Жан-Мишель Генассия - Удивительная жизнь Эрнесто Че
Хелена закрыла глаза. Она дышала спокойно, как во сне, Рамон бесшумно подошел, погладил ее по щеке, провел кончиками пальцев по лбу. Хелена не шевельнулась – только губы дрогнули в улыбке, а потом вдруг обняла его, они поцеловались – горячо, страстно. Хелена гладила спину Рамона под рубашкой, он приподнял ее юбку, и она прижалась к нему. Они занимались любовью, как неумелые подростки, а потом долго молчали, вглядываясь друг в друга, как два незнакомца.
Это был странный ужин. Что-то изменилось, но ни Йозеф, ни Тереза не понимали, что именно. Хелена смотрела в тарелку и едва отвечала на вопросы. Рамон почти ничего не ел, и Тереза забеспокоилась.
– Уверяю тебя, со мной все в порядке.
– Ты выглядишь не лучшим образом, – сказал Йозеф. – Завтра возьмем анализы.
Хелена не стала дожидаться чая – ей нужно было заполнить анкету для поступления в Школу кино и телевидения, Рамон сослался на усталость и тоже ушел.
Ночь снова свела их вместе, иначе и быть не могло. Рамон дождался, когда в санатории все затихло, и, не зажигая света, босиком поднялся по лестнице в комнату Хелены. Она распахнула дверь, угадав его присутствие.
– Нам нужно поговорить.
– О чем?
– О том, что случилось, и о твоем отце.
– Мне плевать.
Хелена притянула Рамона к себе, поцеловала, не отводя взгляда, сняла с него рубашку, расстегнула ремень, и брюки упали на пол. Потом она торопливо избавилась от пижамы, толкнула Рамона на кровать и легла сверху.
Утолив желание, они долго лежали неподвижно. Хелена нежно поглаживала его по груди.
– Завтра я уеду, – сказал он.
– Почему?
– Мне неловко перед Йозефом. Уехать будет правильно.
– Тогда я поеду с тобой.
– У меня непростая жизнь, не думаю, что это разумно.
– Значит, ты не хочешь, чтобы мы были вместе?
Рамон не отвечал, Хелена приподнялась на локте и прошептала:
– Я пойду к Йозефу и сама все ему расскажу.
– Только не питай особых надежд…
Она закрыла ему рот поцелуем.
Йозеф был на кухне, варил кофе и очень удивился, увидев, что Хелена так рано встала и даже успела одеться, – сам он был в синем халате.
– Хочешь кофе? – спросил он, ставя на стол чашки.
Она села.
– В чем дело?
– Почему ты спрашиваешь?
– У тебя странный вид.
– Я уеду с Рамоном.
– Что?
– Мы уезжаем. Сегодня. Сейчас.
– Куда?
– Не знаю, наверное, в Прагу.
– Что происходит, Хелена?
– Я влюбилась.
– Ты обезумела!
– Ничего не поделаешь.
Йозеф тяжело опустился на стул, забыв про кофе, и сокрушенно покачал головой, глядя на дочь помертвевшими глазами:
– Ты хоть понимаешь, что он за человек?
– Ты его не знаешь, и никто не знает.
– Тебе известно, сколько ему лет?
– Это не важно.
– А как же Людвик?
– Он поймет.
– Нет, только не Рамон, – слабым голосом произнес Йозеф. – Он тебе не подходит.
Хелена сняла с плиты турку и разлила кофе по чашкам.
– Послушай меня, дорогая, у всех случаются мимолетные увлечения, мы не властны над собственной физиологией. Иногда желание оказывается сильнее нас, и мы не можем ему сопротивляться, но с Рамоном у тебя даже надежды на будущее нет. Долго ваши отношения не продлятся. Поверь, я говорю это ради твоего же блага, не хочу, чтобы ты страдала.
Хелена посмотрела Йозефу в глаза:
– Прошу, не мешай мне.
– Я боюсь за тебя.
Она хотела было взять его руку, но в последний момент передумала.
– Все будет хорошо, Йозеф.
Рамону нужно было позвонить, и Йозеф вышел из кабинета, не пожелав объясниться.
Около одиннадцати прибыла черная машина, за рулем сидел незнакомый человек в сером френче. Он положил в багажник чемоданы, Рамон и Хелена сели на заднее сиденье.
Йозеф и Тереза стояли на ступенях крыльца и смотрели им вслед, потом она положила руку мужу на плечо и прижалась к нему, как будто искала защиты.
В машине, по дороге в Прагу, Рамон смотрел невидящим взглядом в окно, покусывал нижнюю губу и молчал. Хелена незаметно посматривала на него, но угадать, о чем он думает, не могла. Ее интриговала личность шофера: «Интересно, кто он? Чех? Аргентинец?» Она взяла сигарету, притворилась, что не может найти спички, и сказала ему в спину:
– Не дадите прикурить?
Он не обернулся и ничего не ответил.
– Диего посольский шофер, он говорит только по-испански, – объяснил Рамон. – Dame fuego, hombre.
Водитель открыл бардачок, достал коробок и передал через плечо Рамону, а тот отдал его Хелене.
– Спасибо. Будешь курить?
– Не сейчас.
– О чем думаешь?
– Наконец-то ты соизволила хоть о чем-то меня спросить. Ты практически ничего не знаешь обо мне и моих делах, так что пора рассказать, благо время есть. Я приехал в вашу страну, потому что не хотел возвращаться домой после африканского провала, – о нем поговорим позже. Мне нужно было подвести итоги, понять, что произошло. Я оказался в Праге два месяца назад и был так плох, что не надеялся выкарабкаться. Я загнал себя, понимаешь? Так сильно натянул струну, что она лопнула. Я не сомневался, что конец близок, и был в отчаянии: плохо умирать вдалеке от родины, не повидавшись с женой и детьми. Чешское правительство поселило меня в доме на окраине Праги, именно туда мы сейчас едем. Через несколько дней мне стало хуже, и они привезли какого-то лекаришку. Бедняга попал как кур в ощип… Врач может вешать пациенту лапшу на уши – «вы выкарабкаетесь, нельзя терять надежду», – даже если знает, что дело – труба, но коллегу ему не обмануть. Не знаю, что повлияло сильнее – африканский провал, «букет» болячек или все, вместе взятое, – но я угасал. Я был в полузабытьи, но слышал, как врач сказал, что бессилен и что никто другой не поможет. Когда наступает подобный момент, нужно уметь остановиться, сказать себе – все, хватит! Увы, моим «опекунам» я был дороже зеницы ока, они нуждались во мне, как в родной матери. Я не понимал, чем вызвано подобное отношение, зачем они каждый день таскаются ко мне, подбадривают, уговаривают бороться, как будто мое выживание – их главная забота. Меня отправили в ваш санаторий, не поинтересовавшись моим мнением, и я подумал: не все ли равно, где умирать? Мне хотелось, чтобы все закончилось как можно скорее, но потом я увидел тебя, и все изменилось.
– Тебя спас Йозеф.
– Это правда. Но желание жить внушила мне ты. Без тебя я бы давно отправился к праотцам.
Рамон взял Хелену за руку и улыбнулся. Машина остановилась у железнодорожного переезда.
– Ты правда врач?
– Отец тебе не сказал?
– У него правило – не распространяться о пациентах.
– Я бы хотел походить на него. Думаю, из меня мог получиться хороший доктор. Я любил медицину. Понимал людей. Из меня вышел бы толк, но судьба распорядилась иначе.
Рамон и Хелена поселились на вилле в Ладви, которую чешское правительство предоставило в распоряжение посольства Кубы. На клумбах под окнами цвели герани. Водитель занес чемоданы в дом, они с Рамоном о чем-то тихо поговорили, и он уехал.
– Ну как тебе тут? – спросил Рамон.
– Неплохо, только место глухое.
– Я не знал. До Праги действительно далеко?
– Километров пятнадцать или двадцать, можно добраться на электричке.
– Она нам ни к чему. Машина у подъезда.
– Это как-то неловко.
– В отеле мы будем под постоянным наблюдением, здесь это нам не грозит, но, если хочешь, можем переехать.
– Да ладно, я привыкну.
Первым делом, даже не сняв куртку, Рамон открыл стоявшую на буфете деревянную коробку, в которой лежало штук двадцать сигар. Хелена никогда прежде не видела таких огромных «кубинок». Рамон удовлетворенно вздохнул и сказал, что их делает его друг, лучший торседор[130] Гаваны. Сигары были длинные – сантиметров двадцать, не меньше, и издавали восхищавший Рамона резкий аромат. Он хотел, чтобы Хелена непременно попробовала, чиркнул длинной спичкой, раскурил две штуки и протянул одну ей.
– Для меня слишком крепко, – призналась Хелена, отгоняя дым ладонью. – Не уверена, что астматику полезно курить сигары.
– Вот что я тебе скажу: дым гаванской сигары усмиряет дракона, дремлющего у меня в груди. Я давно не чувствовал себя лучше. Увлекаться не стоит, но две сигары в день еще никому не навредили. Совсем наоборот.
У Рамона снова отросли волосы, и он наотрез отказывался выходить в таком виде на улицу, хотя Хелена считала, что никакого риска нет. Прогнав Сурека и телохранителя, он вынужден был сам выбривать себе «тонзуру», дважды порезался, в последний раз ранка обильно кровоточила, и от «самообслуживания» пришлось отказаться.
Проблему нужно было решать, и Рамон попросил Хелену помочь. Он сел на стул, достал паспорт и показал ей фотографию: «Возьми за образец…» Она осторожно провела бритвой по черепу, после чего подравняла волосы ножницами.
– Спасибо, просто идеально, – сказал Рамон, разглядывая себя в зеркале. – Я снова похож на бухгалтера. Никто не сможет меня узнать. Хотя ты, наверное, предпочла бы, чтобы я выглядел как молодой.
