Айрис Мердок - Школа добродетели
— Может быть, — ответил Гарри, — но мы все равно победим. Чего бы ты хотела? Мы должны поесть.
— Давай устроим пикник, я уже предлагала тебе раньше, но ты был против. Я не слишком хочу есть.
— А я хочу, — сказал Гарри. — Голоден как волк. Столько часов за рулем.
— Ну тогда купи что-нибудь, что сам выберешь. И бутылку вина.
— Две бутылки. Хорошо.
Гарри ненавидел пикники.
— И нам нет нужды торопиться, — сказала Мидж, чьи глаза уже высохли. — Мой дорогой, мне очень жаль…
— Мне тоже. Но этот эпизод ничего не испортил, правда?
— Конечно нет!
— Мы были так счастливы. Мы будем счастливы.
— Мы и сейчас счастливы.
— А это самое главное, правда?
— Я уже пришла в себя. Смотри, вон там большой продовольственный магазин — ты купишь что-нибудь, а я подожду в машине.
Гарри отправился в магазин. Он чувствовал, что теперь должен уступить. Ресторан предложил он. Но их погубила, став причиной опоздания, другая его идея — показать Мидж школу, в которой он учился. Спартанская частная школа Гарри, где учился также и Казимир, располагалась в уединенном и очень красивом месте на окраине маленького городка; она стояла особняком за изысканной формы каменными стенами, среди больших шелковистых холмов с пасущимися овцами и узкими петляющими дорогами. Светило солнце. Поездка была замечательной, но они заблудились. Мидж совсем не умела читать карты. Когда они наконец добрались до школы, Гарри захотел зайти внутрь и показать Мидж свою спальню и свой класс, спортивный зал, игровые площадки, помнившие его победы. В школе было время каникул. Здания практически опустели, на кроватях кое-где лежали чемоданы, некоторые родители со своими чадами бродили по саду. Гарри провел ошеломленную Мидж по этим комнатам и коридорам, насыщенным — мрачно, густо, плотно — нечистыми подростковыми желаниями; он постоянно возвращался сюда в снах. Утомленный воспоминаниями, он слишком долго продержал там Мидж и, возможно, наскучил ей, а в конечном счете они опоздали на ланч. Теперь он чувствовал свою вину и был готов согласиться на пикник — она уже предлагала его несколько раз, а Гарри неизменно ловко уклонялся.
Он вернулся в машину с пакетом провизии и двумя бутылками вина.
— А штопор у нас есть? — спросила Мидж, в отсутствие Гарри изучавшая карту.
Штопора у них не было. Не было у них и консервного ножа, вилок, обычных ножей, ложек, пластиковых чашек и тарелок, даже бумажных салфеток. Гарри совершил еще один круг по городу в поисках всех этих вещей, смертельно проголодался и был на взводе.
— Гарри… — проговорила Мидж, когда они выезжали из города.
По ее тону он понял, что она собирается просить об одолжении, и попытался скрыть свою злость.
— Да, моя дорогая, моя любимая?
— Ты знаешь, я тут разглядывала карту, и, оказывается, дорога проходит совсем рядом с Сигардом.
— С чем? А, с тем местом, где жил Джесс.
— Живет. Неужели ты забыл это название?
— Нет, просто давно вытравил его из сознания.
— Ты не против, если мы…
— Против!
— Я не говорю о визите к ним. Я хотела бы лишь проехать мимо и посмотреть на башню. Тут всюду равнина, и ее будет видно за несколько миль. Я бы хотела еще раз увидеть эту местность.
— Нет, Мидж.
— Почему? Твои места мы посещали, провели там несколько часов. Почему мы не можем проехать по этой местности? Нам вовсе не обязательно приближаться к дому, да я этого и не хочу. Но я хочу посмотреть округу.
— Зачем?
— Просто хочу, и все! Ты сегодня утром сказал, что любовники делятся друг с другом своим прошлым. Так вот, я хочу дать тебе кусочек моего прошлого.
— Ты никак не можешь забыть, как Джесс посмотрел на тебя и спросил: «Кто эта девочка?»
— Не говори глупостей. Ну хорошо, не могу. Господи, да ты ревнуешь!
— Конечно ревную. Это смешно, но я могу умереть от ревности. Однако я не собираюсь это делать. Ты понимаешь, как я страдаю каждый день, каждое мгновение оттого, что ты остаешься с Томасом? А теперь ты возвращаешься к нему, к своему мужу. Мидж, мы должны решить. Слушай, у меня есть квартира для нас.
— Квартира?
— Да, там нам никто не может помешать, там нет никакого Томаса, там я могу готовить для тебя. Мы проведем там сегодняшнюю ночь. Томас вернется только завтра. Мередит все еще в Уэльсе.
— Я обещала ему позвонить.
— Ты можешь позвонить ему оттуда.
— Гарри… очень прошу, будь осторожнее.
— Не буду я осторожнее, я сыт по горло осторожностью. Боже мой, как глупо — я умоляю тебя приезжать в эту маленькую квартирку в промежутках твоей жизни с Томасом. Мидж, мы бесконечно любим друг друга. Да или нет?
— Тогда наберись мужества, мой ангел, моя дорогая. Оно так близко теперь, наше счастье: всего один шаг, и мы счастливы навсегда. Мы должны перестать притворяться. Скандал как раз в том, что мы пока несчастливы. Ты говоришь, что ненавидишь лгать, что тебе досаждает, когда люди на тебя глазеют, когда я называю тебя женой. Хорошо, давай прекратим это, очистим все и очистимся сами. Пожалуйста, дорогая, любимая! Если скажешь — я остановлю машину и упаду на колени. Мидж, ты знаешь, это должно произойти. Прекрати откладывать решение — ты же знаешь, это все равно случится.
Он остановил машину. Во внезапной тишине солнце нагревало поле влажной мягкой зеленой травы, бока сонных черно-белых коров и синий дорожный знак. За деревьями виднелась церковная башня. Издалека доносился собачий лай.
— Да, — сказала Мидж.
— Ну так не будь такой мрачной и холодной!
— Тебе легко говорить, а мне приходится резать по живому.
— По какому живому? Томас не будет сильно возражать, ты сама прекрасно знаешь. А Мередит наш.
— Да. Я люблю тебя. И это должно случиться.
— Значит, решено.
Гарри завел машину. Он не хотел сейчас еще сильнее нажимать на нее. Он осторожно, на ощупь искал путь в лабиринте ее эмоций, ее мучительной потаенной боли. Он подумал: «Сегодняшнюю ночь она проведет со мной в новой квартире». А вслух сказал:
— Сердечко мое, мы поедем, куда ты пожелаешь. Покажи мне карту. Где это место?
Мидж показала:
— Я думаю, где-то здесь.
— Это миль тридцать от шоссе. Я бы не сказал, что это близко.
— А я бы сказала.
— Будь здесь прямая дорога… Ты только посмотри, как петляют эти проселки. Ну да бог с ним, мы поедем и посмотрим издалека.
— Мне просто хочется снова увидеть эту равнину — она очень необычная и особенная.
— Занятно, ты сегодня похожа на Хлою. Наверное, дело в здешнем воздухе!
— Там мы бы могли и поесть на воздухе.
— Ну, мы проголодаемся задолго до этого!
Правда, Гарри уже не хотел есть. Он ехал и улыбался.
Он насытился словами, когда Мидж согласилась с ним.
В этот самый момент Эдвард Бэлтрам стал свидетелем чуда. (Второго за день.) Он держал в руках письмо, только что переданное одним из лесовиков — тем самым, которого он уже видел. Утро Эдвард провел в кровати, с удовольствием отдавшись болезни. Для посетителей, приходивших по отдельности: Стюарт, матушка Мэй, Беттина, Илона, — он изображал тяжелобольного. На обед он не спускался. Матушка Мэй принесла ему вкусный суп без названия. Потом он потихоньку встал, оделся и разобрал вещи, отделил свою одежду от того, что ему дали здесь. Эдвард не знал, что делать с цепочкой Илоны, и положил ее в носок. Посмотрел на свой чемодан, казавшийся теперь чужим и старым, но не стал складывать туда вещи. Сел на кровать. Он лишь тешил себя мыслью покинуть Сигард, потому что не мог оставить Джесса. Ему снова пришло в голову похитить Джесса и отвезти его в Лондон, но он понятия не имел, как это осуществить.
Эдвард спустился в Атриум. Рядом с растениями в горшках стояла семейная группа — Стюарт, матушка Мэй, Беттина и Илона. Все смотрели на гобелен, а Беттина объясняла Стюарту его сюжет:
— Рыба символизирует дух, убегающий из своей родной стихии…
«Какая чушь», — подумал Эдвард.
Они замерли, увидев его.
— Как ты себя чувствуешь, старина? — спросил Стюарт.
— Немного получше. Я, пожалуй, посижу почитаю в Затрапезной.
Он подумал, что эти четверо смотрят на него многозначительными взглядами. Впрочем, трое — все, кроме Беттины. Расшифровать ее взгляд было невозможно. До появления Эдварда они явно беседовали о нем.
Стюарт и матушка Мэй одновременно заговорили.
— Извините…
— Нет-нет, сначала вы!
— Джессу сегодня тоже не по себе, — сообщила матушка Мэй. — Мы решили, что лучше тебе его пока не видеть. Не хватало ему от тебя заразиться.
— Может, у него та же болезнь, — заметила Илона.
— Впрочем, сейчас он никого не принимает, — сказала матушка Мэй и добавила: — Уже некоторое время не принимает. Мы считаем, так для него лучше.
— Гораздо лучше, я не сомневаюсь, — произнес Стюарт, глядя на Эдварда.
