Дэвид Лодж - Райские новости
Нечего и говорить, что до знакомства с Урсулой я об этой мессе не знала. Как тебе известно, я не очень-то набожна. Достигнув возраста независимости, я первым делом отказалась ходить на воскресную службу в пресвитерианскую церковь, которую посещали мои родители, и с тех пор никогда не заходила в церковь, кроме как на свадьбы, похороны и крестины. Думаю, что на самом деле на католической мессе я присутствовала всего один раз — на свадьбе моей подруги по колледжу. Это была итальянская церковь в Провиденсе, штат Род-Айленд, набитая жуткими статуями. Вся церемония казалась мне телевизионным шоу с участием звезд — мальчики в красных одеяниях, прислуживавшие в алтаре, и священник в своем парчовом наряде, то входившие, то строем выходившие, свечи, колокола и хор, очень громко певший «Аве Мария». Но здесь все было по-другому — на пляже поставили простой стол, паства стояла или сидела вокруг него на песке неровным кругом. Остановились поглазеть люди, которые явно не были католиками — туристы и обслуживающий персонал, — просто оказавшиеся на пляже по пути домой, некоторые из любопытства присоединились к пастве. Молодые местные ребята раздавали брошюрки с отпечатанной службой. Прилагаю экземпляр на случай, если тебя это заинтересует. Как видишь, большая часть шла по-английски, но пели по-гавайски, в сопровождении похожих на гитары инструментов, и во время пения гимнов несколько местных девушек в традиционных травяных юбочках танцевали хулу. Я, конечно, знала, что изначально хула была религиозным танцем, но туризм и Голливуд ее настолько обесценили, что теперь трудно воспринимать хулу в таком ракурсе. Даже подлинное исполнение, которое можно увидеть в Епископальном музее, — по сути своей театральное, а хула в Вайкики — это что-то среднее между танцем живота и бурлеском'. Поэтому хула во время мессы оказалась небольшим потрясением. Но все получилось. И получилось, мне кажется, потому, что эти девушки танцевали не особенно хорошо и сами были не очень-то красивы. Я хочу сказать, что они были вполне на уровне в обоих отношениях, но — ничего сверхъестественного. Это немножко походило на концерт в конце семестра в средней школе, обезоруживающе любительское исполнение. И конечно, они не улыбались застывшими, приклеенными улыбками, которые ассоциируются с профессиональными исполнительницами хулы. Они были серьезны и полны благоговения. Софи взирала на все это с неподдельным интересом и сказала потом, что все было очень мило, но она не понимает, при чем тут церковь.
Вечер был прекрасный. Дневная жара спала, с океана веял ароматный ветерок, тень священника, двигавшаяся на песке, когда он поднимал облатку и чашу, все больше удлинялась, по мере того как солнце все ниже склонялось к закату. Он прочел молитву «об упокоении души Урсулы», и меня поразил смысл этого слова — «упокоение», — почти языческая идея, будто душа умершего человека не сможет успокоиться, пока не будут совершены все необходимые обряды. Потом я вспомнила знаменитую цитату (это Шекспир? Ты, конечно, знаешь): «Жизнь сном окружена»[119].
Когда месса закончилась и люди стали расходиться, мы с отцом Макфи и Софи сели в маленькую армейскую лодку — надувную шлюпку с навесным моторчиком — и отплыли от берега примерно на четверть мили. К счастью, вечер был тихий, да и к тому же в Дерасси не очень сильный прибой, поэтому поездка не была тряской, хотя раза два Софи казалась встревоженной — когда мы рассекали довольно большую волну — и придерживала свои волосы, словно боялась, что их сдует. Когда мы миновали буруны, солдат, управлявший лодкой, заглушил мотор, и мы какое-то время дрейфовали. Отец Макфи открыл урну с прахом Урсулы и высыпал его позади лодки — океан принял пепел. На мгновение вода покрылась пятнами, затем все исчезло. Отец Макфи прочел короткую молитву — я не помню точных слов — о предании останков Урсулы глубине, а затем предложил немного помолчать.
Удивительно, насколько по-другому смотришь на все связанное со смертью, когда близко с ней сталкиваешься. Я всегда считала себя атеисткой, материалисткой, полагая, что эта жизнь — все, что у нас есть, и надо прожить ее как можно лучше; но в тот вечер трудно было поверить, что Урсула исчезла совсем, ушла навсегда. Полагаю, что у всех бывают такие моменты сомнения, или мне следует сказать — веры? Кстати о вере и сомнениях; на днях я наткнулась на интересную цитату в «Ридерз дайджесте». Я читала его, ожидая приема у дантиста, и попросила медсестру сделать для меня фотокопию. Прилагаю ее. Может, ты уже это читал. Я никогда не слышала об этом авторе, он, наверное, испанец.
Софи и отец Макфи сидели во время молчания с закрытыми глазами, а я смотрела на берег, и, должна сказать, Оаху в тот вечер оказался на высоте. Даже Вайкики был красив. В высотных зданиях отражалось заходящее солнце — они были словно залиты светом прожекторов, отбрасывая тени на холмы позади. Над одним из холмов стояла радуга, как раз за башней хилтоновского отеля «Гавайен виллидж» с радугой на стене — ты должен был видеть ее, когда въезжал в Вайкики по бульвару Ала-Моана, говорят, это самое большое в мире керамическое панно такого рода. Наверное, вот она — суть Гавайев: настоящая радуга, пытающаяся подружиться с искусственной. Тем не менее это действительно казалось каким-то чудом. Потом отец Макфи кивнул солдату, и мы поплыли к берегу. У меня было такое чувство, что покой душе Урсулы мы обеспечили.
Кажется, я сообщила тебе основные пункты ее завещания, но мне следует сказать, что перед консультацией с Беллуччи она спросила у меня совета, и я дала его не колеблясь. Кстати, Беллуччи оказался довольно толковым — оформление его кабинета, якобы в стиле гарвардско-йейльского клуба, обманчиво. Именно он высчитал, что для помощи Патрику лучше всего учредить благотворительный траст в Англии. Таким образом, правительство Соединенного Королевства никогда не сможет обложить дополнительным налогом никакие из этих денег, и если с Патриком что-нибудь случится (я не знаю, какова вероятная продолжительность его жизни), деньги будут поступать таким же, как он, нуждающимся детям. Поэтому $150000 пошли на учреждение траста (и ты, разумеется, один из опекунов), и еще важно то, что он не облагается никакими налогами на наследство в США Остаток имущества составляет около $139000. Из них 135000 отходят твоему отцу с рекомендацией не беречь их, а пожить на них всласть.
Это поможет ему принять Софи Кнопфльмахер — думаю, ты знаешь, что она грозится навестить его следующим летом? Вообще-то она заявляет, что он ее пригласил, — полагаю, он не ожидал, что она поймает его на слове. Кстати, Урсула оставила Софи свою коллекцию безделушек, а мне — золотое ожерелье, которое я приняла в знак нашей дружбы. Еще она оставила небольшое наследство Тессе, более чем достаточное, чтобы покрыть ее путешествие на Гавайи, а также кое-какие украшения.
Таким образом, остается около $1000000 для тебя, Бернард. Надеюсь, ты не постесняешься их принять. Мы с Урсулой потратили уйму времени, обсуждая эту проблему, пытаясь определить сумму, которая будет достаточно большой, чтобы оказаться для тебя полезной, и не слишком большой, чтобы ты почувствовал себя обязанным пожертвовать ее кому-нибудь. Судя по тем ценам на недвижимость в Раммидже, что ты мне называл, ты сможешь купить на эти деньги квартиру или, может, домик. С позиции потенциального гостя я бы просила, чтобы в нем было центральное отопление и душ (Урсула рассказывала мне какие-то жуткие истории о британских бытовых условиях, но ее представления, вероятно, устарели).
Из этого ты можешь сделать вывод, что я собираюсь навестить тебя на Рождество, вот, если ты до сих пор хочешь меня видеть. Ты был очень терпелив, милый мой Бернард, и во время нашей последней совместной недели на Оаху (между прочим, я получила от той недели огромное удовольствие — старомодная галантность, невинность дружеских отношений, пикники и катание на волнах, пусть и без доски, и долгие, неспешные поездки по острову), и потом, когда я звонила тебе в последующие недели, и ты никогда не давил на меня из-за Льюиса, хотя в твоем голосе я всегда слышала тот невысказанный вопрос, когда ты прощался.
Как ты и говорил, этим летом Элли от него устала, а может, встретила кого-то более подходящего ей по возрасту. В любом случае она бросила его недели три назад, и он написал мне письмо, в котором называл себя дураком и спрашивал, не можем ли мы снова сойтись. Он пригласил меня на ужин, и я согласилась (забавно, Льюис выбрал тот же тайский ресторанчик, где я встречалась с тобой и Тессой). Он сказал, что не хочет в этот вечер говорить про Элли или о нашем возможном примирении, а просто хочет сломать лед, вернуться к дружеским отношениям, просто поболтать о детях и так далее. Льюис, когда захочет, может быть очень обаятельным, и мы вполне цивилизованно провели вечер, в чем нам помогла бутылка вина. Мы разговаривали на безопасные темы, например о полемике на Мауи, развернувшейся вокруг разрешения, выданного на строительство нового курорта на месте древних гавайских захоронений. Я с горячностью заявила, что, по моему мнению, покой гавайских душ не будет нарушен, если туристы станут катать тележки для гольфа над их могилами. Льюис, казалось, несколько удивился моим словам, хотя сам он придерживается того же мнения — из добрых, либеральных побуждений. Он подвозил меня в ресторан, поэтому повез и домой и напросился выпить но последней. Было довольно рано и Рокси еще не вернулась — мне кажется, он с ней об этом договорился, потому что вскоре попытался затащить меня в постель. Я отказалась. Он спросил, нет ли у меня кого, и я ответила, что не на Гавайях, и он спросил, не тот ли это англичанин, о котором говорила Рокси? И я сказала, да, я собираюсь провести с ним Рождество. До того момента я не и не догадывалась, что уже приняла это решение, и подождала еще пару недель, чтобы удостовериться. И я удостоверилась. Льюис неплохой, но он нечестный человек. Теперь, когда я встретила такого, как ты, на меньшее я не согласна.
