Александр Кузнецов - Два пера горной индейки
— А почему туриста? — перебивает меня Котлов. — Какие же они туристы, если не путешествуют, а живут и катаются на одном месте?
— Вот именно... Один из алогизмов профсоюзно-бюрократического мышления, — развожу я руками. — Нигде косность и бюрократизм не расцветают таким махровым цветом, как в спортивных профсоюзных организациях. Сюда приезжают по туристской путевке, значит, они туристы, а не лыжники. В наших альпинистских лагерях, например, созданных в начале тридцатых годов, приезжающих альпинистов называли «участниками альпинистского лагеря». Можно быть участником восхождения, участником соревнований, но «участником лагеря» быть нельзя. Это не по-русски. Тем не менее полсотни лет они назывались «участниками». Ну да бог с ними. Значит, последняя категория — путевочные туристы, «воробьи», «воробушки».
Вот и все, Андрей Петрович. Есть, конечно, варианты, но эти категории горнолыжного народца просматриваются очень уж четко. Есть еще однодневные туристы в шляпах и на высоких каблуках, есть промышляющие девицы, обслуга и тренеры, местные торгаши и начальники... Но мы с вами бросили пока взгляд на лыжников, на канатку, на тех, кто стремится вверх.
Слушавший меня внимательно Котлов улыбнулся:
— Вы прямо Карл Линней, Александр Владимирович. «Жар-птицы», «фазаны», «соколы», «голуби», «воробьи»... А ведь правда, нарисованная вами картина — весьма любопытная модель жизни. Действительно, все стремятся вверх и все добиваются своего разными путями.
— Причем каждый стремится еще в следующую категорию, — подхватил я.
— Это ничего... Человек так уж устроен. Лишь бы в его действиях не было ничего общественно опасного.
— Общественно опасного? — не понял я.
— Да. Преступного. Преступными считаются действия, которые посягают на государственный строй, правопорядок и собственность граждан, на их жизнь, здоровье и свободу.
— Если так, то у меня будут претензии только к «воронам». Они ущемляют права граждан и унижают их достоинство.
— К сожалению, — ответил вполне серьезно Котлов, — они уголовно ненаказуемы. Дача взятки должностному лицу наказывается, а обслуживающий персонал — лица не должностные. Тут может быть применена только статья 156-2 Уголовного кодекса РСФСР — нетрудовые доходы. Но это сложно доказать. Тут пробел в нашем законодательстве.
— Ну, Андрей Петрович, вы все законы и статьи назубок выучили.
— Это нетрудно. А вот знать латинские названия семисот с лишним видов птиц...
Но здесь меня окликнули ребята, подходила наша очередь.
4
Под легкое жужжание троса двухместное кресло, слегка подпрыгивая на опорах, везло нас над лесом. По оставшимся кое-где на ветках жухлым коричневым листьям можно было различить дубы, хотя они и не похожи на наши, российские. У нас дуб — дерево могучее, а тут к небу тянулись в тесноте дубки тонкоствольные и корявые, с голубым лишайником на коре. На других деревьях висели грозди свернувшихся от мороза «носиков». Это клены. Под креслом на проталинах у скал виднелась сухая трава, выше проталины пропали, и на снегу можно было увидеть лишь оброненную рукавицу или полиэтиленовый пакет. «Все могут короли! Все могут короли!» — оглушала нас Алла Пугачева при подъезде к очередной опоре. А как проедешь ее, становится слышно попискивание синиц.
— Сойка? — спросил Котлов о птице, которую я провожал глазами.
— Кавказский подвид. У этой сойки голова черная, в отличие от нашей.
— И много тут птиц зимой?
— За три дня насчитал пока шестнадцать видов. Надо к помойке сходить, зимой они все там.
— Шестнадцать видов? — удивился мой спутник. — А мне лес кажется совершенно пустым. Вот что значит глаз профессионала!
— Вы ведь тоже имеете профессиональный взгляд следователя. Вот интересно, можете вы с первого взгляда отличить преступника от честного человека?
— Почему вы все время называете меня следователем? Я не следователь, я старший оперуполномоченный Управления уголовного розыска Управления внутренних дел Мосгорисполкома. Сокращенно — МУРа.
— Это для меня длинновато, — рассмеялся я. — Уполномоченный... управления... Нет уж, избавьте! МУРа — это понятно. Как мы любим длинные и мудреные слова! Но все равно, работа у вас интересная.
— Вы знаете, Александр Владимирович, это только так кажется со стороны, — ответил он. — В кино и в детективах наша работа интересна и романтична. А в жизни... В прошлом году я принимал участие в расследовании восьми убийств. Что такое семь из них? Зять в пьяном виде ударил кухонным ножом своего тестя. Психически ненормальная женщина убила соседку, ударив сковородкой по голове. Шофер в пьяном виде ударил по голове своего начальника по гаражу. Пьяные драки, безмотивные убийства. Одно из восьми оказалось непросто расследовать. Наркоман. Они опасны. Хитрые, изворотливые и ради наркотиков идут на все.
И только вот это дело, которым мы сейчас занимаемся, может оказаться весьма интересным. Не исключено, что за ниточку, идущую от Васильевой, мы вытащим большое, крупное дело. Замминистра почувствовал это. «Сколько у нас будет нерасследованных убийств?! Беру под контроль. Докладывать каждую неделю!»
— Посмотрите, как сходят с кресла, чтобы не упасть. — Мы подъезжали ко второй станции. — Кресло подать рукой слегка назад, а самому выйти в сторону.
Котлов проделал это так ловко и спокойно, словно всю жизнь только и делал, что ездил на канатке.
Мои ребята заняли очередь на следующий подъемник, но мне стоять с ними не хотелось. Если мы с Котловым поднялись бы по второй нитке без очереди, у нас до приезда моих лыжников было бы время осмотреться и зайти в бар выпить кофе. Тут я увидел Юру Амаряна, начальника спасательной службы всего района Актау. Мой старый друг, я знал его еще по университету, а потом мы вместе ходили на восхождения, бывали в памирской экспедиции и на Тянь-Шане. Я окликнул его и познакомил с Котловым, представив Андрея Петровича как журналиста.
— Свези, Юра, наверх Андрея Петровича. Я пройду без очереди как тренер, а его со мной могут не пустить, — попросил я.
Когда мы все поднялись, Юра пошел в бар, а мы с Андреем Петровичем вышли на скальный выступ, на котором обычно фотографируются однодневные туристы и загорают девицы. Отсюда открывался вид на горы, на долину и на город.
Котлов стоял молча. Синее небо, приближаясь к горизонту, блекло, становилось голубоватым. Ватные облака по мере удаления размывались, превращались в сплошную пелену, грозящую закрыть все небо. Долина залита молоком плотного тумана, из которого над невидимым городом поднимались вертикально вверх узкие столбы дыма, белого, желтого, черного. Поднявшись в небо, они объединялись и образовывали нечто вроде гриба атомного взрыва.
Вдаль горы пестрые, в два цвета — белые гольцы и черный лес, пятнами разбросанный по ущельям. Горы, что поближе, выглядят иначе, на них видна четкая граница леса, словно они одеты в белую кофту и черную юбку. Тени от облаков на безлесных вершинах гребней ползут серыми пятнами, затемняя белизну снежных лбов. Возвышаясь над всем, снежная громада вершины прорезана кулуарами и напоминает смятую салфетку.
— Да... ничего не скажешь, красиво. — Котлов повернулся и пошел к бару.
Иной раз при плохой погоде к нему не пробиться, но сейчас солнечно, тихо и столики бара свободны. Все катаются. Завтракали несколько лыжников, живущих здесь в хижине, и устроились уже несколько девиц. На лыжах они не катаются, но очень любят дорогие и эффектные спортивные костюмы. Сидят в барах и оголяются на выходах скал возле хижины. Они хорошо знают всех тренеров, работников канатки, баров и ресторанов, с ними и поднимаются без очереди.
За одним из столиков сидел Абдулла. Всегда загорелое его лицо было слишком обрюзгшим для человека, ведущего здоровый образ жизни. Сетка красных прожилок на нем выдавала слабость Абдуллы к крепким напиткам. С ним за столом — атлетически сложенный, разодетый как петух парень. Весь в молниях, кнопках и карманах. Все яркое, все сверкает, и все в обтяжку. Это Толик — истопник. Никогда не видел его в запачканной углем одежде. По-моему, он весь день сидит в барах, то наверху, то в гостинице. За стойкой — бармен. Тоже с картинки американского журнала. Не хватает только кольта у пояса и широкополой шляпы. За другим столиком, подальше от нас, сидел Юра с тремя спасателями. Абдулла пил с Толиком коньяк из граненых стаканов и о чем-то тихо разговаривал. Юра со своими спасателями, одетыми в красные пуховки, пил кофе из таких же стаканов и, видимо, давал наставления, ибо говорил, а ребята слушали его.
Я посадил Котлова и подошел к стойке. Бармен налил мне из большого чайника два стакана жидкого кофе и выложил две конфетки. Котлов оглядывал людей и само помещение. Построенный из неотесанного камня бар был мрачным и темным. Одно окно под потолком не освещало его, по стенам развешаны разноцветные лампы, и, когда собирался народ, они пронизывали холодное помещение узкими лучами.
