Франсиско Эррера Луке - Луна доктора Фауста
– А что же случилось? Не тяните, прошу вас!
– Вас считали убитым, и вот уже три года, как вам назначен преемник.
– Что?
– Первого января 1545 года, – то есть пятнадцать месяцев назад, в Коро прибыл коронный судья, облеченный всеми полномочиями, чтобы исполнять должность губернатора и капитан-генерала.
– Но коль скоро я цел и невредим, полагаю, что…
– Совершенно напрасно вы так полагаете. Напротив, вам придется столкнуться с изрядными трудностями. Вашу власть, ваше право будут оспаривать. Новый губернатор начал с того, что опустошил Коро…
– Как?
– Вам ведь известно, что тамошняя земля родит плохо и оттого город рос медленно…
– Продолжайте!
– Вот губернатор и решил основать возле Токуйо – там самые плодородные почвы в стране – новый город. Ну, и следом за ним туда перебралось все население Коро, кроме шести десятков самых твердолобых. В Токуйо вы отыщете всех своих старых друзей, – докончил он с воодушевлением. – Каково?
– Не знаю, что вам сказать, – рассеянно ответил Филипп. – Кроме Эльдорадо, мне ни до чего нет дела.
Тон Вильегаса стал важен и суров:
– Скорей всего, из-за этого и возникнут у вас разногласия с нынешним губернатором. Он утверждает, что главное богатство страны – это земля и скотина, и потому не позволил Лимпиасу отправиться с подкреплением к вам навстречу. Он не верит в Эльдорадо и будет чинить вам всяческие препоны…
– Но это же сущий вздор! – раздраженно воскликнул Филипп. – Скажите же по крайней мере, как зовут человека, который при живом губернаторе дерзнул взять бразды правления?
Лицо Вильегаса озарилось широкой улыбкой.
– Это наш общий друг, человек, наделенный замечательными и многообразными дарованиями, редкостный знаток Венесуэлы…
– Как его зовут?
– Хуан Карвахаль.
– Что? – вскричал Филипп. – Не тот ли это Карвахаль, что был в Коро магистратским писцом, а потом сделался коронным судьей в Санто-Доминго?
– Тот самый, тот самый! Он с нетерпением поджидает вас в Токуйо, чтобы поскорей предать забвению то маленькое недоразумение, которое вышло у вас с ним в Санто-Доминго. Он просил передать вам, что отныне и впредь не будет у вас более надежного и преданного друга, чем он, и умоляет вас забыть былую рознь.
– Что ж, превосходно, – равнодушно сказал Филипп. – Я на него не в обиде уже потому хотя бы, что сам был виновником нашей размолвки.
– Безмерно счастлив слышать это, – сказал Вильегас. – Время не ждет. Давайте отправимся тотчас же. Зачем заставлять ждать губернатора и его супругу Каталину де Миранда?
– Каталину де Миранда?!
– Да, так зовут эту женщину – прекраснейшую из всех, что встречались мне на веку. Она родом не то из Андалусии, не то из Севильи, миниатюрна и изящна, точно ящерка, а уж если ей придет охота плясать, заткнет за пояс любую танцовщицу.
– Карвахаль обвенчался с нею?
– Не думаю, что он освятил свой союз таинством, но относится он к ней как к законнейшей супруге и требует, чтобы ей воздавали почести, полагающиеся особе такого ранга. Не прошло еще месяца с того дня, когда он приказал высечь одного наглеца, который вздумал передразнивать ее походку. Так чего же мы ждем, дон Филипп? – заторопился он. – Двинемся в путь?
Благодушное выражение вмиг исчезло с лица Гуттена, и он ответил властно и резко:
– Я дождусь вестей от своих.
Вильегас же явно начал терять если не учтивость, то терпение:
– Но губернатор может разгневаться на такую задержку, и будет совершенно прав. Он сочтет это непочтительностью…
– Прошу вас не забывать, сударь, – поднимаясь, отрезал Филипп, – что пока еще я губернатор. Я не тронусь с места, пока не узнаю о судьбе моих людей.
Вильегас в замешательстве закусил губу.
– Вот что я придумал, дон Филипп: пошлите к Кинкосесу гонца с приказом идти в Эль-Токуйо.
Филипп задумался: за эти двенадцать лет он пережил столько измен, что приучился быть осторожным.
«Вильегас пляшет под дудку Карвахаля. Он утверждает, что судья позабыл нанесенное ему оскорбление, – это ложь, измысленная им самим или внушенная ему Карвахалем. Тот пронесет свою ненависть ко мне до гробовой доски. С ним Каталина. Она своих чувств сдерживать не будет. Столкновение неизбежно. В Эль-Токуйо двадцать человек из моего отряда, и кое-кого он уже перетянул на свою сторону. Войска у Карвахаля нет: он может рассчитывать только на горожан. Я – воин, а он – писец. Посмотрим еще, чья возьмет! Как только прибудет Кинкосес с главными силами, я потягаюсь с судьей».
– Нет! Я буду ждать Кинкосеса здесь! – твердо произнес он.
– Помилуйте, дон Филипп!..
– Такова моя воля!
Глаза Вильегаса сузились. Чтобы скрыть досаду, он поднялся, отошел к костру, отрезал от туши длинный тонкий ломоть.
Когда он вернулся к Филиппу, лицо его сияло радостью.
– Ваша милость! Что я за бестолочь такая: битый час беседую с вами, а сообщить вам радостную новость и позабыл!
– Какая же это новость?
– Ваши карлики, Перико и Магдалена, воротились из Испании и находятся сейчас в Эль-Токуйо.
– Перико и Магдалена? – едва не задохнулся Филипп.
– Да-да!
Филипп одним прыжком подскочил к Вильегасу, ухватил его за плечи и принялся трясти.
– Это правда? Вы сказали мне правду, дон Хуан, или солгали, желая заманить в Эль-Токуйо?!
– Полноте, сеньор Гуттен! За кого вы меня принимаете? Мы столько лет знакомы, а вы подозреваете меня в такой низости! Если вам недостаточно моего слова, спросите у них. Эй! Ко мне! – подозвал он своих спутников. – Где видели вы в последний раз карликов Перико и Магдалену?
– В Эль-Токуйо, сеньор, – хором ответили четверо солдат.
– В доме губернатора, – добавил пятый. Филипп едва не плакал от счастья:
– Слава богу! Слава богу! Благодарю вас, дон Хуан! Простите, если неосторожно сорвавшееся слово ненароком обидело вас. Спасибо за добрую весть! Эти малыши – как родные мои дети!
Солдаты в неприязненном молчании слушали его прерывающуюся от рыданий речь. Вильегас сочувственно положил ему руку на плечо.
– Успокойтесь, дон Филипп, успокойтесь! Совсем скоро вы обнимете своих любимцев – могу вообразить, как много значат они для вас, если и мы привязались к ним всем сердцем и тешились их шутейной перебранкой.
– Ну, поведайте же, дон Хуан, все, что вам известно! Когда они возвратились в Венесуэлу? Как они оказались с вами? Что было с ними в Испании?
Вильегас, немного оторопев от такого напора, принялся рассказывать:
– Проведя три года при дворе принца Филиппа, Перико и Магдалена воротились в Венесуэлу. Мне было велено выделить им жилище, на которое имеет право каждый гражданин Коро. Магдалена носила придворное платье – это при нашей-то жаре!
– Придворное платье? – расхохотался Филипп.
– Ну да! Носила и носит со дня прибытия по сию пору, невзирая на зной, и говорит, что не возьмет на себя смелость нарушить этикет, принятый при дворе его величества.
– Ну а Перико что вытворяет? – сияя, спросил Филипп.
– Да вы просто не поверите! Он въехал в Коро верхом на маленькой английской лошадке – они называются пони – в полном рыцарском вооружении. Поначалу я решил, что это наваждение. Можете ли вы представить себе, как этот крошечный паладин, взяв копье наперевес, с криком «Святой Иаков и Испания!» атакует бродячую собаку?! Одно вам скажу: об этой парочке в наших краях долго еще будут рассказывать сказки!
– Что же, Магдалена тоже ездит на пони?
– Ну разумеется! Государь позаботился и о ней. Вы увидите эту амазонку в Эль-Токуйо.
– Как им понравилось при дворе? Что они рассказывают?
– По словам Магдалены, император дня не мог прожить без нее, она была единственным утешением в его горестном вдовстве. Еще она похваляется, к вящему негодованию Перико, тем, что королевский шут-карлик упорно домогался ее.
– Не может быть!
– Оба говорят, что, несмотря на милости, расточаемые им государем и инфантами, они проливали потоки слез в разлуке с отчим краем и с вами, дон Филипп. Узнавши, что вы живы-здоровы, они с ума сойдут от радости.
– Я сам мечтаю поскорее увидеть их, – поспешно вставая, сказал Филипп. – Ну, вот вы и убедили меня. Едем в Эль-Токуйо.
– Сами не представляете, сколь счастливо ваше решение. Оставьте записку Кинкосесу, и отправимся! Если повезет, к ночи будем в Киборе.
«Ему удалось провести меня, – злясь на себя, думал Филипп. – Но пусть не радуется: я не так-то прост и останусь в Киборе до прихода отряда».
Всадники на рысях ехали по направлению к Кибору. В полдень им оставалось покрыть еще пять лиг по беспощадной сухой жаре. Вдоль дороги тянулись поросшие кустарником пустоши, и, глядя на них, Филипп не выдержал:
– Про эти земли вы толковали? Так они куда хуже, чем в Коро.
– Вы правы, дон Филипп, но зато в какой райской долине лежит наш будущий город!
