Антонио Редол - Яма слепых
Хоть вина было и немного, дискуссия приняла беспорядочный характер.
Ролины высказывались за лобовую атаку против Ассоциации землекопов, после того как она образуется. Они считали, что тогда все средства будут хороши. А именно: в тот вечер, когда правление Ассоциации соберется, из окон должны полететь и мебель и люди, чтобы, как говорил Карлос Ролин, «все они, как можно скорее, оказались на улице». Мигел Релвас был с ним согласен, хотя сказал, что лучше бы «подпалить весь этот навоз».
— Хуже всего, — сказал Перейра Салданья, — что закон…
Но Жоан Виторино объяснил ему, что «закон — это мы, и никто другой», и если двор считает возможным бездействовать, то тому, кто первый столкнулся с беспорядком, надлежит все поставить на свои места. К примеру: схватить одного из этих типов и повесить голым на позорном столбе. Живьем и голого. А это гораздо хуже, чем убить.
Тут Диого Релвас напомнил им, что еще существует печать и другая сторона может найти основание для осуждения любого насилия.
— Сейчас модно заигрывать с народом, хотя, к чему это, — непонятно. Но что мы можем против моды? Пока…
— Так что ты предлагаешь? — спросил Фортунато Ролин, глядя на него гноящимся и немигающим глазом.
— Как и вы, считаю, что все средства хороши. Мы должны идти до конца… И можем начинать действовать хоть сегодня. Прежде всего следует узнать имена главарей и оказывать на них и их единомышленников давление. Вот вам первая задача. Я абсолютно уверен, что кто-то из этих типов работает у нас.
— Короче: разбить яйцо прежде, чем цыпленок вылупится сам, — пояснил улыбающийся Виторино.
— То самое. И после этого мы сможем преподать им урок. Мысль повесить одного из них голышом на позорном столбе, по-моему, гениальна! Поддерживаю ее целиком и полностью.
— Но надо иметь в виду, что они не боятся, — заметил То Ролин. — Да, те, кто не связан семьей…
— Тогда мы договариваемся и не даем больше работу главарям, не объясняя причин. Ведь никто не может запретить нам отправиться на площадь, где толкутся землекопы, ищущие работы, и выбрать из них тех, кто нам подходит. Перейра Салданья и я, члены компании, можем помочь в этом деле.
— Но даже если это так…
Ты, Фортунато, не веришь, что их испугает голод?
— Если дед мне разрешит… Все угольщики в Англии объединились и при случае помогают тем, кого арестовывают, — пояснил Руй Диого. — Не думаю, чтобы наши землекопы были одиноки, без поддержки.
— Хорошо. Предположим, они выстоят. Если так, то мы уже сегодня должны подыскивать доверенных людей, которые войдут в костяк этой организации. Им, если необходимо, можно и заплатить.
Присутствовавшие заулыбались, услышав предложение Диого Релваса.
— В этом случае мы в тот же день узнаем, что там происходит. И, когда будет их съезд, подыщем трех или четырех человек, вроде этого арендатора из Бенавенте. К этому я пришел, извлекая урок из сегодняшней встречи. С дураками всегда легче заварить кашу. И густую… — И, повернувшись к председателю муниципалитета: — Все остальное вы возьмете на себя. Обращая внимание на то, что Ассоциация — центр беспорядка, прикажите ее закрыть…
— Я не уверен, есть ли такой закон…
— Нет закона, который бы разрешал беспорядки. Посадите их в тюрьму или куда хотите. Но выполните свою роль…
Мигел Жоан вышел вперед и вручил отцу бумагу, объяснив шепотом что к чему. Землевладелец Алдебарана, с гордостью посмотрев на сына, утвердительно кивнул головой.
— Здесь есть один человек, который хорошо работает… Тут вот у меня шесть имен. Имена главарей Ассоциации. Из них двое служат у меня. Двое у Перейры Салданьи…
— Кто такие, кто они? — послышались вопросы.
— Один — сын старшего пастуха, Рамальета. И внук вашего кучера…
— Боа Вида?
— Нет, этот — человек деловой. Другого, Дескалсо…
— Ничего себе!
— А у меня? — спросил Жоан Виторино.
— Ты пока чист. Подождем до следующего раза, если такой будет.
Все были уверены, что дальше дело не пойдет, на этих все и кончится.
— Да это же воробьи! — сказал Мигел Жоан. — Их едят с рисом…
— Не говори «гоп», пока не перепрыгнул.
— А у нас кто? — спросил Ролин, попросив сына сунуть ему в рот сигарету.
— У вас один… Зе Фомекас.
— Кто это Зе Фомекас?
— Сын сторожа, — пояснил То Ролин.
— О, о его здоровье я позабочусь сам… И немедленно.
— Фортунато, никаких насилий! Мы же договорились, что чадо припугнуть семьи… Прежде всего надо заставить действовать такую силу, как страх. Это самая лучшая машина порядка.
— А мне бы хотелось отделать этого типа. Это ведь мой крестник. У меня есть на него право. Ладно, отыграюсь на его семье…
Диого Релвас сиял.
Он хотел, чтобы и сын и внук были рядом, но Мигел Жоан очень ловко, под предлогом дать прикурить Ролину, отошел от отца. «Нужно за него держаться, — думал землевладелец. — Если этот год пройдет как надо, отдам ему часть акций Компании заливных земель. Он их заслуживает. Но он должен получить их из рук племянника, чтобы не зазнавался».
И Диого Релвас широко улыбнулся, точно уже присутствовал при сцене передачи.
Глава XX
«Вот скоты, несчастные скоты», — думал так же, как и другие землевладельцы, Диого Релвас, хотя и не так убежденно, понимая, что для организации Ассоциации землекопов время самое что ни на есть подходящее. Ведь землекопы не жнецы и не полольщики, которых можно найти где угодно, хоть в Бейре, хоть у черта на куличках — словом, где работы мало, а рук много и низкая поденная плата. Тех, кто способен держать деревянную лопату чуть больше человеческой руки и ею поднимать землю заливных земель, возводя дамбы, что сдерживают мощные потоки воды в периоды наводнения, тех, кто способен по всем правилам рыть канавы для сточных вод и расчищать рукава рек, не так-то просто найдешь, да и обучишь не скоро. Он только теперь осознавал это по-настоящему, только теперь понимал, что должен обратить внимание на эту большую, такую же большую, как его хозяйство, истину.
И работы нужно проводить вовремя и не прерывать их, не откладывать на потом, ведь дождь о себе не предупреждает — сколько бы ты ни молился на небо, — а Лезирия требует чистых канав, чтобы вода могла так же легко, как пришла, уйти, ну и дамб тоже, чтобы не погиб труд стольких месяцев. Укротителю диких лошадей требуются годы труда, а укротителю реки, у которой сила львиная, — и того больше.
Ассоциация землекопов — дело рук людей образованных, плюньте ему в лицо, если это не так. К тому же своих людей он знал, знал как старых, так и молодых, все они тихие и хорошие, готовые по первому слову лечь под поезд, если он того потребует. И чтоб они, эти люди, как-нибудь поутру проснувшись, решили, что им нужна ассоциация? Нет нужды долго раздумывать, чтобы понять, кто ими вертит. А между прочим, новый король и правительство входят в сделки с организаторами беспорядков, отменяя закон, который мог бы привести тех в чувство, и вселяют в них уверенность, что насилие дает свои плоды, если действовать достаточно настойчиво, — тому яркий пример-отмена закона. И все это на голову земледельцев — тружеников земли, точно обрабатывать землю, предоставляя работу двум третям португальцев, — смертный грех.
Похоже, Португалия была обязана отдать все свои силы, чтобы кормить лиссабонских лентяев и еще ублажать их, потворствуя капризам и злобе. Надо сказать, что и республиканцы и либеральные монархисты обманывали народ, внушая ему, что в такой нищей стране, как Португалия, можно жить припеваючи. Они твердили о Европе, говоря, что и португальцам пора занять место в ряду цивилизованных наций. Но каких, каких наций-то?! Была ли хоть одна, которую можно было назвать цивилизованной? Если словом «Европа» именовался прогресс — смелость, евангельская миссия в мире и порядок, то назовите, какая страна была «Европой» раньше нас?! Однако если «Европа» — это анархия и отказ от традиций, то нам надлежит от нее откреститься, отойти в сторонку, стать связующим звеном, всего-навсего связующим звеном между Старым Светом, Латинской Америкой и Африкой. Тогда мы чувствовали, что на верном пути. Да и теперь мы должны бы быть верны духу той миссии, которая выпала на нашу долю и по части которой у нас большой опыт. Назначение нашего народа — о народе нужно говорить только в данном случае — оставить свой след на других континентах, не покидая своей родины. А родина наша — это земля, сельское хозяйство, да, господа, земля, мать национальных добродетелей.
Он помнил, что раньше у него было другое мнение, но теперь он считал, что только в возрасте шестидесяти лет человек способен по-настоящему проникнуть в подлинную суть вещей. «Суть — прекрасное слово, — подумал он. — В нем есть что-то от таинства. И если в своем развитии человек приходит к общению с непреходящими ценностями, то, значит, он достиг совершенства. Или н-нет?!»
