечал падре Тудела.
Через полчаса пришел Вильегас:
– Губернатор поздравляет вас с благополучным прибытием и просит извинить, что за поздним временем не сможет сегодня принять долгожданных гостей. Завтра в первом часу пополудни он приглашает вас на обед с участием городских нотаблей, а пока что желает вам, сеньор Гуттен, доброй ночи.
– Этот малый цену себе знает, – язвительно заметил капеллан, – а до вас явно снисходит.
– Пусть не думает, что я проглочу это оскорбление, – вспыхнул Филипп. – Сейчас же отправлюсь и выскажу ему все, что я о нем думаю!
Падре Тудела вскочил и загородил выход.
– Вы с ума сошли, Филипп! Бог с вами! Умерьте свои порывы, если хотите выпутаться из беды. Дождитесь утра, и попробуем выйти отсюда. А пока попробуйте-ка узнать, под стражей мы или нет.
Филипп, переведя дух, счел этот совет разумным и направился к двери. Когда он ступил за порог, латники взяли на караул.
– Ну что ж, добрый знак, – прошептал священник. – Карвахаль желает уладить дело миром.
В поселении, по словам Вильегаса, нашли себе приют триста пятьдесят испанцев, не считая индейцев племени какетио, перебравшихся сюда из Коро, и местных. Всего же в округе проживало около ста тысяч туземцев.
– Пусто, – сказал Гуттен, оглядев площадь.
– Час-то поздний, – зевая, ответил священник.
– Поглядите-ка, падре! – весело воскликнул Филипп, указывая на дом губернатора. – Ведь это же наш добрый и давний друг Эрнан Перес де ла Муэла!
Лекарь, стоя возле жаровни, вел оживленную беседу с двумя солдатами. Филипп приветливо окликнул его, но тот, видимо, не узнал своего бывшего командира. Когда же Филипп стал так, чтобы пламя осветило ему лицо, лекарь наконец холодно поклонился и пошел к нему навстречу. Приблизившись почти вплотную, он торопливо зашептал:
– Напрасно вы, сударь, обрадовались мне при посторонних: мы все тут под топором ходим. Губернатор – настоящий Вельзевул: он вынудил меня покинуть Коро под угрозой смерти, а кое-кого и вправду повесил, придравшись к какому-то пустяку. По сравнению с этим бесноватым Хорхе Спира кажется невинным агнцем. Берегитесь Педро Лимпиаса: он ненавидит вас. Мне и самому пришлось на словах отречься от вашей милости, чтобы не попасть в беду. Против вас затевается что-то недоброе… Теперь позвольте я ощупаю вам лоб, словно вам нездоровится и вы попросили моей помощи. Я друг вам, дон Филипп, но моя жизнь мне дорога… Храни вас бог, сударь!
С этими словами он повернулся и, пройдя три шага, сплюнул.
– Дело плохо, дон Филипп, – в испуге проговорил падре Тудела. – Хуан Карвахаль – господин положения, а мы у него в плену. Вернемся-ка поскорее домой, а завтра минута в минуту явимся на обед.
По дороге они увидели чернокожего слугу – улыбаясь, тот сидел посреди улицы и внимательно следил за ними.
Поутру Вильегас явился за Гуттеном и его спутниками.
– Пора! Пора! – благодушно восклицал он. – Губернатор ждет нас! Не годится заставлять его ждать!
На площади под исполинской сейбой был богато накрыт стол, вокруг которого стояла дюжина табуретов. Мельхиор Грубель-младший со всей учтивостью поспешил навстречу гостям.
