Дмитрий Быков - Эвакуатор
А что, была первая эвакуация?
Ну конечно. Мы же теперь это обосновали. Всю жизнь бегаем от абсолютного зла, каждый раз начинаем с нуля. Если бы не эти бегства, кто бы придумал профессию эвакуатора? Согласись, ее могла создать только цивилизация, которая много эвакуировалась.
Да, логично. Но скажи — не опасна ли для нас, землян, эта ваша цивилизация абсолютного зла, преследующая вас повсюду?
О, ничуть не опасна. Не опасней, чем слон для муравья: если и наступит, то по чистой случайности. Наше абсолютное зло — это не ваш уровень. Ваш уровень — чеченцы, извини, пожалуйста, за высокомерие. Ваш уровень — это Майнат. А у нас такие Майнат… что лучше тебе не думать об этом, если честно.
Подожди, подожди. Но, значит, ваши улетели безвозвратно и навсегда? И догнать их мы никогда не сможем, даже если дядя Боря починит копулятор?
Да, конечно. Кто не успел, тот опоздал.
Но вообще-то, знаешь… На Альфе вполне можно жить. Починим водопровод, расчистим руины, восстановим зеркальные стены. Выучимся играть в тургынгун. Дети вырастут. Подростки размножатся. Любовь Сергеевна посматривает на американца, у летчика нежные чувства к американке, дядя Боря любит чеченку: пока — как дочь, там посмотрим. Да и у нашего мужа что-то такое с рыженькой Стоун, усыновленной из России и почти забывшей русский язык, но ничего, вспомнит. Всем хорошо.
Все уладилось, осела пыль, иссяк дым, горький запах руин и пожарищ сменился весенним запахом пробуждающейся земли, — стала видна невинная синева вод и кроткая зелень лесов, мягкие контуры холмов и гибкие петли рек, вся тихая прелесть планеты, выбранной для жизни теми, кто презирал драку и умел только убегать. Мягкость эта волшебно подействовала на ожесточенные земные сердца, и всем нашлось наконец место в общем деле — всем, кроме Игоря и Катьки, которые только и были среди всей этой идиллии по-настоящему несчастны.
Причина была, конечно, не в той вполне объяснимой неловкости, с которой им помог справиться наш бывший теперь уже муж: Сереженька, найдя себя и пользуясь в коммуне заслуженным авторитетом, имел теперь в жизни другую опору, кроме Катьки, и сам сказал на исходе второго дня: ребята, я же все вижу, не стесняйтесь. Я и в лейке все слышал, ты же знаешь, Кать, у меня бессонница. Чего там, я давно тебе в тягость, ты лучше меня и умней, живи, как знаешь, — а я попробую тебе не мешать. И с Подушей видься сколько хочешь, это на Земле все было проблемой, а здесь — занимайте любую квартиру и живите, сколько влезет. Кстати, у Игоря наверняка квартира цела («Не цела», — буркнул Игорь). Ну, найдете, в общем. И вы не думайте, пожалуйста, что я в обиде. Я, Кать, давно тебе хотел сказать, на Земле еще… что, в общем, наверное, мы ошиблись оба. Ничего, поправить не поздно. А Подуше когда-нибудь потом вместе объясним.
Теперь они, не скрываясь особенно, жили в одном из коттеджей на окраине столицы, и наш бывший муж даже зашел к нам починить стену, причем вел себя вполне прилично, великодушно, а Игорь как раз нервничал и не мог, против обыкновения, сладить с проводкой. Беда была в том, что все на них косились, за общими трапезами они никак не могли попасть в тон коллективного разговора, на совместных работах вечно оказывались в паре (таскали носилки, пилили дрова), а с другими никак не могли поладить. Ни полковник, ни Лынгун не заходили к ним в гости — иногда только забредала Майнат, отрывисто рассказывала, как заложила отличную бомбу в подвал тридцатиэтажки, только пыль столбом; особенно ей было интересно, возьмет ли ее Аллах в рай или не зачтет всех нынешних взрывов, поскольку бегство с поля боя способно перевесить множество заслуг и добродетелей. Игорь говорил, что она уже в раю, какого ей еще рая — взрывчатки море, взрывай не хочу…
Тетка-портниха Колпашева, кстати, тоже оказалась не так страшна, как ее малевала брянская племянница. Конечно, брать ее в рай стоило исключительно по протекции, потому что она была прежде всего непроходимой дурой, начисто лишенной той убийственной интуиции, которая делала Таню исчадием ада; при этом она была в самом деле визглива и базарна, так что выносить ее близость даже и Тане было, должно быть, нелегко, — но и самая базарная визгливость, и самая отчаянная пошлость, бытующая в кругах, где ходят к своим портнихам, влюбляются в своих гинекологов и читают Иоанну Хмелевскую, все-таки далеко не так ужасна, как изощренное самоцельное мучительство. Колпашева, к счастью, нашла себе другую жертву — она упорно и тайно ненавидела Пола и Стефани, которые, как ей казалось, привезли на Альфу чуждые ценности и теперь всюду утесняли русских. Катька думала об этой ее маниакальной сосредоточенности со стыдным облегчением, и еще непонятно, что было бы хуже: самозабвенная тяга портнихи Колпашевой к ценностям свободного западного мира — или патриотическая ненависть к нему. Главное, что до Катьки ей не было никакого дела.
Проблема была не в конкретных людях, и не в отсутствии комфорта, и не в мучительной тоске по разрушенному раю, который они обрели так невовремя. Проблема была в том, что оба чувствовали себя бесконечно чужими на этом празднике жизни, почти все участники которого сдружились и ласково друг друга оберегали от нежелательных случайностей. Бабушка дружила с полковником, Любовь Сергеевна — с американцем, тинейджеры — друг с другом, Подуша — со зверьками, Псоу — с метаморфом, и только Игорь и Катька никому, кроме друг друга, не были нужны.
Начать с того, что у обоих не было никакой приличной профессии. Катька, конечно, могла кашеварить — но все уже готовили себе сами, да и что было, в сущности, готовить, когда харлаш повсюду рос сам, а барласкун, который в изобилии давали уцелевшие барласкухи, достаточно намазать на дурык? Игоря можно было использовать как тягловую силу, но физической мощью он не отличался, а машину не водил — только ракету. Ракета же им в обозримом будущем понадобиться не могла. Ни у художницы Катьки, ни у эвакуатора и космического пилота Игоря не было никакой сколько-нибудь земной профессии, особенно из числа востребованных в реконструктивный период. Катька, конечно, умела рассказывать сказки — но не по-английски; Игорь мог с закрытыми глазами собрать и разобрать лейку — но ничего не понимал в экскаваторах. У эвакуаторов была слишком узкая специализация. Конечно, он мог чинить проводку, — но тока давно не было, а наладить автономную электростанцию — они, наверное, хранились в подвалах на всякий случай?да, конечно, — наладить такую электростанцию мог и ребенок, а провода у нас там саморегенерирующиеся.
