Бектас Ахметов - Чм66 или миллион лет после затмения солнца
"Какой красивый якут".
Сосед купил неделю назад стенку и позвал меня. Открыл бар – зажглась лампочка, внутри белым-бело и бутылка казахстанского коньяка.
– Как в Европе, правда? – похвастался Саток.
Я не стал спорить.
– Даже хуже. – поддержал я соседа и спросил. – Коньяк будем пить?
Мы выпили с пол-бутылки, когда пришел приятель Сатка.
– Сарымулда Парымбетов. – представил гостя Саток. – Писатель, сценарист, кинорежиссер. Его последняя короткометражка получила главный приз на фестивале в Локарно.
Парымбетов хлопнул коньяка и спросил:
– А ты юноша кто будешь?
– Сосед. – ответил за меня Саток. – У Чокина работает.
– У Чокина? – приятно удивился Сарымулда и пальцем поправил очки-консервы. Удивился так, будто он с Чокиным по вечерам чай пьет и встретил в моем лице любимого ученика нашего директора. – И как?
– Хорошо.
– А скажи мне, пожалуйста, за что Чокина сняли с Президентов
Академии?
– В вытрезвитель залетел.
– Чокин попал в вытрезвитель? – Парымбетов недоверчиво посмотрел на меня. – Ты шутишь?
Режиссер весь какой-то на шарнирах. Похоже, он и сам это чувствует, почему и напускает на себя туман. Аульный мэтр.
– Конечно шутит. – сказал Саток и разлил по рюмкам остатки коньяка. – Но я слышал: Чокин много пьет.
Где он такое мог слышать? Чокин за всю свою жизнь выпил столько, что едва ли с пол-литра наберется.
– Жаль старика. – сочувственно покачал головой кинорежиссер.
– Сарымулду называют казахским Аланом Роб-Грийе. – сказал Саток.
– Кто такой Алан Роб-Грийе? – спросил я.
– О, юноша, ты не знаешь кто такой Роб-Грийе? Невероятно.
– Не знаю и знать не хочу! – Ни с того ни сего я разозлился на режиссера. Додик он лакшовый, а не Роб-Грийе.
Я рассказал о Сарымулде Карашаш, соседке со второго подъезда.
– Какой-то он повторюшкин. Представьте, Сарымулда всерьез полагает, что хорошо быть казахским Роб-Грийе.
– Деточка, ты не справедлив. – мягко возразила Карашаш. -
Сарымулда хорошо пишет, снимает кино. Он пахарь. Потом ведь все мы повторюшкины.
Карашаш работает в издательстве, муж ее тоже писатель. Тридцать ей исполняется только в декабре, но меня она называет деточкой. Она обожает нашего отца, к матушке покровительственно снисходит.
– В роскоши человеческого общения наиболее милая вещь – сплетни. говорит Карашаш.
Матушка и она сплетничают про воровство писателей. О том, как, к примеру, известный казахский прозаик Д. перекроил роман модного латиноамериканца на аульный лад, перевел на русский и в англоязычной версии запустил на Запад. Литературоведы Европы в экстазе от степного Жоржа Амаду.
– Они, что там, в Европе ни черта не соображают? – спросил я.
– Да они все там поверхностные… – ответила соседка. – Думаешь, кому-то это надо копаться, сравнивать, сличать?
Повторюшкины выдают чужое за свое и идут по следам чужих ошибок..
Карашаш не больно то поверяет Ситку свои сердечные тайны. Но некоторыми вынуждена делиться и даже просить совета. Соседка затеяла разводиться с мужем Асланом.
Аслан у нее из тех, кто за словом в карман не лезет. Мало того, у друзей слывет он гением. Карашаш, как можно понять из ее слов, он любит. Но для нее мало быть умным и талантливым. Это так, с виду она мягкая, обходительная.
Карашаш знает чего хочет, внутри она непоколебимо стальная. Чего она хочет? Соседка хоть и говорит, что ей ничего не нужно, но тяга к роскоши у нее налицо – она то и дружит с мамой из-за способности
Ситка извлекать выгоду из ничего. С Асланом же внутрисемейный коммунизм не построишь. В этом все и дело.
Ныгмет и Магриппа Габдулины живут на четвертом этаже в одном подъезде с Асланом и Карашаш. Ныгмет заведует кафедрой казахского языка в пединституте. Личность малопримечательная, жена у него, тоже не сказать, что чем-то выделяется среди остальных соседок, но, какой-никакой, характер имеется.
На первом этаже, прямо под нами семья поэта Бахадыра Кульсариева.
Маленький как наш Шастри, но важный как Чокин, Бахадыр слывет глубокой личностью. Работает по ночам, днем отсыпается, к вечеру выходит на прогулку. Жена его Балтуган чистюля, каждый день моет площадку на первом этаже, в квартире держит образцовый порядок и ловит кайф от скандалов. "Если с кем-нибудь за день не поругаюсь, – признавалась она, – всю ночь не могу заснуть".
Словом, не злюка, а из числа тех особ, что закончив библиотечный факультет Казахского женского педагогического института и выскочив удачно замуж, ведут себя со всей природно присущей мыркамбайкам развязностью.
Сдал экзамены по философии и немецкому в объеме кандидатского минимума. Каспаков предложил доложиться на семинаре по результатам написанного реферата. Реферат простенький, об энергетике технологических процессов медеплавильного производства. Докладывать особо не о чем, но мой реферат включен в план лабораторных семинаров.
Не по душе мне энергобалансы. Выловить что-то для себя лично из них трудно.
По-прежнему изучаю энергетику по журналу "Наука и жизнь" и научно-популярным книгам. Шастри дал почитать книжку "Под знаком необратимости". В ней рассказывается, откуда берется потенциальная энергия. Отметил множество неувязок и недомолвок. Особенно неубедителен автор книги, рассуждая об энергии положения. Но главное дошло до меня – все мы живем под знаком необратимости.
В последнем письме Роза вновь просила матушку приехать в
Таджикистан. Папа в Кисловодске. Мама недолго думала и на скорую руку приняла решение:
– Поехали к Розе.
…Глаза у Розы слегка замученные, а так она мало чем изменилась.
Она встречала нас в аэропорту Ташкента с детьми. Бахтишка мальчуган забавный. Лупает глазенками и расспрашивает меня про дедушку-пограничника из Алма-Аты. Сестренке его Эллочке шесть лет.
Девочка-куколка.
Заехали в Чиланзар поздороваться с мамой Розы. Тетя Галя и Ситок увидели друг дружку и прослезились. Отчим Розы – дети зовут его бобошкой – дородный ошский узбек. Любитель поговорить. Положил ладошку на голову Эллочке и вводит нас в курс: "Таджики узбеков мало любят… Можно сказать, совсем не любят".
Чтобы матушке было с кем поговорить, поехала с нами в Янтак и тетя Галя.
Центр Матчинского района Ленинабадской области Бустон местные таджики по старинке называют Янтаком. Один-два века назад на полдороге в Ташкент здесь останавливались на отдых караваны из
Ходжента. Погонщики поили колодезной водой верблюдов, задавали им в корм местной верблюжьей колючки – янтака. Верблюжьей колючки сегодня почти не видать, по обе стороны дороги плантации хлопчатника.
Хаджи мировой парень. Кроме того, что с ним не скучно, муж Розы не дурак выпить. Может поэтому тетя Галя и он собачатся без перерыва на обед. Про бобошку Хаджи говорит, что знать его не желает.
– Басмач он. – говорю я.
– Злодей. – соглашается Хаджи.
Таджики народ церемонный. При встречах друг с другом на улице прикладывают ладонь к левой стороне груди. Как и казахи, они трепещут перед начальством. Традиции и привычки у них, однако, намного глубже, крепче наших будут. Да и вообще они другие.
Пребывают вне реальности. Что до казахов, то мы только-только расседлали коней, а ветер продолжает свистеть в ушах, голова, сознание до сих пор со всех сторон продуваются насквозь и мы еще удивляемся, от чего напрочь отчуждены от исторических процессов.
Хаджи и я здорово набрались, вышли со двора.
– Жаль, Рахима в отъезде. – сказал он.
Рахима это дочь районного прокурора, протеже Розы.
– Сто лет мечтал увидеть ее…
– Так не скажи. Ты же не знаешь ее. О, Рахима – это идеаль.
На следующий день бабушка, мать прокурора, принесла фотографию внучки.
Такой "идеаль" можно увидеть только в фильме "Пятеро из Ферганы".
Если бобошка басмач, то курбаши – это Рахима. Я сделал открытие: с
Розой следует быть начеку и вообще для близких опасно, если она задумается о прекрасном. Только крайне простодушный человек способен додуматься, что матушка может решиться взять себе невестку из кишлака. Даже в том случае, когда обликом своим она стопроцентно повторяет свирепо неподражаемого предводителя ферганского басмачества.
Мама, однако, не оскорбилась строем мысли Розы и вынула из кошелька золотое колечко с камушком.
– Это мне? – удивилась Роза.
– Тебе.
– За что?
– За все.
Прошло больше тридцати лет, а тетя Галя не может забыть дядю
Кулдана.
– Бросил он нас с Розой, отнял у меня сына, а я до сих пор люблю его.
Ни за что бы не подумал, что дядя Кулдан, этот солдафон и бачбан, способен навсегда разбивать сердца. Что делается? Натворил делов, а
Бахтишка с Эллочкой наперебой галдят о том, какой у них добрый дедушка-пограничник.
