Кен Кизи - Пролетая над гнездом кукушки
— У меня пыть хороший трайлер, почти сорок футов, он ухотить в воту на тватцать футов, ис крепкого тика и крепкого туба. — Он качался туда-сюда — так, что ты начинал сомневаться, не качается ли сам пол. — Он пыть хороший трайлер, ей-погу! — Он начал отворачиваться, но Макмерфи остановил его снова:
— Черт возьми, Джордж, почему ты не сказал, что был рыбаком? Я обсуждаю эту поездку, словно старый морской волк, но, говоря между нами, чтобы никто не слышал, единственный корабль, на котором я плавал, был линкольн «Миссури», а про рыбу знаю только то, что есть ее намного лучше, чем чистить.
— Чистить рыпу легко, если кто-то показать, как это телать.
— Ради бога, Джордж, ты должен быть нашим капитаном, а мы будем твоим экипажем.
Джордж отклонился назад, качая головой:
— Эти лотки всегта ужасно грязные — всегта ужасно грязные.
— Да и черт с ним. Мы берем лодку, которую специально простерилизовали от носа до кормы, оттерли шваброй, так что она блестит, как зубы у первокурсника в привилегированном колледже. Ты не запачкаешься, Джордж, потому что будешь капитаном. Тебе даже не придется насаживать наживку на крючок; просто будь нашим капитаном, отдавай приказы нам, глупым сухопутным крысам. Ну как тебе это нравится?
Джордж боролся с искушением — я понял это по тому, как он крепко сжимал руки под рукавами рубашки, — но все-таки ответил, что не может так рисковать, а вдруг запачкается? Макмерфи все еще уговаривал Джорджа, но тот качал головой, когда ключ Большой Сестры повернулся в замке столовой и она с шумом открыла дверь. С плетеной корзиной, полной сюрпризов, она двинулась вдоль очереди, одаривая каждого из мужчин автоматической улыбкой с пожеланием доброго утра. Когда она прошла, Макмерфи наклонил голову и подмигнул Джорджу. Глаза у него горели.
— Джордж, а как насчет того, что разводила наша старшая сестра — дескать, плохое море и как жутко опасна может быть такая поездка — это правда?
— Океан мошет быть ужасно плохой, тошно, ужасно шестокий.
Макмерфи посмотрел вслед сестре, исчезнувшей в недрах поста, а потом на Джорджа. Тот принялся теребить куртку сильнее обычного, глядя на молчаливые лица вокруг.
— Ей-погу! — неожиданно сказал он. — Вы думаете, я посволю ей напугать меня насшет океана? Вы так тумаете?
— Я так не думаю, Джордж. Правда, если ты не поедешь с нами и если на сегодня действительно есть какое-нибудь ужасное штормовое предупреждение, мы запросто можем потеряться в море, ты понимаешь? Я же сказал, что ничего не знаю о лодках, и скажу тебе еще кое-что: о тех двух женщинах, которые приедут нас забрать. Я сказал доктору, что это — мои тетушки, обе — вдовы рыбаков. Так вот: единственное плавание, в которое они когда-либо отправлялись, было плавание по застывшему цементу. Случись что, на них можно рассчитывать не больше, чем на меня. Ты нужен нам, Джордж. — Он вытащил из пачки сигарету и спросил: — Между прочим, у тебя есть десять баксов?
Джордж покачал головой.
— Нет, не думаю, что есть. Ну хорошо, к дьяволу все это, я с самого начала не рассчитывал, что это окупится. Держи. — Макмерфи вытащил из кармана зеленого жакета карандаш, аккуратно вытер его полой рубашки и протянул Джорджу. — Будь нашим капитаном, и ты поедешь с нами за пятерку.
Джордж оглядел нас снова, двигая кустистыми бровями, не зная, как выйти из этого затруднительного положения. И наконец его десны обнажились в бледной улыбке, и он взял карандаш.
— Ей-погу! — сказал он и двинулся с карандашом вперед, чтобы заполнить последнюю пустую графу. После завтрака, прогуливаясь по коридору, Макмерфи остановился у списка и печатными буквами вывел напротив имени Джорджа: «КАПИТАН».
Шлюхи запаздывали. Все уже начали думать, что они вообще не приедут, когда Макмерфи, глядевший в окно, вдруг издал вопль, и все мы бросились к нему посмотреть. Он сказал, что это они, но мы не видели ничего, кроме одной машины, вместо ожидаемых двух, и всего одной женщины. Макмерфи окликнул ее через решетку, когда она остановилась на стоянке, и она двинулась к отделению прямо через газон.
Она была моложе и красивее, чем мы представляли. Все уже выяснили, что вместо тетушек приедут две шлюхи, и ожидали от этой поездки чего угодно. Некоторые чересчур религиозные ребята были не слишком рады. Но когда мы увидели ее, идущую легким шагом по траве, с зелеными глазами, с закрученными в длинный узел волосами, блестевшими, словно стебли спелой пшеницы на солнце, каждый из нас думал только об одном: это — женщина, которая не одета с ног до головы в белое, словно закоченела на морозе, и нет никакой разницы, как именно она добывает себе на пропитание.
Она подбежала прямо к решетке, у которой стоял Макмерфи, схватила руками прутья и прижалась к ним. Она задыхалась от быстрого бега, и при каждом вдохе казалось, что ее грудь вот-вот просочится через решетку. Она всхлипывала.
— Макмерфи, черт тебя побери, Макмерфи…
— Не расстраивайся, детка. Где Сандра?
— Она занята, парень, и не может ехать. Но ты, черт, ты в порядке?
— Она занята!
— Правду сказать, — девушка утерла нос и хихикнула, — наша старушка Сэнди вышла замуж. Ты помнишь Арти Гилфиллана из Бивертона? Вечно являлся на вечеринки с какими-нибудь дурацкими штучками: то с гремучей змеей, то с белой мышью — помнишь, вечно держал в кармане какую-нибудь гадость? Настоящий маньяк…
— Вот это да! — простонал Макмерфи. — Разве я запихну десять ребят в этот вонючий «форд», Кэнди, сладкая моя? Как Сандра и этот гремучий змей из Бивертона могли подстроить мне такую подлянку?
Девушка задумалась, пытаясь изо всех сил найти ответ на этот вопрос, когда громкоговоритель в потолке крякнул и голосом Большой Сестры сообщил Макмерфи, что, если он желает побеседовать со своей подружкой, пусть она, как это и полагается, войдет через главную дверь, а не беспокоит всю больницу. Девушка отошла от окна и направилась к главному входу, а Макмерфи плюхнулся на стул в углу, опустив руки.
— Черт побери, — только и сказал он.
Маленький черный парень пропустил девушку в отделение и забыл запереть за нею дверь (и позже получил за это взбучку, могу поручиться), и девушка, виляя бедрами, продефилировала по коридору мимо сестринского поста, где сестры попытались заморозить ее всеобщим ледяным взглядом, вошла в дневную комнату, всего на несколько шагов опередив доктора. Он подошел с какими-то бумагами к сестринскому посту, посмотрел на нее, потом обратно в бумаги, потом снова на нее и принялся обеими руками вертеть очки.
