Павел Вежинов - Ночью на белых конях
— Правда, замечательно? — с искренним воодушевлением спросила тетка.
Но девушка все так же молчала и смотрела как бы в беспамятстве.
— Как их много! — сказала она тихо. — Ужасно много…
Ей казалось, что она находится в каком-то громадном зале, плотно — тело к телу — забитом крупными породистыми женщинами, сплошь проститутками. Запах их розовой плоти действовал на нее одуряюще. Озадаченная молчанием племянницы, Юлиана наконец перевела на нее взгляд и тут же воскликнула:
— Что с тобой?
— А что?
— Да ты вся красная как рак… Тебе плохо?
Криста невольно пощупала щеку — гладкую и совершенно холодную.
— Не знаю, — сказала она. — Меня немножко мутит.
— Может, у тебя аллергия к цветам?
— Как будто нет…
— Или это розы так отсвечивают? У меня какое лицо?
— Обычное.
— Ну-ка поехали! — встревожилась тетка. — Это место не для тебя.
Она ловко развернула машину, и скоро обе путницы вырвались из розового облака. Но сильный запах все еще преследовал их, несмотря на то что выхлопная труба обиженно отплевывалась от него дымом. Юлиана посмотрела на племянницу — Криста опять стала такой же, какой была — бледной до белизны, словно за эти несколько минут она вдруг устала и поблекла.
— Все прошло! — удивленно сказала тетка. — Но до чего же ты чувствительна! Объясни мне, что с тобой было.
— Не знаю. Только на какое-то мгновение мне показалось, что я заколдована.
— Может, ты и заколдованная, — озабоченно проговорила Юлиана, — во всяком случае нервы у тебя не для этой жизни.
Машина снова выехала на шоссе и понеслась так стремительно, словно за ней гнались черти. Да, даже розы могут стать страшными, если их слишком много. Скоро они въехали в Карлово и остановились у бензоколонки. Дожидаясь очереди, тетка вдруг нехотя проговорила:
— Ты спрашивала о бабушке… Она живет здесь…
Криста даже испугалась.
— Почему здесь?.. Разве она не софиянка?
— Конечно, софиянка… У нее есть небольшая квартирка около зоопарка. Но там живет ее сын. А здесь у них старый дом, и этот господин считает, что для здоровья матери карловский климат гораздо полезнее. Для его здоровья здешний климат тоже неплох, но он почему-то предпочитает жить в Софии.
Криста промолчала и, лишь когда они уже выехали из города, снова спросила:
— Она, верно, очень одинока? Если, конечно, у нее нет других родственников.
— Вроде нет… Да и кто станет интересоваться старухой.
— На что же она живет?
— Когда-то она была учительницей и, слава богу, получает какую-то маленькую пенсию. Дом у них в Карлове довольно большой и неплохо сохранившийся, так что она могла бы сдавать две-три комнаты и немножко увеличить свои доходы. Но, говорят, больно уж она нелюдимая…
— Ты хочешь сказать — несчастная! — с горечью прервала ее Криста. — Наверно, надо бы ее навестить.
— Не теперь! — мрачно ответила Юлиана. — Да и не знаю, нужно ли это вообще… Старикам, когда они погружаются в забвение, лучше не напоминать, что есть еще и другая жизнь.
«Несчастная, страшно несчастная! — думала девушка. — Может быть, самый несчастный человек в роду, самый одинокий, самый заброшенный». Если хватит смелости, надо бы побывать у нее. Но смелости вряд ли хватит. Лицо у бабушки, наверное, похоже на старую паутину, глаза — на угасшие угли. Машина легко преодолевала крутые повороты перед въездом в Калофер. И ни одна, ни другая не знали, что в этом маленьком городке, зажатом горами, через десять дней решится судьба всех. Калофер они проехали, не останавливаясь. Да и к чему останавливаться, если там у них нет ни родных, ни даже знакомых.
7
После того как Мария решила, что возьмет все в свои руки, она немного успокоилась. Ее не могли сломить и собственные несчастья, а тут речь шла о том, чтобы защитить дочь. Она сама растила и воспитывала ее — до сих пор никто не царапнул девочку даже ногтем. Да и кому могло прийти в голову обижать такую маленькую девчушку, с испуганными глазами и голубыми бантиками в коротких косичках. Учителя ставили ей шестерки, даже не спрашивая. А ее признательная улыбка могла осветить самый серый и безрадостный день.
Мария не сомневалась в своих силах, сомнение вызывали цели ее стараний. Чего она, в сущности, добивается? Этого-то она как раз и не знала. Счастья дочери? Но в чем оно? Угадать это Мария была не в состоянии. Это только ее бабок не смущали такие вопросы — если девушка забеременела, нужно ее как можно скорее выдать замуж, так чтобы рождение ребенка более или менее совпало с расчетами соседей. Но Мария не была уверена, что этот выход — лучший, может быть не отдавая себе отчета в собственном материнском эгоизме, самом чистом в мире. Она просто-напросто боялась потерять дочь и остаться совсем одинокой в этом холодном и недружелюбном мире.
На следующий же день она обратилась к человеку, который, по общему мнению, заслуживал наибольшего доверия, — позвонила дяде того юного нечестивца. В трубке раздался действительно приятный мужской голос, негромкий и очень любезный. Мария про себя удивилась — не такого голоса ждала она от столь важного и известного академика. Современные люди просто не умеют быть любезными, хотя бы такими, как их отцы. Само время делает их несдержанными и торопливыми.
— Господин профессор, с вами говорит мать Кристы.
— Кристы? — удивленно переспросил профессор. — Очень рад.
Видимо, он и в самом деле обрадовался — конечно, не ей, незнакомой женщине, а тому, что она мать Кристы. Но и это было очень приятно.
— Могу я зайти к вам ненадолго?
— Ну разумеется. Когда вам будет угодно.
— Я хотела бы сейчас! — сказала она.
— Случилось что-нибудь неприятное?
— По телефону это трудно объяснить.
— Хорошо, приходите… Буду ждать, — ответил он.
Таким образом впервые, быть может, за последние десять лет в кабинет академика Урумова вошла незнакомая ему женщина, правда, немолодая даже с его точки зрения, но красивая и обаятельная. Она сидела в дальнем из двух стоявших в кабинете кресел, сжав колени и скрестив ноги. Она могла и не говорить, что она мать Кристы, — это было видно с первого взгляда. Марии и в голову не приходило, как много она от этого выиграла в глазах академика, и что, скорее всего, он воспринял бы ее совсем по-другому, если бы не был знаком с девушкой. Очень милая женщина, деликатная, немного застенчивая. Таким было его первое впечатление. Мария наверняка бы удивилась, если бы могла прочесть его мысли. Она привыкла думать о себе как о деловитом и энергичном человеке. Несомненно, умная и интеллигентная женщина, отметил про себя академик через полчаса. Но начало разговора было очень резким и неприятным.
— Чем могу быть вам полезен? — спросил он.
Он и в самом деле готов был сделать для нее все, что было в его силах.
— Именно вы, к сожалению, ничем. Я хотела только сообщить вам, что нас ожидают некоторые события, не знаю, приятные или неприятные. Это будет зависеть от того, как вы на это посмотрите.
— В связи с нашими детьми? — спросил он, не ожидая ничего особенного.
— Да, в связи с ними. Врачебным осмотром установлено, что Криста беременна. И это отнюдь не понравилось вашему племяннику.
Академик еле заметно вздрогнул и откинулся на спинку стула. Мысль его усиленно работала, к тому же на такой волне, которую ему никогда не приходилось использовать.
— Дело только в ребенке? — спросил он наконец.
— Вероятно, нет.
— Плохо, если так, — проговорил он еле слышно.
Вот уж никак не ожидал он услышать такую новость, она просто не укладывалась в привычный круг его мыслей. И в конечном счете, выходила за пределы всей его жизненной практики. Только раз его покойный зять ввалился к нему в дом порядочно пьяный, с бутылью домашнего вина и колбасой из дичины, чтобы сообщить ему о рождении сына. А он даже не знал, что сестра его была беременна.
— Я несколько раз видел вашу дочь, — сказал Урумов. — Прекрасная девушка. Я не могу себе представить, чтобы кто-нибудь был о ней другого мнения.
— Я тоже — как мать, разумеется.
— И что же, по-вашему, случилось?
Тогда Мария рассказала ему все, что знала. Она изо всех сил старалась придерживаться фактов и не навязывать ему своей точки зрения. Но, излагая все эти события, она так и не смогла объяснить, в чем состоит вина молодого человека и какую, в сущности, помощь она хочет получить от его дяди. Урумов выслушал ее очень внимательно. Когда Мария наконец кончила, он встал и подошел к двери, ведущей в холл.
— Ангелина!
Сестра бесшумно выскочила откуда-то, словно таракан из-под буфета.
— Ангелина, приготовь нам, пожалуйста, по чашке кофе.
— Сейчас.
— Не нужно было никакого кофе, — смущенно проговорила Мария, когда он вернулся на свое место. — Я очень редко пью кофе.
— Я тоже, — он взглянул на дверь и добавил, понизив голос: — Может быть, вы знаете, что это мать Сашо? Она помогает мне по хозяйству.
