Александр Кузнецов - Два пера горной индейки
— Если вы разрешите, Андрей Петрович, я изложу вам свою классификацию горнолыжного народца, плод моих многолетних наблюдений. Давайте подойдем поближе к посадке.
Со всех сторон разносился по подножиям Актау хриплый голос Высоцкого, это окружающие канатку шашлычные запустили свои магнитофоны. Каждый из шашлычников считал своим долгом заглушить соседа и конкурента. В детстве я видел, как ловили раков. Опускали в воду на веревке кусок тухлого мяса и через некоторое время вытаскивали его с вцепившимися в него раками. Шашлычные напоминали мне этих раков, запустивших свои клешни в основание канатно-кресельной дороги.
Мы остановились у огромного горизонтально вращающегося колеса, по которому шел трос, а на нем с громом и скрежетом раскачивались пустые двухместные кресла.
— Всю эту публику можно разбить на несколько категорий, четко просматривающихся групп людей, которые вы безошибочно научитесь узнавать не только здесь, у канатки, но и в гостинице.
Первая категория — элита. Или «жар-птицы». Это очень большие люди — академики, генералы, космонавты, высокое местное начальство или очень большие жулики, миллионеры. Элита не стоит ни в той, ни в другой очереди, она проходит к посадке со стороны высадки. Обычно ее сопровождают. Вот пожалуйста, глядите. Гости самого Абдуллы.
Одетый в новенькую красную пуховку с Гербом Советского Союза на груди Абдулла, льстиво улыбаясь, вел к высадке высокого старика в американском пуховом костюме и его даму, химическую блондинку, которая, судя по виду, никак не может еще осознать, что разменяла шестой десяток. Старик сам нес на плече свои лыжи, а лыжи неловко ковылявшей в горнолыжных ботинках дамы держал в руках осклабившийся Абдулла.
— Лыжи «Россиньол», французские, — комментировал я снаряжение старика, — тысяча рублей, а может быть, и полторы. Крепления французские «Соломон» — триста рублей; ботинки итальянские — пятьсот; палки австрийские, очки и перчатки тоже кое-чего стоят. Об американском пуховом костюме я даже и не говорю. Бесценная вещь. Он набит гагачьим пухом, ничего не весит и теплый, как печка. Я о таком и не мечтаю. Добыть бы пуховку нашу, на гусином пуху. В общем, на нем тысячи три с половиной. Считай, столько же на ней. Не знаю, кто они, в первый раз вижу, но это элита. Смотрите теперь...
Абдулла вывел гостей на посадку со стороны высадки. Там сверху шли пустые кресла, они огибали колесо, и тогда в них садились. Элитная парочка встала с лыжами в руках спиной к подъезжающему креслу и лицом к склону. Придерживаемое Абдуллой кресло подкатило под них, они мягко сели и поехали. Абдулла — вслед за ними на следующем кресле.
— Вторая категория — «деловые люди», — продолжал я. — По хитрости и наглости они напоминают мне ворон. Сейчас мы их увидим. Эти тоже не стоят ни в одной очереди. Их оружие — деньги и удивительное нахальство. Изгоев они презирают. Каждый платит работающим на канатке ребятам по десятке в день. Узнают заранее, кто где дежурит, и договариваются накануне. Те их знают в лицо. Пожалуйста!
Обходя очередь, к загородке пробирались четверо — пожилая женщина в белом костюме и с черным, как сапог, лицом, два полнеющих молодых человека в ярких горнолыжных куртках и фирменных шапочках «Адидас» и брюнетка в заграничной пуховке. Бесцеремонно и спокойно перелезли они через загородку и оказались прямо у посадки. Очередь зароптала, послышались возмущенные голоса и даже оскорбительные выкрики, но тут же и прекратились, ибо компания «ворон» уехала с первыми же креслами, а в очереди каждый стал смотреть, сколько еще осталось впереди него, и ждать счастливого мига посадки.
— Обратили внимание на снаряжение? — спросил я у Котлова.
— Лыжи красивые.
— У старшей женщины, загорелой, — «Россиньол», у остальных — «Атомик». Пятьсот рублей комплект — лыжи, крепления и палки. Без ботинок. Я как-то стоял у верхнего, третьего, подъемника и насчитал сорок таких «ворон». Очередь стоит, а они катаются. Один поднимается, а другой уже спустился. Изгои стоят, а они катаются... Наконец народ возмутился, и чуть было не начали их бить. А им хоть плюй в глаза... Исчезли вдруг все и объявились у другого подъемника. Народ организованный! Сорок — пятьдесят таких «ворон» в день — 400 — 500 рублей. В день! А если посчитать...
— Саня, привет! — раздался хриплый голос.
Повернув голову, я увидел Шамиля. Мой бывший коллега. Опухший, обросший щетиной, с потухшими глазами.
— Дай рупь, — прохрипел он.
— Опохмелиться? — спросил я больше для Котлова.
— Да. И поесть надо. Я у тебя давно не брал.
Я достал из кошелька металлический рубль и положил ему на ладонь. Ни слова не сказав, Шамиль повернулся и пошел.
— Тот самый Шамиль Курбаев? — спросил Котлов, глядя ему вослед.
— Тот самый. Прекрасный был парень, честный, безотказный... Одна из трагедий местного населения. Кончил десятилетку — школа инструкторов туризма. Летом — туризм, зимой — горные лыжи, из детской спортивной школы вышел. В группе девять девок и один парень. Каждую неделю, если не каждый день, у него новая симпатия. А вся группа, коллектив, так сказать, старается его угостить. Каждый вечер пьянка. Глядишь, лет пять такой жизни, и износился парень. Спился и ни на что не годен. Чем симпатичнее, чем способнее мальчишка, тем скорее его приканчивает такая жизнь.
Ну ладно, теперь очередь, — продолжал я. — Иностранцы — третья категория, спортсмены — четвертая и пропускники — пятая. Они составляют малую очередь. Об иностранцах говорить нечего, их за версту видно. Спортсмены — наши соколы. Здесь почти всегда или идут какие-нибудь соревнования или тренируются команды, работает детская спортивная школа. Они идут в малой очереди. Когда народа очень много, как сейчас, то пропускают двоих из малой очереди и двоих из большой. В малой идут и пропускники, те, что получили правдами и неправдами платный или бесплатный пропуск. Тоже, конечно, блатные, но у них вроде бы совесть чиста. Они «имеют право». Какое там, к черту, право?! Но все-таки они не то что «вороны». Пропускники стоят хоть в маленькой, но очереди. По яркости раскраски все они «фазаны». Только у фазанов самки серенькие, а тут они разодеты поярче петухов.
Давайте посмотрим, кто там есть из «фазанов». О, глядите, Голубев со своей дамой. Видите? У него австрийские «Фишеры», они тоже у нас продавались, как и «Атомик». А у нее... «Россиньол»! Вот это да! Женщина элитная, «фазаны» не ее класс. Ай да Голубев! У этой третьей категории — иностранцы, спортсмены и пропускники — бывают лыжи американские — «Хед» или «Сентури», это обычно у спортсменов и иностранцев, у остальных — «Фишер» и «Атомик». Крепления у них «Тиролия» и «Гезе» (Австрия), «Маркер» (ФРГ) или «Невада» (Франция). В общей очереди такие лыжи и крепления почти не встретишь.
— Муравьев, Саша! — Ко мне подходили с лыжами на плечах мои московские знакомые Кораблевы. — Привет!
— Привет, привет! Познакомьтесь, — поводил я рукой от Кораблевых к Котлову, — Лена и Коля, а это Андрей Петрович.
— Просто Андрей, — поправил меня Котлов. Он был на пять-шесть лет моложе Лены и много моложе Коли.
— Мы, кажется, знакомы? — хитро прищурился Николай.
— Кажется, да, — ответил Котлов.
— Вы и на лыжах катаетесь, товарищ капитан?
— Нет, только учусь. И я не капитан. Я журналист. И это очень важно, Николай...
— Алексеевич, — подсказал Кораблев.
— Это очень важно, Николай Алексеевич. Вы меня поняли?
— Да, конечно.
Котлов повернулся к Леночке:
— А вы?
— И я тоже, — улыбнулась она.
— Вот и хорошо, — заключил следователь.
— Ты с группой? — спросил меня после неловкой паузы Кораблев.
— Да, стоят ребята.
— А нельзя ли... — сделал виноватую рожу Кораблев.
— Можно. — Я позвал старосту своей группы и попросил его забрать с собой Кораблевых.
— Вот вам и шестая категория, — сказал я Котлову, — «интеллигенты», или «голуби». Как правило, предпочитают кататься «диким» образом, без инструктора. Врачи, инженеры, преподаватели, научные сотрудники, бывают кандидаты и реже доктора наук. Если не прорвутся в «пропускники». Среди них большинство одиноких женщин. Думаю, Васильева была из «голубей». Вы не помните, какие у нее стояли лыжи?
— Не знаю, как они называются, но одна пара — польские, другая — югославские.
— Все правильно. Видели лыжи у Кораблевых? «Элан», югославские. Лыжи среднего качества. Купить их можно рублей за двести. И вот такая Васильева весь год копит, бедняга, деньги, чтобы купить «Эланы» и скопить на путевку и поездку в горы. Самая большая радость, самая большая мечта. Сначала она покупает за сто рублей польские лыжи, а потом начинает копить на «Элан». Редко кому из «голубей» удается купить «Атомик», у них ведь зарплата, трудовые доходы. Ну вот. А дальше идут путевочные туристы. Их здесь большинство. «Воробьи», можно сказать. Молодежь. Студенты, молодые специалисты, учителя, опять же инженеры. Люди постарше, как правило, провинциалы. Москвичи и ленинградцы после тридцати пробиваются иногда в «голуби», провинциалы — никогда. Путевочных туристов узнаешь по лыжам «Польспорт», самым дешевым у нас. Хотя сто рублей не такие уж и малые деньги. Равнинные лыжи стоят в десять раз дешевле. «Польспорт» выдают и в прокате. «Воробья»-туриста по ним узнаешь без труда.