Меир Шалев - Вышли из леса две медведицы
— Это так легко — убить гадюку. Гадюка — змея жирная и медленная, не то что черный аспид, — тот такой быстрый, что человек не может догнать его даже бегом. Гадюка только кусает быстро, и все, что нужно, — это сохранять определенную дистанцию. — И повернулся к Нете: — Так на каком же расстоянии от змеи нужно стоять, Нета? На таком, которое больше ее тела. Обрати внимание: моя рука — отсюда досюда, рукоятка мотыги — отсюда досюда, вместе это длиннее, чем змея. Достаточно двух ударов, причем первый — даже не важно куда, вот так, видел? Сейчас она уже никуда от нас не убежит, а второй раз мы ее ударим прямо по шее, как можно ближе к голове. Не бойся, Нета, змеи продолжают немного извиваться и после того, как умирают. Вот, дадим ей еще раз, для надежности. А сейчас давай приподнимем ее, и я покажу тебе, как она открывает свои ядовитые зубы. Как перочинный ножик, видишь? Давай напугаем маму.
После ужина, когда гадюку уже съели сойки, а Нета уже спал, я спросила Эйтана:
— Зачем это нужно было, все это представление?
— Какое представление, Рута?
— Это представление с гадюкой — сегодня, в питомнике. Зачем ты учишь его таким вещам? Ты что, хочешь, чтобы к следующей гадюке он подошел без всякого страха? Ему же всего пять лет!
— Он не подойдет ни к какой змее без меня, — сказал Эйтан. — Нив пять лет, ни в десять. Но на определенном этапе, когда он вырастет, — тогда да. Он вырастет, и он подойдет, и еще как! И конечно, без страха. Надо просто дерзнуть.
— Надоели мне эти ваши мужские лозунги, — сказала я.
Он улыбнулся:
— Мы мужчины. Такие уж мы уродились.
— Хочешь услышать кое-что интересное? — спросила я. — Пару месяцев назад я прочла в газете о новом исследовании. Оказывается, большинство животных, которых находят раздавленными на дороге — шакалы, лисы, кошки, — имеют нечто общее. Ну-ка, попробуй угадать, что именно.
— Что они умирают.
— Прекрасно, Эйтан. Два очка. А что-нибудь поинтересней? Может быть, для разнообразия что-нибудь осмысленное?
— Не знаю, учительница.
— Общее у них то, что почти все задавленные — самцы.
— Действительно? — сказал он. — Так вот, я тоже провел небольшое исследование и выяснил, что это происходит потому, что все животные по другую сторону дороги — это самки.
— Нет, не потому. А потому, что эти задавленные тоже полагают, что нужно просто дерзнуть. Все это — те смельчаки, которых отец учил дерзать, пока его самого не раздавили из-за избытка дерзаний. Самки — те осторожней. У них всегда есть ребенок — или в пузе, или дома, или в сердце, или в памяти. Потому они и не дерзают.
— Это очень интересное исследование. — Он наконец посерьезнел.
— Ответственный родитель, тот, который всерьез заботится о своем ребенке, не учит его убивать змей и разжигать костры. Ответственный родитель учит его поведению за столом, китайскому и английскому языку и вдобавок организует ему дополнительный паспорт, кредитную карточку, флешку с фотографиями семьи и кисточки семян крестовника, чтобы улететь от нее как можно дальше.
Эйтан подвинулся ближе ко мне, и я почувствовала тепло его кожи.
— Ядовитая змея — это ядовитая змея. Если она приползает к тебе во двор, как эта гадюка, ты что, будешь говорить с ней по-китайски? Начнешь показывать ей семейные фотографии? Змею, которая заползает к тебе во двор или приближается к кому-нибудь из твоей семьи, нужно попросту убить, как убивают бешеную собаку или вырывают сорняк.
Знаете, Варда, есть такие мужчины, которым раз в какое-то время необходимо что-то убить, иногда даже кого-то. Иначе они просто сходят с ума. Вот и все. Это очень просто.
Глава тридцать восьмая
«Это месть»
Сначала появилась голова, осторожно выглядывая из-за скалы на срезе склона. Потом поднялся ствол ружья, а за ним — весь человек. Молодой худощавый мужчина, вооруженный винтовкой М-16 с телескопическим прицелом. Он вышел на склон, соскользнул по нему и скрылся за кустом.
Спустя несколько минут он вышел из-за куста и спустился к большому харуву. Осмотрелся вокруг и поднялся к фисташковому дереву, которое прижалось к дубу на противоположном склоне. Эйтан, который прятался там, наблюдал за приближающимся человеком. Его легкий шаг, столь отличный от шагов парня, пришедшего утром искать зажигалку, был по-хозяйски уверенным. И выбор дерева был таким же логичным, как выбор самого Эйтана. Было ясно, что он собирается спрятаться за фисташкой и оттуда прикрывать того, кто подойдет к харуву через несколько минут. Эйтан присел в своем тайнике между ветками с дедушкиным «маузером» в руках.
Снайпер поднялся к фисташковому дереву и лег за ним, совсем рядом с Эйтаном, невидимым внутри фисташки, потом направил свою М-16 в сторону харува, а когда он начал устраиваться поудобней, Эйтан тихо сказал ему:
— Не шевелись, я целюсь тебе в голову.
Человек застыл.
— Кивни головой, что ты понял.
Человек кивнул.
— Брось свою винтовку в сторону.
Человек исполнил приказ.
— Положи голову лбом на землю, а руки держи за спиной.
Эйтан вышел из своего тайника и ударил человека по затылку прикладом «маузера». Потом связал ему руки за спиной, привязал к щиколоткам и хорошенько натянул веревку. Заклеил ему рот клейкой лентой, разорвал его рубашку, обернул ею его голову, а рукава завязал вокруг шеи. Затем поднял его и положил за дубом, а сам снова спрятался в своем укрытии.
2Человек в шляпе появился четверть часа спустя. Он уселся в тени харува, снял с плеча сумку, глотнул воды из бутылки и огляделся вокруг, пытаясь понять, откуда придет его противник и где прячется его помощник. Минуты две Эйтан разглядывал его, а потом вышел из-за фисташкового дерева и спустился к харуву, направив свой «маузер» на сидящего.
Человек в шляпе не шелохнулся, только молча сопровождал взглядом его шаги. Дождался, пока Эйтан подойдет к харуву, и сказал:
— Опусти свое ружье. У меня здесь за деревом снайпер. Ты у него на прицеле.
— Мы уже встретились, — сказал Эйтан, — я и твой снайпер.
— Ты принес? — спросил человек в шляпе.
— Что?
— То, что здесь нашел.
— Что именно ты имеешь в виду?
— Золотую зажигалку.
Эйтан вынул зажигалку из кармана:
— Вот она.
— Сколько ты хочешь?
— За зажигалку или за твою жизнь? — спросил Эйтан.
— Не отвечай мне вопросом на вопрос, — сказал человек в шляпе.
— Ты не в том положении, чтобы указывать мне, что делать и что не делать, — сказал Эйтан. — А сейчас встань и подними руки, чтобы я мог тебя обыскать.
Человек секунду помедлил и поднялся. Эйтан взял «маузер» в правую руку — один палец на предохранителе, другой — на шейке приклада, срез дула под челюстью человека в шляпе — и левой рукой ощупал его тело.
— Твой пистолет в сумке?
— А ты бы хотел, чтоб я ходил с пистолетом на поясе, как идиот? — сказал человек. И добавил: — Это смешно. Не собираешься же ты в меня стрелять. Твой выстрел будет слышен по всей округе.
— Здесь не Тель-Авив, — сказал Эйтан. — Я уже пристрелил сегодня того парня, которого ты прислал утром, и никто не пришел выяснять, кто это тут стреляет.
— Но второй выстрел подряд скорее привлечет внимание. Даже здесь, у вас.
— Хорошо, — сказал Эйтан. — Ты меня убедил. Сделаем это тихо, без второго выстрела.
Он уронил ружье на землю, обхватил человека в шляпе руками и стиснул его изо всех сил.
Человек ответил с такой силой и стремительностью, наличие которых в нем нельзя было заподозрить, судя по его виду. Вцепившись руками в спину Эйтана, он стал колотить его ногами по ногам и попытался боднуть в лоб и в лицо своим затылком. Но Эйтан еще сильнее сжал объятья, и человек понял, что этот захват — нечто большее, чем просто силовой прием. Его движения стали судорожными. Потом он услышал, как трещат его ребра — два сломанных ребра. Эйтан тоже услышал этот хруст и слегка ослабил хватку.
— Видишь, — сказал он, — никакого шума. Никаких выстрелов. Никто ничего не слышит. А если кто-нибудь увидит нас издалека, то подумает, что я очень тебя люблю.
Человек глубоко втянул в себя воздух. Сломанные ребра укололи его легкие, и он готов был вскрикнуть от боли, но в эту секунду Эйтан снова стиснул его в руках и на сей раз в полную силу.
— Я дал тебе вдохнуть немного воздуха, — сказал он, — чтобы ты успел перед смертью услышать несколько важных вещей.
Лицо человека побагровело, глаза вылезли из орбит. Он понял, что сейчас произойдет, и его охватил страх смерти. Не страх смерти от потери крови и не страх смерти от жажды или голода, а самый первозданный из всех видов страха — страх удушья.
— Это месть, — сказал ему Эйтан, приблизив рот к его уху. — Я убиваю тебя из мести за старика, которого ты убил здесь вчера камнем.
