Олеся Градова - Танец с жизнью. Трактат о простых вещах
— Знаешь, я так много думаю и так часто говорю об этой книге, что иногда мне кажется, что, когда придет время предъявить ее миру, она как бальзаковский «неведомый шедевр» окажется белым полотном… Что мне делать?
— Как что? Сожги ее!
Я с ужасом посмотрела на Яна, в мозгу мелькнуло множество неподобающих цитат, и, вспомнив, как догорал мой сценарий мистической вечеринки, нарушила долгую паузу:
— Ян, пепельница слишком маленькая…Он вновь сжалился надо мной:
— Тебя эта ситуация держала и не отпускала несколько недель, пока ты не поставила точку в книге, так?
— Да, так и было… Я не могла ни спать, ни есть…
— Так вот… Пойми, это состояние, которое должно длиться все триста страниц. Иначе всё впустую, ты просто не выполнила сверхзадачу.
— Ну ты даешь… Это и великим не под силу.
— Я знаю, а ты — просто попробуй…Послушалась ли я Яна или решила сделать по-своему — история умалчивает. Но в феврале, как я и загадала, мы собрались опять в клубе «ApTeFAQ». На столе лежала моя книжка — «Танец с жизнью. Трактат о простых вещах». В зале фоном играл Димкин диск «Следы на песке».
Путь к себеТелефон долго не отвечал. Потом взяли трубку.
— Дина, это я…
— Привет.
— Как у тебя дела?
— Все как всегда. Это у тебя вечно что-то происходит.
— Ага, у меня неспокойно, как в пожарной части.
— Чего на этот раз случилось?
— Да так, некоторые события. На работе проблемы. Никита тоже дает прикурить. Слушай, я тут решила на родину съездить.
— Зачем тебе туда ехать?
— Ну, к могилам предков… чего-то вдруг потянуло…
— Десять лет не была, а тут потянуло?
— А ты ездила?
— Я почти каждое лето туда наведываюсь. Кто-то же должен приезжать на кладбище. Памятник сделали.
— Я тут в храме была. Поставила всем свечи…И за твое здравие тоже.
— За меня не надо. Я больше не хожу в церковь.
— Ты же была очень набожным человеком?
— Не знаю, в какой-то момент поняла, что незачем ломать свою природу. Я — язычница, и это завет предков.
— И для меня?
— Конечно. Просто не сразу это понимаешь. Я для себя это решила, когда серьезно заболела.
— Ты болела? Почему не сказала?
— Своей гламурной сестре? Да тебя и дома-то не бывает.
— Я работаю… Очень много, ты же знаешь.
— Я была в тайге, несколько месяцев прожила в землянке, в глухом лесу. Видимо, медведь берлогу срыл, а я ее достроила и поселилась…Пила воду из источника, ела таежную ягоду, смолу сосновую. Я поняла — излечение может дать только земля. Город убивает. Я, наверное, вообще уеду туда. Дети вырастут и уеду.
— Слушай, а ты у камня была, ну про который еще дед наш рассказывал?
— Зачем тебе это?
— Не знаю, тянет что-то. Вот живу я, а как будто не свою жизнь проживаю, как будто сбилась с программы. Может, надо вернуться к какой-то изначальной точке? Может, тот камень и есть точка старта? Как ты думаешь?
— Я тебе готового рецепта не дам. Только знай — за все заплатить придется.
— Мне кто-то уже говорил об этом… Я хочу поехать туда, мне нужно понять, кто я и зачем…
— Твое дело… Не помогу я тебе, у каждого свой путь.
— А ты счастлива?
— То, что я хотела, я получила… Но тебе этого не нужно.
— А что мне нужно?
— Тебе хочется быть первой во всем. А такие счастливыми не бывают.
— Я хочу измениться.
— Ты думаешь, там тебе кто-то даст совет? Да, она не хотела впускать меня в родовую обитель. Но ведь мы сестры, всего два близких по крови человека в этом мире. У меня есть точно такое же право, как и у нее.
— Дорогу помнишь? И будь осторожна. Неспокойно в этих краях. Главное, на ночь постарайся быть только там, где люди. Не оставайся одна.
— Спасибо… Я позвоню, когда вернусь…
Багровое солнце клонилось к горизонту. Трава жухлая, сухая, высокая, почти в рост. Осталось несколько километров, но до полуночи уже не дойду. Сил совсем не осталось, холодным ветром продувает до костей. А только сентябрь.
Надо отыскать жилье, хоть какую-то избушку с людьми. Внизу холма видны огни. Деревенька. Старый дом. Покосившийся забор. Калитка подвязана собачьим ошейником. На крыльце ведро с чистой водой и кружка. Словно для путника. Вкусная вода, колодезная.
Я постучала в дверь. Никто не ответил. Дверь скрипучая не на замке. Вошла — навстречу метнулась девочка лет пяти, взрослый свитер до коленок и срезанные до щиколоток валенки — вся одежда… Увидев меня, испугалась, спряталась под стол. Смотрит оттуда, как зверек.
— Не бойся, иди сюда, хочешь печенье?
Не идет. Задергивает скатерть и смотрит из-под бахромы. Внимательно, чутко.
— Ну вот, смотри, я положу на стол, а ты, если хочешь, возьми.
Я отошла подальше, словно белочку прикармливала. Она из-под стола не вылезла, рукой дотянулась, нащупала и затащила раскрытую коробку в свое укрытие. Просыпала, собрала в руку крошки.
— Она дикая совсем. Боится чужих… — В комнату вошел высокий старик, в жилистых руках — трехлитровая банка молока. Поставил на стол. — Кого ищешь-то?
— Да я приехала своих проведать. Стариков.
— Из стариков здесь только я. — Он улыбнулся. Зубы еще хорошие. Ему немногим больше пятидесяти. Просто борода седая, вид такой отшельнический, а сам еще совсем не старый. Налил три кружки молока. Парное. Пахнуло детством. Кажется, пьешь такое молоко и силы прибывают.
— Я на кладбище. К Градовым.
— К Градовым, говоришь… Да, там их легко найдешь. Памятник красивый поставили. Единственная ухоженная могилка на всем кладбище. А ты ж вроде приезжала пару лет назад?
— Это не я. Это моя сестра была.
— Точно… Та постарше. Ты еще девчонка совсем. Дочке моей ровесница.
— Да уж не девчонка, просто вид такой — туристический. А где ваша дочь?
— В город уехала. Позже в Москву перебралась. Потом вон малышку привезла. Совсем слабенькую, говорит, если умрет — не сообщайте. А мы ее выходили, тогда еще Рада со мной была, жена… Стали искать дочь, сообщить, что ребенок живой, здоровый. А тут узнали, что убили ее в этой Москве. Вроде как в пруду нашли. Кто-то случайно увидел по телевизору… Ей еще и двадцати пяти не было. Говорят, шлялась с мужиками, за деньги. Врут, может… Аришку-то оставили, документы оформили. Теперь она мне вторая дочка. Только не говорит. Слышит, понимает всё, а не говорит. Все-таки недоношенная родилась.
— Может, врачу надо показать? Хотите я ее в город отвезу?
— Не надо в город. Город — он уже одну дочку забрал. Аришка хоть и немая, а здесь в безопасности.
Жуткая картина пронеслась в сознании: пруд, тело девушки, которая «шлялась… за деньги»… Отряхнулась от видения — не может быть так тесен мир. Это какая-то другая погибшая девушка, не та, про которую говорил Дамир.
Девочка из-под стола вылезла, взяла кружку молока, расстелила в углу салфетку, выложила яства и с удовольствием закусывала парное молоко овсяным печеньем.
— У меня еще и шоколад есть, и колбаса копченая, и ореховые вафли. — Я стала распаковывать рюкзак, доставая деликатесы.
— Да ты не думай, мы же тут тоже как люди живем. У нас и магазин есть, и почта, и машина каждую субботу приезжает — хлеб, яйца, мясо, творог. У нас-то все свое… Хозяйство ж есть, хоть и маленькое — куры, буренка.
Начальная жалость сменилась уважением. Вот и в глуши люди живут, и может, не хуже нашего. А вот Аришка не гордая. Уже потрошит рюкзак, шоколад пытается развернуть.
— Иди, помогу.
Подошла ближе, спрятала добычу за спину. Потом словно подумала U протянула мне. Ждет. Я ей плитку раскрыла и сунула в руку. Не уходит, чувствую, словно сказать что-то хочет. Но немая ведь. Я ее на колени посадила. Она спряталась на груди, не вынимая шоколадку изо рта. Волосы шелковые, пахнут березовыми листьями. Только вот косички дед так и не научился плести.
— Хочешь, я тебе правильные косички заплету?
Кивает. Подвожу ее к зеркалу, сажаю на стул, как в салоне красоты.
— Смотри, какая ты красивая. У тебя же небо в глазах прячется. И звездочки тоже.
Волосы русые рассыпались по плечам. Я и сама ведь косички последний раз куклам заплетала. Но навык не пропал. Резинки цветные достала из рюкзака — себе покупала, чтобы вид «туристический», так вот и пригодились. Крутится перед зеркалом, нравится себе. Губы в шоколаде, как будто помадой накрашены густо. Подпрыгнула, обняла руками за шею и висит.
— Аришка, ты книжки читаешь?
Кивает. Показывает на полку. У меня такие же в детстве были…
— А любимая какая?
Пальцем тыкает. «Гадкий утенок». Ты тоже знаешь, что такое быть не такой, как все…
— Ты с Аришкой на печке ляжешь спать, а я тут внизу. Комната-то хоть и большая, да одна.
— Конечно, спасибо. Сколько я вам за постой должна?
— Денег я не возьму. Купи завтра гречи да тушенки. Пенсию еще не получил.