Наталия Терентьева - Училка
— Так, пока роман не прочитали, обсудим хотя бы, что такое мыльная опера и почему Тамарин с таким презрением о ней говорит. А читать роман придется.
Действительно, они же многое делают по принуждению, практически всё. Так если учитель биологии находит способы принуждать детей изучать совершенно ненужные для неспециалистов подробности строения и функционирования организмов насекомых, то почему бы мне не изловчиться и не придумать, как в сжатые сроки, когда и меня поджимает программа, заставить детей прочитать не самый увлекательный роман Достоевского? Или не заставлять? Всё, время Достоевского прошло? Никто и никогда уже не будет вдумываться в хитросплетения судеб его героев, у многих из которых больная психика, странное поведение, изломанная судьба… Ну даже если и так. Пусть это начнется не с моего класса.
— Давайте так. К следующему уроку роман прочитать всем. В Интернете он есть, полностью, без сокращений. Вы получите пятнадцать вопросов, на которые не сможете ответить, не прочитав его. Краткое содержание не поможет. Внимание — можно будет пользоваться книгой.
— А сколько будет вариантов? — тут же вскинулась Семенова.
Я оглядела класс. Что-то их мало. Прогуливают? Надо как-то и за этим следить.
— Семь вариантов. А что вас так мало? Эпидемия в классе?
— Баранов во Франции, проветривается, Саша с родителями катается на лыжах в Австрии, Наташка утром была… — охотно начала Чичерина.
— Чичерина стучит… — продолжила Вероника, весь урок молча наблюдавшая за нашим очередным поединком с Тамариным.
— А что, я правду сказала, Ан-Леонидна же спросила!
— Чичерина, застегнись уже наконец! — попросила я.
Девочка глупо засмеялась и посмотрела на Егора. Егор вздохнул и покрутил головой. Роман у них? Или нет? Просто красивый мальчик, нравится всем, Чичерина, может быть, и влюблена. Самое время сейчас. Так все зудит, наливается соками, растет, крепнет, так мучительно интересно, так хочется испытать все поскорее…
— Там много любви в романе, кстати. Разной, правильной, неправильной, несчастной, непонятной…
— Я же говорил — мыльн… — завелся было Тамарин, но под моим взглядом осекся.
— Ты достал! — повернулась к нему Вероника. — Кроме тебя, в классе еще есть люди! Переходи на самостоятельное обучение и бухти один на один с учителем! Невозможно больше тебя слушать!
— Что тебя прорвало-то? — удивился Тамарин. — Сидела-сидела…
— Да потому что достал, правда! Мне нужна литература, и мне интересно. Тебе неинтересно — сиди, заткнись! Весь урок ерунду какую-то выясняем!
Я обратила внимание, что Тамарин как будто совсем не обиделся на грубоватый тон Вероники. Они обижаются на другое? «Заткнись» — нормальное слово в обиходе, это мне обидно от такого слова — им нет? Или просто Тамарину нравится Вероника? Тогда тем более должно быть обидно. Сумею ли я когда-нибудь разобраться во всех сложностях взаимоотношений этих детей? Должна ли разбираться? А как иначе? Наверно, можно и иначе. Можно не лезть. Преподавать честно свой предмет. Но меня интересуют эти дети, их мир, интересует каждый. Возможно, потому что я работаю в школе второй месяц.
— Давайте так. Следующий урок у нас в пятницу. Тот, кто не отвечает за себя, кто думает, что не сможет взять себя в руки и прочитать роман дома, приходите после шестого урока, сегодня, завтра и послезавтра. У меня тут народ будет из других классов пересдавать и переписывать колы и двойки, но вы можете сесть на задние парты с книгой или планшетом, у кого нет романа, я дам, и читать. Ясно?
Дети довольно спокойно кивали и соглашались. Все так просто? Надо заставить любым путем, даже насильно? К каким элементарным выводам я прихожу после полутора месяцев работы в школе! Поделюсь с Розой, наверно, посмеется надо мной. Она это усвоила лет двадцать назад.
Глава 22
В пятый коррекционный я, как обычно, шла с удовольствием. Этот класс компенсировал мне все неприятности, доставляемые другими учениками. Здесь не оказалось ни одного Будковского, Громовского, Тамарина. Чичерины и Семеновы и другие «Лолиты», возможно, еще не подросли. Здесь вообще три девочки. Одна вполне спокойная, даже временами заторможенная, вторая — еще спокойнее и третья, которая всё время болеет и учится практически дома. Мальчики же разные, но не нашлось пока хулиганистого лидера. Я присмотрела двоих, которые могли бы стать Будковскими, но что-то их сдерживало. Один был слишком положительным, ему и хотелось шалить без остановки, он мог не выдержать долгого урока, побежать вдруг по классу, представляя, что он сверхзвуковой истребитель, но достаточно было его поймать в полете и пожурить, и он успокаивался. Второй, Ваня, на вид старше всех, действовал по вдохновению. То вдруг был активным, всё переспрашивал, интересовался, то спал с открытыми глазами весь урок.
Не успев войти в пятый класс, я увидела своих детей, седьмой «А», подозрительно сгрудившихся вокруг кого-то. Выясняют что-то, ссорятся? Да нет вроде. Что-то ужасно интересное и неприличное смотрят? Тоже вряд ли, спокойно стоят, как будто в очереди. Я подошла поближе.
— Петь, а что тут происходит? — спросила я мальчика, чей взгляд мне так и не удалось поймать за полтора месяца. Со зрением у него в порядке, я специально даже заходила к медсестре и смотрела карту. Просто индивидуальная особенность. Не может смотреть в глаза. На поведении это не отражается. Нормальный, вполне комфортный в общении мальчик, говорят, кстати, из очень богатой семьи. Но кроме идеально белых рубашек и дорогого синего пиджачка с неброской эмблемой мирового бренда, это никак не видно. Ведет себя нормально, вежливо, учится плохо, но не выпендривается.
— Ан-Леонидна, мы… — Петя говорить дальше не стал.
— Народ! — зашипел кто-то. — Шухер!
Я успела рассмотреть, что все стояли с тетрадками, а в начале очереди четверо сидели с тетрадками на диванчике. У окна смеялись Катя Бельская и Ян Стаценко, тоже хорошо успевающий ученик. Так, ясно.
— Та-ак… И почем стоит списать?
— Списа-ать? — На меня смотрели старательно накрашенные Лизины глаза, лживые, глупые, совершенно детские.
— Ну да, списать. Вы же в очередь списывать стоите?
— Мы-ы? Мы просто…
— Мы проверяем! — нашелся Будковский, который сегодня зачесал себе светлый хохолок так высоко, что стал похож на задорного попугайчика.
— Сень, и что же вы проверяете?
— Мы? Мы сверяемся с Катькой и Яном, у кого какие ответы по алгебре.
— В очередь для этого встали?
— Конечно!
Пять или шесть пар глаз смотрели на меня, старательно изображая честность. Что, помешать им сейчас списать? Отобрать у Кати и Яна их тетрадки с хорошо решенными заданиями по алгебре, отнести Светлане Ивановне, «заложить» их, как это называется на школьном языке? Сделать вид, что я не поняла? Принять их сторону открыто? Как поступить?
