Наталия Терентьева - Чистая речка
– А зачем тебе? Выходи, – он подтолкнул меня к выходу и запер дверь. – Давай побыстрее уйдем, а то я как-то… нестабилен рядом с тобой. А стемнело-то как! Поехали, до темноты полной уже все равно не доедем. Главное, чтобы Веселухин твой нас с камнем или с винтовкой не дожидался, да, Руся?
Я кивнула.
– Что ты спрашивала? Какое фото?
Я рассказала ему, что решила поменять мамину фотографию, испорченную, но не знаю, как это сделать, ведь оригинал испорчен. И что у меня есть другая, но слишком маленькая, я не уверена, хорошо ли будет, если ее увеличить.
– Я помогу тебе. Правда, я буду очень рад что-то сделать для тебя. Принеси фото.
– Спасибо, но я хочу сама сделать. Просто я не знаю где.
– Я найду место, конечно. Скан сами сделаем. Приноси фотографию в следующий раз. Или… Может, завтра? Вы никуда завтра не идете, не едете?
Я засмеялась даже.
– Мы никуда в воскресенье не ездим.
– А на экскурсии?
– Нет. С тех пор, как погибла Надежда Сергеевна, никуда. Да и тогда… Это очень сложно. На поездку нужны деньги, а у детского дома их нет.
– Ясно… – Виктор Сергеевич, не сводя глаз с темной дороги, легко погладил меня по руке. – А ты хочешь куда-нибудь поехать?
– Завтра?
– Нет, почему? Я не знаю… в каникулы…
– Разберемся, – ответила я. – На каникулах у нас с вами конкурс.
– Ну да, – засмеялся Виктор Сергеевич. – Это ты – мне говоришь. Эх, голову такому человеку задурила…
Я так поняла, что он имеет в виду себя. «Такой человек» – это он, Виктор Сергеевич Милютин, за которым бегают учительницы и старшеклассницы.
– Так что насчет завтра? Хочешь, в монастырь съездим? Ты не была? Сорок километров отсюда, дорога, правда, отвратная, но мы потихоньку поедем. И в связи с такой благой целью я даже удержусь, не буду к тебе лезть с поцелуями… Пофотографируем – у тебя в телефоне нормальная камера, кстати, я ей раньше фотографировал. Слушай, как приятно, черт побери, видеть у тебя в руках свой старый телефон. Брусникина, давай я тебе еще что-то подарю из своих вещей! Возьмешь?
Я только покачала головой.
– Что ты, что? Знаешь, кстати… – Он приглушил мотор, перегнулся назад, доставая что-то с заднего сиденья. – Возьми, пожалуйста. Мне так будет спокойнее. Как будто незримо я буду с тобой.
– Что это? – Я с удивлением смотрела на Виктора Сергеевича. – Вы так необычно говорите…
– Сам себе удивляюсь, Брусникина. Считай, стихами с тобой заговорил. Бери, бери… Я его раза три надевал, мне мал, тебе чуть великоват будет, как раз прелести скроет, глядишь, и Веселухин успокоится, когда ничего не видно…
Я развернула вещь, которую он мне дал. Светло-рыжая толстовка, на которой написано одно слово Why? что значит «Почему?». Я вообще-то не очень люблю, когда на вещах что-то написано по-английски. Если написать это же по-русски, будет, наверно, глупо, поэтому и пишут на иностранном языке. Но говорить это Милютину я не стала.
– Это что, ваш свитер?
– Ну да, унисекс, одинаково, и на мальчиков, и на девочек. Будешь носить?
– Да у меня хватает вещей…
– Но это не просто вещь. Это талисман. Договорились? Завтра утром встанешь, зубки почистишь, кашку поешь…
– Пригоревшую, – добавила я, смеясь.
– Ужас! – вздохнул Виктор Сергеевич. – Вот, свитер мой наденешь, а тут и я подъехал. Стою за околицей, чуть поодаль – метров… двести.
– Прячетесь от Веселухина? – уточнила я.
– А ты как рекомендуешь?
– Я… – Я с сомнением взглянула на Виктора Сергеевича.
А вдруг я в него влюблюсь? Я знаю, что бывает потом с девочками. Может быть, я уже влюблена, только пока не поняла этого? Я бы с удовольствием поехала завтра с ним в монастырь. Разговаривала бы, с ним очень интересно разговаривать. Но, наверно, не стала бы больше целоваться. Он мне совсем не так нравится. Не переворачивает. Откуда я знаю, что должно переворачивать? Недавно я читала, что наша генная память хранит гораздо больше, чем мы думаем. Человек рождается, уже очень многое о мире зная и понимая.
– Ну как? Поедешь?
– Да. Только я бы не хотела, чтобы о нас что-то не то говорили.
– Конечно, – очень спокойно сказал Виктор Сергеевич. – Иначе меня просто с работы выгонят.
– А знаете, давайте я с собой свою подружку возьму, тогда точно ничего не скажут.
– Ты ошибаешься! – усмехнулся Виктор Сергеевич.
– Да нет, ей всего девять лет.
Он покосился на меня и вздохнул.
– Ну, ты даешь, Брусникина… Хорошо придумала. Нет уж, давай я лучше тебя за околицей подожду. Будем играть в шпионов и разведчиков. В десять нормально, не рано?
Я неуверенно кивнула. Потом подумала и сказала:
– Виктор Сергеевич, свитер ваш я все-таки не возьму.
– Почему, если не секрет? – спокойно спросил мой тренер. – Что-то я не успеваю за полетом твоей мысли. Почему?
– Потому что если вы хотите, чтобы это была моя вещь, вы должны пойти к директору и написать заявление, а иначе это мне не принадлежит. А идти к директору с таким лучше не надо, вам уж точно.
– Я понял, – ответил Виктор Сергеевич и больше ничего до самого детского дома не сказал.
Когда мы подъехали, ворота были открыты, и я увидела во дворе незнакомую машину, очень большой, мне в темноте показалось, зеленый внедорожник, явно неновый, с симпатичной мордой.
– От ты, девка, даешь… – вышедший мне навстречу дядя Гриша качал головой и весело размахивал кулаком. Философское его настроение, кажется, прошло. От дяди Гриши внятно пахло водкой, но держался на ногах он еще твердо. – Обыскалися тобе!
– Я в школе, на занятиях была…
– Да ясен пень, но Пафнутя уж побёг за тобой в город… – Дядя Гриша с подозрением взглянул на Виктора Сергеевича. – Из-за его, чо ли, Пафнутя-то бесится… Ясно-ть…
– Брусникина! Тебя люди с утра, считай, ждут! – На крыльцо вышла воспитатель. – Ну, ты даешь, правда! Что у тебя с телефоном?
Я достала телефон.
– Да ничего. Разрядился просто…
Вот интересно. То, что я почти сутки ничего не ела, это никого не волновало, а то, что у меня телефон не работал, всех просто взорвало. Паша убежал за мной. И кто может меня ждать? Неужели приехал папа? Он вроде недавно совсем был, года еще не прошло. Да и машина такая…
– А кто меня ждет?
– Да вот ждут!
Из глубины нашего плохо освещенного двора показалась пара. Сначала мне показалось, что это парень с девушкой. Но потом, когда они поравнялись с фонарем, я увидела – это женщина лет сорока пяти (я плохо понимаю возраст) и мальчик, приблизительно моего возраста, может быть, чуть старше.
