Джон О'Хара - Жажда жить
Иными словами, это я заслуживаю взбучки. И в каком-то смысле я ее получил. Получил то, что заслужил. Это, конечно, не делает твое поведение менее отвратительным, но, как говорят на скачках, мне нет оправданий. Лишнего веса вроде нет. Может, кормили плохо? Не знаю. Сорок лет. Профукал жизнь, профукал молодость. Ничего хорошего не сделал, буквально ничего. С войной мне сильно повезло. Я знавал ребят, которые прошли через такое дело, у одного или двоих крыша поехала, кто-то спился. Но по крайней мере флотская служба может стать новым началом, да и момент подходящий… Ну ладно, я тебе все откровенно выложил, теперь твоя очередь.
— Мне нечего сказать, — покачала головой Грейс.
— Давай-давай, ты ведь не для того затеяла разговор, чтобы меня выслушать. Выкладывай.
— Мне нечего сказать такое, что ты хотел бы услышать, — повторила Грейс.
— Ну так скажи то, чего я бы услышать не хотел. Поздно, знаешь ли, щадить мои чувства.
— Да, одну вещь я хотела сказать еще до того, как ты начал, но теперь в этом нет смысла.
— И все же.
— Ну что же. Я просто хотела попросить у тебя прощения.
— И я бы тебя простил, простил лишь за одно. — Сидни вновь прикурил сигарету от сигареты.
— И что же это такое?
— Не что, а кто. Ты. Лично ты. Я всегда восхищался тобой не менее, чем любил. Восхищался твоим мужеством, твоей независимостью. Силой воли. Не просто физической выдержкой, но именно силой характера, мужеством духа, не меньше, чем у мужчин. Так что, затевая эту историю с Бэнноном, ты знала, на что идешь. Ты знала, что я люблю тебя. Ты должна была подумать о детях, о том, что я ведь могу и отобрать их у тебя. Дальше — репутация. Независимость независимостью, но такие, как ты, не жертвуют своей репутацией. Но ты рискнула. Рискнула потерей мужа, детей, репутации. Всякий раз, встречаясь с этим типом, ты не могла не думать о риске и осознанно пошла на него. Пошла. И выходит, на каждом свидании ты как бы говорила — к черту мужа, к черту детей, плевать на то, что обо мне думают друзья. Это ведь не просто физиология. Помрачение. Отрава. Ты занималась этим сознательно и последовательно.
— В одном ты ошибаешься.
— Сомневаюсь. В чем же?
— Это была как раз физиология.
— Что ж, пусть так. Довольно и этого. С меня довольно. Ты за кого меня, собственно, принимаешь? Думаешь, все эти годы я не хотел никого, кроме тебя? Думаешь, мне не хотелось никого трахнуть? Должно быть, вообразила себя хранительницей какой-то великой тайны, не иначе. Хотелось, еще как хотелось, и возможности были. И для этого мне не пришлось бы бегать по Айриштауну. Но видишь ли, в чем дело, в этом мире ты либо усваиваешь некоторые правила поведения, либо не усваиваешь. И уж если все-таки усваиваешь, то следуешь им. Может, в них нет ничего особо хорошего, но ты — это ты, ты такая, какая есть, именно потому, что это твои правила и ты им следуешь. Естественно, когда следовать легко, это никакое не испытание. А вот когда трудно, тогда-то смысл правил и проявляется. Так я всегда считал и думал, что и ты так считаешь. Видит Бог, я первый готов признать, что с твоей внешностью у тебя было полно возможностей и соблазнов. Но ты подчинялась тем же самым правилам, что и я. А потом вдруг сказала себе: к черту правила. А на самом деле это значит: к черту мои правила, к черту меня. Что ж, Грейс, в таком случае — иди и ты к черту. Я люблю тебя, если повезет, в новой жизни это пройдет.
— Я люблю тебя, и это не пройдет ни в какой жизни.
— Отныне я тебе не верю, ни одному слову не верю.
— Знаю. Но если бы вдруг поверил, полюбил еще больше. Может, все-таки попробуешь?
— Нет. С тобой у меня ничего не получится. А может, и ни с кем.
— Жаль, — сказала Грейс. — Скажи мне, пожалуйста, только одно.
— Я догадываюсь, о чем ты. Хочешь знать, откуда мне все стало известно.
— Да.
— Вот тебе совет на случай будущих приключений. Не связывайся с ирландцами, у которых имеются старые ирландские мамаши.
— Так это она тебе все рассказала? Но как?
— Как, как. Сначала позвонила не представившись. Потом прислала анонимное письмо. Потом, в другом письме, попросила о встрече. Тут уж она, конечно, подписалась. Я согласился, и она много чего мне выложила. Например, что ты представлялась чьей-то секретаршей. Что вы встречались в загородном доме Майлза Бринкерхоффа. Ну и так далее.
— Да сама-то она как узнала?
— Мне это тоже было интересно, но она не сказала. Не важно, я понял, что она ничего не выдумывает. Интересная женщина, но вряд ли тебе бы захотелось иметь ее свекровью. Ты ей совершенно не нравишься. — Сидни щелкнул выключателем. — Как и мне. Покойной ночи.
— Сидни, можно к тебе? Ну пожалуйста.
— Не-а, — засмеялся он. — Покойной ночи.
Часть 2
Повестка из морского министерства уведомляла, что Сидни должен пройти медицинскую комиссию в расположении военной верфи на Лиг-Айленде. За обедом он прочитал это письмо Грейс.
— И когда комиссия? — спросила она.
— Первого августа, в восемь утра. Через неделю, начиная с завтрашнего дня.
— То есть через неделю ты уезжаешь?
— Не насовсем. Я еду в Филадельфию, пройду комиссию, потом вернусь сюда и буду ждать известий. Если со здоровьем все в порядке, следующий шаг — собеседование еще в одной комиссии, а потом, насколько я понимаю, присяга. Там ждать недолго. А что? Если хочешь, могу уехать через неделю и больше не возвращаться.
— Да вовсе нет. Я вообще не хочу, чтобы ты уезжал.
— Мне хотелось бы дождаться известий, что я прошел медкомиссию, здесь. И только потом уехать окончательно. А то как-то глупо, сорвешься с места, а потом выяснится, что по здоровью не проходишь.
— Пройдешь. У тебя сил, как у двадцатилетнего.
— Да, но мне-то не двадцать, а вдвое больше. А когда тебе сорок, могут обнаружиться такие болячки, о существовании которых даже не подозревал.
— В прошлом году ты уже проходил медкомиссию, когда оформлял страховку.
— Это другое дело. Положим, я знаю, что здоров, но коль скоро ты уж заговорила об этом… Мне кажется, что, если платишь приличный страховой взнос, на кое-что врачи могут и закрыть глаза. Доктор Зигман, тот, что обследовал меня от имени страховой компании, он знает, что пью я умеренно, много бываю на воздухе. Словом, веду здоровый образ жизни. Естественно, он должен считать, что страховать мою жизнь — риск небольшой… Не знаю даже, зачем я все это говорю, наверное, на воду дую, не хочу загадывать, пока все не будет в порядке. — Сидни задумчиво посмотрел в потолок. — Недавний опыт научил меня, что глупо на что-то рассчитывать, даже если уверен, что это у тебя в кармане.
— Я надеялась, что ты этого не скажешь.
— А я сказал. — Сидни встал и вынул из кармана трубку. Изучающе посмотрел на нее. — Надо бы бросить курить, пока комиссию не прошел. И спать побольше. Никакой выпивки. Побольше физических нагрузок, так чтобы до пота каждый божий день. И разумеется, у меня есть преимущество перед большинством женатых мужчин. По крайней мере это можно назвать преимуществом. Знаешь, когда боксеру предстоит важный поединок, он первым делом отворачивается от жены. Никаких женщин.
— Наверное, ты начинаешь к этому привыкать, Сидни.
— Извини, но привыкнуть к этому невозможно.
— Ну, если у тебя вдруг появится желание…
— Спасибо, но лежалым товаром я не пользуюсь.
— Это еще как понимать?
— Дай себе труд хоть секунду подумать, и сама поймешь. Наверное, это самая большая мерзость, какую я тебе когда-нибудь говорил. Мне очень жаль.
— Мне тоже. Да, я понимаю, о чем ты, но жаль мне не поэтому. Мне жаль, потому что теперь я вижу, как глупо надеяться каждый день и каждую ночь.
— Действительно глупо.
— Что ты делаешь сегодня? Снова в поле?
— Ненадолго. Мы наняли нового работника, а вил не хватает. Отвезу, а заодно посмотрю, на что он способен. Получает сорок пять центов в час и ужин. Потом вернусь и подправлю трамплин. Плохо держится, дети сорваться могут.
— Странный ты человек, Сидни.
— В чем же?
— Ну как? Скоро ты насовсем уезжаешь отсюда и все равно занимаешься всякими мелочами, как человек, который собирается прожить здесь всю жизнь. Вот что ты, например, вчера делал?
— Это когда дождь шел?
— Да. В амбаре.
— Столбы укреплял, некоторые шатаются. Когда же такими вещами заниматься, как не в дождь? И ничего тут странного нет. Я люблю это место, я многим ему обязан. Я был здесь счастлив. Я бы думал об этих мелочах, даже не живя здесь. Работать буду до самого отъезда, а тебе потом оставлю список того, что еще нужно сделать. Фермер ждет дождей, чтобы немного отдохнуть. Но начинается дождь, и оказывается, есть еще куча дел, которую не переделать, даже если бы впереди было все лето. Ты думаешь, что все знаешь про свою ферму, а вот, например, вчера я наткнулся на дюжину глиняных кувшинов, о которых и понятия не имел. В беседке. Целехонькие. Не удивился бы, если узнал, что к ним вообще никто не прикасался. Не понимаю даже, как это я не замечал их все эти годы, может, потому, что там света мало. Ладно, надо вилы нести… Понимаешь ли, какая штука, Грейс, сейчас я вижу, что в общем-то всегда был на ферме чем-то вроде мастера на все руки, правда, отличного. Больше чем на сорок пять центов в час и ужин. Но когда я уеду, тебе меня никем не заменить. И об этом тебе тоже следовало бы в свое время задуматься.
