Дуглас Кеннеди - Особые отношения
— Большую часть того, что вы перечислили, сможет делать наша помощница Кроме ночей. А если он не даст мне спать, я всегда смогу подремать днем, когда она придет.
— Ну ладно, может, и так… И все же мне кажется, что дело тут в ваших угрызениях по поводу…
— Скажите, а Агнес — она чувствовала себя очень виноватой из-за…
Эллен внимательно поглядела на меня:
— Из-за чего?
— Из-за того, что не справлялась, была плохой матерью и женой?
— Я не могу говорить о другой пациентке. А… вы часто думаете об Агнес?
— Все время.
— Вы с ней близко сошлись, пока были в одной палате.
— Не особо: я тогда не могла общаться. Но… конечно, я много о ней думаю, вспоминаю. Я все думаю…
Я запнулась. Эллен закончила за меня:
— Могли бы вы тоже покончить собой, прыгнуть на рельсы?
— Да. Именно об этом я себя и спрашиваю.
— Я могу только повторить то, что уже говорила раньше. Агнес вышла из больницы раньше времени, несмотря на наши предостережения. Что касается вас, мы, медики, одобряем вашу выписку, потому что считаем, что сейчас вы готовы вернуться к жизни.
— Вы имеете в виду, что сейчас — это не жизнь?
В первый раз за все время нашего общения мне удалось рассмешить своего психотерапевта.
Но прежде чем они отправили меня «обратно в жизнь», меня ждало подробное собеседование с доктором Родейл. В первую очередь она должна была назначить мне максимально грамотное лечение, потому долго расспрашивала о том, как я сейчас сплю, что и как ем, о перепадах настроения, чувствую ли я умиротворение или тревогу, легко ли мне общаться с Джеком, легко ли общаться с Тони.
— О, я уверена, что с мужем все будет по-прежнему, как только я окажусь дома… да это и нормально, ведь теперь я в своем уме.
— А как насчет того чувства погружения, которой так часто мне описывали… напомните, как вы это называете?
— Черное болото.
— Вот-вот. Черное болото. Часто вам начинает казаться, что вас снова туда затягивает?
— Только иногда перед приемом антидепрессантов, когда предыдущая доза уже перестает действовать.
Она кивнула — и предложила чуть-чуть увеличить дозировку, чтобы полностью исключить такие провалы.
— Это значит, что мне теперь предстоит еще долго сидеть на антидепрессантах? — спросила я.
— Возможно. Но если они помогают вам справляться…
Вот, вот кем я стала — женщиной, которая без помощи таблеток не способна справиться с жизнью.
Тем не менее, завершая нашу беседу, доктор Родейл сказала, что очень довольна моими успехами.
— Ваша история и ей подобные, служат противовесом..
Таким историям, как у Агнес?
Доктор сказала, что теперь я могу отправляться домой, когда захочу.
— Так что в десять часов на следующее утро Тони приехал за мной на машине. Сестра Паттерсон в этот день не дежурила, но я поблагодарила ее за все накануне. Я поблагодарила Эллен и доктора Родейл, договорилась, что появлюсь у Родейл через две недели, чтобы решить, по какой схеме мне дальше принимать антидепрессанты. Эллен предложила продолжать наши беседы. Я записала номер ее телефона и обещала обдумать это предложение. Когда я упомянула об этом Тони, он ответил: «Что ж, если ты чувствуешь потребность платить кому-то, чтобы жаловаться, какой я скверный муж, не возражаю».
Это прозвучало в типичном для Тони ироничном тоне, мне показалось, что в этих словах проскользнуло и чувство вины.
Его замечание возымело эффект: неизвестно, испытывал ли Тони чувство вины, но оно тут же возникло у меня. И я огласилась с тем, что незачем разбазаривать семейный бюджет, отстегивая психотерапевту по семьдесят фунтов за час В конце концов, мое состояние сейчас стабильно. А если уж станет невмоготу и нужно будет выговориться, трансатлантическая телефонная линия и верная Сэнди всегда к моим услугам. Все наладится, все будет прекрасно.
Но через пять дней после нашего возвращения Тони взялся за свое.
Следует отдать должное Джеку: в первые дни в Патни он вел себя как истинный джентльмен. Спал по пять часов кряду. Выпивал по пять бутылочек. Был доволен обслуживанием, не огорчался по поводу новой обстановки и непривычной кроватки. Тони как будто неплохо чувствовал себя в его обществе и даже взял на себя кое-какие обязанности: стерилизовал бутылочки и следил, чтобы они всегда были наготове, даже пару раз поменял сыну подгузник. Нет, он не разу не поднялся, когда Джек просыпался в три часа ночи… зато назавтра всегда заставлял меня поспать днем, пока он присмотрит за ребенком.
Но первые дни прошли, Тони нужно было возвращаться в редакцию, и с этого момента снова начался процесс его отдаления. Он приходил все позже, в девять часов, в десять, даже в одиннадцать. Потом он как-то позвонил мне из «Клуба Граучо» в четверть второго ночи, сообщив, что ужин с коллегами из «Кроникл» несколько затянулся.
— Ничего страшного, — бодро ответила я. — Судя по тому, как Джек сегодня себя ведет, я, наверное, к твоему приезду еще буду на ногах.
Так и вышло. Когда он явился в пять утра, я еще и не помышляла о сне. Баюкала Джека, которого в ту ночь особенно мучил животик, смотрела Си-эн-эн. Тони был пьян. Пьян в стельку. И раздражен.
— Ты мне, на хрен, не мать! — заявил он, стараясь сосредоточить на мне взгляд и обливая презрением.
— Да я просто сидела с Джеком, — ответила я, стараясь, чтобы голос звучал тихо и мирно.
— А я тебе не сыночек, — еле ворочая языком, прошипел он. — И я не позволю… не позволю… В общем, блин, это просто наглость подстерегать меня тут, как будто я школу прогулял…
— Тони, — спокойно сказала я. — Ложись спать.
— И нечего мне указывать…
— Ложись спать.
Он какое-то время, моргая, таращился на меня, явно плохо соображая. Затем развернулся и потащился наверх. Вскоре после этой сцены Джек наконец задремал. Я уложила его и пошла в спальню. Муженек лежал на кровати лицом вниз, занимая все пространство. Я набросила на него одеяло, взяла с собой «радионяню» и поднялась в его кабинет. Разложила диван, нашла плед и, закутавшись, уснула.
Когда я проснулась, Тони сидел рядом, протягивая мне чашку кофе. Вид у него был просто ужасный… и ужасно виноватый.
— Как мне заслужить прощение? — спросил он.
— Ты выпил, — ответила я на диво доброжелательно.
— Я вел себя как последняя сволочь.
— Спасибо за кофе, — отвечала я с милой улыбкой.
Один из наиболее чудесных аспектов жизни с антидепресантами — их поразительное свойство сглаживать острые углы, любые моменты, чреватые эмоциональными взрывами, позволяя отстраненно и вполне благодушно взирать на любое дерьмо, какое подбрасывает жизнь. Доктор не обманула — по мере того, как препараты накапливались в организме, их действие становилось более заметным. Еще в больнице я заметила, что эффективность таблеток постепенно растет, но в полной мере чувствовала эту благотворную успокаивающую силу только теперь, вернувшись в семью. Особенно поражало то, что антидепрессантам оказалось под силу смягчить и мой врожденный дух противоречия, вечное стремление выяснять отношения, если что-то не так. Это не означает, что я превратилась в какую-то бесчувственную машину, запрограммированную на то, чтобы глотать и во всем потакать муженьку. Мне казалось скорее, что я перенеслась в теплое и уютное место, где главное правило жизни: «а нам все равно». Я находилась не в Лондоне, я отрешенно наблюдала за происходящим с какого-то спокойнейшего, дремотного островка, с абсолютным пофигизмом реагируя на любые передряги и невзгоды.
