Александр Новгородцев - Анимация от Алекса до Я, или Всё включено
Тот матрас оказался хорошим спаринг-партнёром, не могущим дать сдачи, что явилось одним из критериев его выбора, но и при этом Боб остерегался супостата, поскольку вооружился супротив резинового поединщика канцелярским ножом. Интрига состояла в том, что на матрасе был изображён Спанч-боб с наивно-глуповатой улыбкой в два зуба. Мультяшка Боб против своего визави из реального мира.
— Йя, что это? Катастрофа! Аминокуйюм. Салак, йя. — в течении нескольких минут возмущался Боб, раскидывая, сминая в мусорные тюльпаны или разрывая на клочки канцелярскую бумагу. Бумага давно привыкла к такому обращению с собой и смирилась с тем обстоятельством, что другого применения Боб ей так и не нашёл.
Маша, которая и послужила источником доведения губчатого Боба до белого каления, невозмутимо сдерживала смех. Марио закрылся ковбойской шляпой и тихо подрагивал, скверно притворяясь, что дремлет. Мустафа вытирал проступившие слёзы юмора, приоткрыв рот, будто бы вспоминая покойного прадедушку, сицилийского фермера. Я булькал, опасаясь скорого разрыва щёк, если не загогочу в открытую.
Шеф, топча ковролин, гневно поворачивался в мою сторону. Я же, скорчившись в полторы погибели, неумело изображал проблемы с пищеварением. Может он и не собирался дырявить своего надувного тёзку-очаровашку, а хотел просто припугнуть, показать кто здесь главный, чтобы хоть кто-то в этой комнате начал его уважать. Так или иначе, он схватил со стола офисный кинжал, несравнимый по остроте с настоящим. Развернулся, чтобы навести ужас на плавающее средство, но поскользнулся на накиданной бумаге и стал неумело искать баланс, завалившись на несколько шагов сторону. Раздался взрыв, падающее тело Боба подбросило вверх. В результате продырявлен оказался не тот матрас, которому он угрожал, а его невинный собрат, распростёртый на полу. Так мультяшный спанч-Боб невредимым вышел из схватки с вооружённым противником, а Боб ещё долго тёр ушибленный локоть и ядовито бормотал гадости под нос.
Этот случай наглядно показал мне, что матрасы, пребывающие в одной комнате с шизанутым Бобом, находятся под угрозой насильственного вымирания, и следует дать им возможность, проявить себя в анимационной службе, прежде чем они исчезнут, как редкий вид.
Но моим планам помешало экстренное совещание, на которое позвал Мустафа.
— Что случилось?
— Нью аниматор, — ответил Мусти, доедая кусок обжигающей пальцы пиццы на ходу.
Посреди анимационной комнаты я застал два новых, незнакомых мне чемодана и Боба, важно перед ними заседающего. Мда, нашли кого прислать. С чемоданами много не наработаешь. По идее, только на энтрансе они что-то могут. Натянуть на них футболку, дать таблички с названием шоу, и пусть стоят у входа в ресторан, приветствуют отправляющихся на ужин гостей. Но в остальном, какие из чемоданов аниматоры, даже если они на колёсиках. Ни тебе зарядку провести, ни с гостями поболтать. Что с чемоданов возьмёшь, чемоданы и есть. Поэтому я подивился Бобу, не рассыпающего потоки возмущения при виде такого незадачливого подкрепления.
Причина объяснилась довольно быстро. Стоило мне пройти дальше в комнату, как я увидел двух девчонок, инь да янь. Одна темненькая брюнетка, как испанская Эсмеральда, вторая светленькая, как шведская звезда Эстерсунда. Девчонки о чём-то щебетали, сравнивая свой отсутствующий пока загар с Машиным.
По победоносному сияющему лицу Боба я уже догадался, что новенькие бойцы Розовой армии в него тайно влюблены. Девчонки оказались из Пензы и у них ещё сохранился тот колоритный пензенский говор, которому столь любят подражать в последнее время московские модницы. Но сияющее выражение Боба начало понемногу тускнеть, подобно поверхности Земли при затмении, как по мере его торжественной речи девушки зачокали на Машу.
— Чё он говорит? Боб, чё? Мы не понимаем. Говори по-русски, Боб. Чё?
— Йя, катастрофа, салак, йя. Что это, йя? Аминокуюм, — разразился Боб стандартным набором уже через две минуты, выяснения, что есть «чё?».
Я с опаской посмотрел в сторону матрасов. Хотелось, чтобы хотя бы один дотянул до обеда. Тёмненькая Олеся что-то ещё помнила из школьного набора: «Зис из зе тейбл, май нэйм из Олеся, ай хяв фазэ энд мазэ». Но речь Боба не походила на школьный материал и по грамматике смахивала на: «Моя говорить это, твоя это есть слушать», — что делало её труднопонимаемой в более развёрнутых предложениях даже для школьной учительницы с многолетним стажем преподавания. А для самих англичан и вовсе бобабарщиной.
Светленькая Кристина, чуть полная барышня, с признаками завышенной самооценки от избыточной родительской любви, в английском давала дубу прикурить — ни ногой, ни языком, ни ушами не разбиралась. Паст перфект индефинит — для неё просто название зубной пасты. Да и из русского лучше всего получалось у белоснежки — «чё?».
Как она и её чё-модан попали в анимацию, для меня остаётся загадкой за семью замками.
Боб уже перешёл на стадию переработки канцелярской бумаги в мусор и распалял себя перед, судя по всему, новой попыткой неотвратимого убийства резинового спанч-тёзки канцелярским ножом, как в комнате появился Джан в сопровождении Марио. Если Джан посещает митинг в столь ранний для него час, значит что-то действительно случилось. Так оно и было. Матрас на время был спасён — натуральных аниматоров переселяли. Куда-то на третий ярус ада, в котёл с горящим просроченным свиным жиром.
Шёл бурный диалог на турецком, сопровождаемый фоновым чёканьем. Но мы с Машей и сами толком не понимали язык в таком быстром темпе. Я разобрал, что Джан и Марио уже побывали в наших новых апартаментах и оба полны решимости писать заявление на увольнение. Через пять минут беседы к ним готов был присоединиться и Мустафа, и даже шеф. Это было похоже на молниеносный гражданский переворот, экспресс-революцию в масштабах одной комнаты. Я ждал, когда зазвучат патриотические песни, но ребята никак не могли истощить запас ругательств и перейти к разработке плана свержения диктатуры
Судя по тем неуравновешенным взглядами и выкрикам шовинистической направленности, нашим девушкам больше повезло в плане будущего жилья. Их селили в бывший-люкс под крышей главного корпуса. Минус заключался в том, что это был одноместный люкс, а сожительниц набиралось уже трое, не считая чё-моданов. Только это удерживало парней, махнуться с девушками местами и самим заселиться в подфлюгерную зону.
Не дожидаясь, когда взвеются поднятые флаги освобождения и будут возведены баррикады, я, достаточно заинтригованный предстоящим событием, гадая действительно ли ребята уволятся, и где тогда может оказаться Алекс, отправился проводить акву.
После обеда, стремительностью расправы над провиантом напоминающий набег татар, мы всей гурьбой совершили экскурсионный развед-тур до нашего нового жилища.
Располагалось оно за территорией отеля в живописном местечке под названием «вековая свалка». Конечно, не у Христа за пазухой, но и не совсем у чёрта под поясницей, как отозвался Марио, хотя в воздухе и витало что-то из задне-проходного.
Чтобы до него добраться мы пересекли границу нашего отеля, затем миновали Гюль — первый отель по пути в Кемер, прошли под знаменитой триумфальной аркой Алекса, после свернули в сторону моря, протиснулись через ржавую калитку, увитую шиповником, с сигнализацией в виде скрипа. Мусти ободрал себе локоть, добавив решимости к желанию срочно накатать увольнительную. Дальше путь лежал мимо куриной полянки с соответствующей живностью, где Боб тоже набрался решимости, а к ауре присовокупил ещё одну разновидность запаха, угодив в штиблетами в некую бурую чавкнувшую массу, распугав мух обещаниями неминуемой катастрофы, йя.
Ветхая скособоченная землянка, которую я сначала принял за наши новые апартаменты, уже кому-то принадлежала, судя по развешенным тряпкам на бельевых верёвках. Обойдя её, мы увидели море вдалеке. «Неужели мои выдуманные рассказы про лежаки, под которыми спят аниматоры, оказались пророческими», — подумалось мне.
В теплицы, покрытые плёнкой, с виднеющимися побегами помидоров и огурцов, мы тоже не стали заходить. Как среда обитания, они были бы весьма жарким местечком. Пройдя ещё метров сто, мы вышли к сараю, взятому с тыла в плен зарослями плакучих ив и непролазным кустарником. Возле сарая надо было повернуться, обойти его, посмотреть в упор и сказать голосом Кристины:
— И это чё? Вы чё, здесь будете жить? Да вы чё?
У Боба осталось сил только чтобы злобно зашипеть в её сторону. А ведь он был уверен, что администрация отеля втайне его уважает и ценит, и тут такой удар по карьерному самолюбию. Но на внешний вид этот вагончик для гастарбайкеров выглядел приличней, чем его внутренняя составляющая, как мы убедились. Имелось три двери, ведущие в три комнаты, то есть уже не лабиринт, запутаться невозможно — а это несомненное достоинство, жаль что единственное. Самая большая из комнат, если слово комната употребима к этим тёмным провалам преисподней, с запахом побелки, покрывающей стены, и со стёртым до бетонного основания пола ковролином, отслужившим свою службу ещё в начале предыдущей эры, составляла шесть робких шашков в ширину и столько же в длину. Самая маленькая, столько же по длине, то есть где-то полторы длины кровати и две с половиной ширины кровати в поперечнике. Сами «это чё — кровати?» — вернее солдатские койки с металлической сеткой свисающей до пола, словно парочка троллей коротала на них несколько лет сна, и спинками, навевающими мысль о концлагере, внешне не располагали ко сну. И вообще выглядели так, словно первоначально задумывались конструкторами для других целей. Например, схлапываться в ловушку при попадании в них. Больше объектов для рассмотрения в комнатах не было, кроме одиноких лампочек Ильича без каких-либо изысков в виде абажура или плафона.
