Пилип Липень - Параметрическая локализация Абсолюта
10. И тьма не поглотит её
Долго поднимались они по лестницам, сталью гудящим, всё выше и выше сквозь краснокирпичные этажи, долго петляли по гулким коридорам с электрическим светом, пока не оказались наконец в покое, сплошь заполненном экранами, мониторами и разнообразными научными приборами. Управлялся с ними приземистый человек по имени Александр, с густой смоляной бородою, облачённый в кафтан со многими карманами, а в каждом из карманов помещался особый инструмент, то лупа, то ланцет, а то и батарейный фонарик. Учёные переговорили меж собой об интегралах, умилились золотому жуку и стали показывать отцу Вениамину космические изображения. Вот дальняя планета, вот облако метеоритное, вот галактика, а вот и наша Земля-колыбель, нежная, ясная, несказанно прекрасная, в чёрной пустоте плывёт вокруг Солнышка, и тьма не поглотит её. Ахнул отец Вениамин: да как же возможна такая красота? Приятно стало Александру, и разъяснил он отцу Вениамину: сии картины получаем мы с кораблей, в открытом космосе плывущих и нам свои открытия сообщающих посредством радио. Смотрел отец Вениамин и насмотреться не мог, смотрел и восхищался силе знания человеческого, до небес досягнувшего; но более того восхищался величию Господа, все миры создавшего по воле Своей.
Однако недолго восхищение длилось – вдруг появился на экране несуразный предмет, до той поры тенью Луны сокрытый. Протёр отец Вениамин глаза, перекрестился, но не сгинуло наваждение: предмет тот был огромной босой ногою.
– Что за напасть? Ужели это и есть тот самый человек космический?
– Верно, отче, тот самый, – подтвердили учёные.
– Побеседовать я хотел бы с ним.
– Можно, хоть и непростое это дело, нет ведь в космосе ни воздуха, не звуков. Но мы вот что придумали: плывут мимо космического человека корабли и фарой специальной ему азбуку Самуила Морзе передают. Он же в ответ подмигивает, также морзянкою. Вот тебе, отец, клавиши, пиши ему, что сказать хочешь. Как будет корабль плыть возле его лица, так и послание передаст, и ответ возвратит.
Отец Вениамин склонился над буквами и написал: Здравствуй, добрый человек. Учёные одобрили благопристойное вступление и повели отца Вениамина в трапезную, чтобы там ответа дожидаться. Трапезная помещалась в покое по соседству. Каменные стены её были чисто окрашены белилами, а сосновый пол тщательно навощен. Меж рядами дубовых столов, ломящихся от яств, сновали лакеи с приборами, пахло хлебом, пивом и дымком горячей печи. Раскрасневшиеся учёные мужи отдыхали от трудов и веселились: кто возглашал тосты, обнимаясь через стол, кто играл на рояле романсы, а кто неторопливо беседовал, дымя папироской. Многие тихо насыщались, склонившись к обильным блюдам. Товарищи отца Вениамина, приветствуемые коллегами, провели его к свободному месту и сделали знак казачку; казачок побежал и принёс водки. Отец Вениамин, не желая согрешить, исчислил в уме, сколько недель прошло со дня Пасхи, и только тогда позволил себе пригубить.
Подали канапе, валованы, тарталетки, грибной кокот и прочую пищу. Отец Вениамин со спутниками отведали всего понемногу, насытились, и завели беседу о Святом Писании. Учёный Александр заметил, что слишком туманно Писание, коли со вниманием его читать, и противно разуму.
– Не может быть вера противна разуму, ибо не Господь ли наделил нас разумом? Истинное счастье для человека – разумом Бога постигать.
– Господь также наделил нас устами и чревом; однако не грех ли есть чревоугодие? – отвечал на это отец Вениамин. – Разум есть принадлежность человека, и должно его смирять, и не более надобности использовать.
– Не есть ли первейшая надобность – разумение воли Бога?
Не стал отец Вениамин спор продолжать, ибо споры тешат бесов – стал он горячо молиться, рукой крест нательный к сердцу прижав. Вздрогнул Александр, и стал беспокоен взор его. Понял тут отец Вениамин, что одержим учёный нечистой силой. Думал он было уйти прочь, но тут прибежал казачок и подал им на подносе космический ответ.
11. Глупец и маловер
«И тебе здравствовать желаю», – было напечатано на бумажке. Учёные и отец Вениамин допили чай, утёрлись расписными полотенцами и вернулись в научный покой. Луна уже освещала руку космического человека и часть лица: была видна пухлая щека, подобная детской, и весёлый зелёный глаз, со вниманием осматривающий Солнце, созвездия и проплывающий пред лицем его кораблик. Видя, что настало благоприятное для разговора время, отец Вениамин не медлил, он склонился над буквами и написал:
– Как зовут тебя, славный великан?
Засветились огоньками сложные приборы, загудел за потолком радар, засиял фарой кораблик: точка-тире, точка-тире. Улыбнулся великан-дитя, и глазом в ответ заморгал. Как кончил он моргать, на другом экране тут же проявились слова:
– Я Всеволод, из географов. А ты кто?
– Я Вениамин, странник. Путешествую в Иерусалим, ко Гробу Господню.
– Коли так, дело хорошее.
– Ответь мне, брат Всеволод, правду ли сказывают, что Господь тебе являлся?
– Истинную правду. Видел я Её, как теперь вижу перед собою длань свою, – и он плавно повернул рукою в подтверждение.
– Как же ты говоришь «Её», когда Создатель сущего мужское начало имеет?
– О начале мне не известно ничего. Явился мне Бог в образе дитяти, малой девочки. Нам ли пути Его знать?
– По чему узнал ты, что девочка та – Господа воплощение?
– По чудесам великим и доселе невиданным. Никто, кроме Бога, такие чудеса творить не в силах.
– Какие чудеса видел ты?
– Смеёшься ли ты надо мною, странник? Или неведомо тебе, что жизнь земную для всех людей Господь в счастье превратил по милости Своей бесконечной? Или не стал ты бессмертным, или не приобрёл свободу тела и радость духа? Или не творишь ты всё желаемое тебе?
– Сие есть не счастье желаемое творить, но испытание последнее перед Страшным судом. Искушает нас сатана, и горе тому, кто в прелести пребывает и наслаждениями себя тешит.
– Глупец ты и маловер, Вениамин. Тебе прощение и вечный рай дарованы, а ты брезгуешь. Опомнись!
Тем временем Луна совершала свой путь по небу, и вот наконец открылся космический Всеволод, предстал очам отца Вениамина во всём своём чудовищном бесстыдстве. Был Всеволод наг, и восседал нечистым местом прямо на южном полюсе; полюс же глубоко входил в его тело. Ужаснулся отец Вениамин: уж не с самим ли врагом рода человеческого по наивности в разговор вступил? Стал он креститься и на колени упал в страхе великом. Достал из сумы икону Иисуса, и целовал её, и защиты от гибели грозной просил. Куда мне, немощному и бесхитростному, от демонов коварных искушение терпеть? Скоро, укрепившись сердцем, поднялся и прочь из обсерватории поспешил. Учёные шли за ним следом до самых пределов земли научной, предлагая погостить ещё и завлекая новейшей пластической хирургией, но отец Вениамин даже не обернулся.
12. На землю Африканскую
Ночью пробудился он от шорохов и сел в кромешной тьме, и слышал тихие шаги зверей. Обступали его звери и шептали на своём древнем наречии, и он понимал всякое слово. Вопрошали звери, роптали: доколе томиться будем под игом телесности, правды последней не ведая? Доколе в глазах наших стоять будет осенняя влага и стылых дерев дрожание? Доколе плыть нам по тёмным течениям к морю, вечно стремясь и вечно не достигая? Чуешь ли нас, старец? Дивился он столь складным речам, и так отвечал: согбенна спина моя и немощно разумение, однако знаю, добрые звери, знаю доподлинно – воссияет и для вас свет! Свет невидимый, ощущаемый лишь шерстью загривной, но свет истинный, окончательный. Послушайте, звери: смело сквозь туманы к цели ответной ступайте, лапой мохнатой по мхам и хрупким хвоинкам. Ищите препятствие, звери, препятствие великое, пересечь кое не в силах станете. И поверили ему звери, и в тёмном тумане растаяли, чутьём ведомые. Он же лёг и спал до утра.
Утром двинулся он дальше, и шёл весь день, и шёл ещё десять дней. Дубравы золотились в солнечном свете, облака плыли, синицы сидели на столбах, распушив жёлтые пёрышки. К концу одиннадцатого дня повеяло в воздухе запахом морским, и вышел отец Вениамин на северный берег Беландии, к самому океану. У берега он вновь встретил титанов; титаны отдыхали от обороны и ели горячие щи из квашеной капусты, угостили щами и отца Вениамина. Понравилось ли тебе в нашем государстве, отче? Хорошо у вас, согласился он, и людей добрых в достатке, и зверей. Отрадно мне гостеприимство ваше, однако долее пребывать здесь не могу, теперь отправляюсь в Африку. Опасное дело затеял ты! Тебе ли, старику, в диких странах скитаться? Оставайся с нами: дадим тебе хижину и скарб необходимый, будешь рожь растить или виноградник возделывать и горя вовек не узнаешь. Спасибо, милые братья, но цель моя – святой Иерусалим, отвечал он, а опасностей не боюсь, ибо верую в милость Божию. Посоветовались титаны меж собой и решили помочь отцу Вениамину. Не вплавь же тебе океан безбрежный пересекать, давай мы тебя подбросим? А и подбросьте, любезные титаны, сие мне весьма кстати придётся. И поднялся тогда самый могучий из титанов, взял отца Вениамина в руку, размахнулся широко, да и швырнул его в сторону севера изо всех своих небывалых сил.
