Андрей Шляхов - Черный крест. 13 страшных медицинских историй
– Паша, ты пойми меня правильно: или мы сработаемся, или расстаемся. Без обид и претензий – ну не вышло, так не вышло. В жизни чего только не бывает.
Говорил Панкрашкин мягко и доброжелательно, но где-то в подсознании Павла Андреевича повеяло холодком – уж не ему ли самому придется уйти?
– Да я не в том смысле, Юра... Просто как все это сделать? Это же не раз-два...
– Паша, ну за кого ты меня принимаешь?! – возмутился Панкрашкин. – Разве я могу свалить все на тебя? Разве друзья так поступают? Твое дело начальственное – увольняй да принимай. Уйдет один – завтра же придет человек на его место. И не какой-нибудь, а свой. Верный, надежный. Такой, что не продаст и не подставит. Не то, что твоя Лерка...
Со старшей сестрой отделения Валерией Сергеевной у Панкрашкина были не самые лучшие отношения. Не отношения даже, а нечто вроде противостояния.
– Что-то опять? – насторожился Павел Андреевич.
– Да нет, ничего особенного. Все как всегда – ходит, вынюхивает, нос кругом сует... Короче – ты не волнуйся, все будет в полном порядке. Главное – не уговаривай остаться и не сболтни ничего главному врачу. Расширение деятельности ее касаться не будет. Только нас с тобой. И персонал мы, – это панкрашкинское «мы» немного покоробило Павла Андреевича, – заменим не сразу, а где-то за полгодика, как раз новые люди успеют освоиться. Ты мне только одну услугу окажи – придерись пару раз к конторе, которая ваши биологические отходы вывозит. Да придерись хорошо, со скандалом, с привлечением главного врача, и чтобы повод был соответствующий, веский. Договорились?
– Это еще зачем?
– Есть у меня фирма, желающая, да нет – просто мечтающая с вами работать. Очень хорошие люди. И отходы вывозят так, что придраться не к чему. И обойдутся дешевле, чем нынешние.
– А не будет ли все это выглядеть сшитым белыми нитками?
– Нет, не будет. Ты поскандалишь сам по себе, а эти ребята предложат главному врачу свои услуги тоже сами по себе. Никакой взаимосвязи, чистое совпадение. Ну, так что – договорились?
– Договорились.
– Обо всем?
– Обо всем, – вздохнул Павел Андреевич.
– Прекрасно. Тогда начнем, благословясь.
Валерия Сергеевна принесла заявление об уходе по собственному желанию через три дня. В глаза не смотрела, причин не объясняла и вообще была какая-то замороженная, что ли. Отработала две положенные недели, ввела в курс дела новую старшую сестру – весьма сексапильную женщину и действительно с опытом административной работы (не соврал Панкрашкин), – и тихо ушла. Раньше слово «тихо» к Валерии Сергеевне было неприменимо. Она все делала громко, даже – чересчур громко.
Новая старшая («Юля, просто Юля, какое может быть отчество в мои годы») в первый же день самостоятельной работы показала Павлу Андреевичу небо в алмазах прямо у него в кабинете. Прямо так – вошла, заперла дверь на ключ, подошла поближе, улыбнулась и начала раздеваться. Раздевалась не просто так, а медленно извиваясь в такт неведомой музыке. И еще язычком играла, чертовка, то высунет его дразняще, то щеку им изнутри подопрет. Тут и сам папа пимский бы не устоял, не то что Павел Андреевич, совершенно не избалованный женским вниманием. Жена давно уже приучила его к мысли о том, что он толстый, лысый, вечно потный, и вообще – не тянет как мужчина даже на троечку с минусом.
– Мы с тобой смотримся как жук и роза! – вздыхала эта стерва всякий раз, когда ей приходилось появляться где-нибудь в обществе Павла Андреевича.
– Роза! – хмыкал Павел Андреевич, косясь на жену, в его восприятии больше смахивающую на бледную поганку.
Он хорохорился, он привык, но все равно было обидно. А тут – такой подарок. Нежный, ласковый, страстный... Все было так замечательно, что, едва испытав наслаждение, Павел Андреевич почувствовал новый прилив желания. Он был совершенно неискушен в вопросах производственного секса и с удивлением открывал для себя и удобство письменного стола, и то, сколько возможностей таит в себе обычное вращающееся кресло.
По завершении Юля погладила Павла Андреевича по щеке и проворковала:
– Какой же вы неукротимый зверь!
Павел Андреевич почувствовал, что он может и в третий раз (такого с ним не было уже лет двадцать), но Юля уже стояла на пороге.
– И не думайте обо мне плохо, – улыбнулась она. – Я совсем не такая...
– Вы чудная! – выдохнул Павел Андреевич, не в силах сказать ничего другого.
С фирмой, занимавшейся сбором биологических отходов, мудрить не пришлось. Павел Андреевич поорал раздругой насчет того, что график вывоза соблюдается из рук вон плохо (так оно, собственно говоря, и было), главный врач пообещала принять меры, и через месяц за отходами вместо грязноватых граждан ближнего и дальнего зарубежья стали приезжать чисто выбритые молодые парни в красивых зеленых комбинезонах. График, несмотря на московские пробки, соблюдали так, что хоть часы по ним проверяй.
– Что-то у вас, Павел Андреевич, массовый исход какой-то из патанатомии, – сказала однажды главная сестра.
– Сам удивляюсь, Марина Федоровна, – пожал плечами Павел Андреевич, – но с другой стороны, насильно держать не могу, не крепостные они, да и замену найти несложно. И потом, в периодическом обновлении коллектива есть какой-то сакральный смысл.
Последнюю фразу сказал нарочно, прекрасно зная, что заумные фразы способны отбить у недалекой Марины Федоровны охоту к разговору.
Главный врач не задавала подобных вопросов – воспринимала все как должное. Судя по тому, как ежемесячно (и не меньше чем на двести-триста долларов!) увеличивалась доля Павла Андреевича, ее благосостояние тоже росло.
Увеличение благосостояния привело к неимоверному росту запросов. Павел Андреевич страстно возжелал сменить свою «Дэу» как минимум на «Тойоту», а больше всего ему хотелось скопить денег на покупку однокомнатной квартиры и начать новую, свободную жизнь. Он бы давно развелся, только какой смысл в том, чтобы разводиться и продолжать жить вместе, в одной квартире? Только хуже будет. А размен сорокапятиметровой двушки не сулил Павлу Андреевичу ничего хорошего, разве что только переезд на кладбище. Доведут ведь обе гадины – и взрослая, и маленькая – или до инфаркта, или до инсульта. Нет, лучше уж так – накопить денег, развестись и только тогда купить квартирку, чтобы бывшая жена (о, как славно подходили два этих слова друг к другу!) не смогла бы наложить на нее свою лапу. Брачного контракта у Павла Андреевича не было, и все нажитое в браке имущество подлежало делению напополам.
В личном фонде Павла Андреевича уже набралось немногим более семи тысяч долларов. Мечты о разводе из несбыточных постепенно переходили в разряд осуществимых. Как же здорово – дожить почти до сорока лет нищим, а потом вдруг совершенно неожиданно начать богатеть. Это даже лучше, чем родиться в состоятельном семействе. Контраст – он, знаете ли, обостряет чувства и увеличивает наслаждение.
