Луи де Берньер - Война и причиндалы дона Эммануэля
Тот день и следующий переселенцы оставались на плато – привыкали к высоте и подкармливали животных. Заночевали в пещерах и скальных трещинах вместе с кошками, согреваясь их мускусным теплом, и, убаюканные мурлыканьем, оправлялись от хворей, а утром их разбудили шершавые язычки: кошки, покончив с собственным умыванием, принялись за туалет собратьев-человеков.
– Помню, раньше она только уши мне щекотала, а теперь все лицо ободрала, – сказал Антуан.
– Мы ее котята, – ответила Франсуаза, чувствуя, как стало зябко, едва кошка отправилась по своим делам. – Надеюсь только, она не вздумает таскать нас за шкирку.
Эпидемия горной болезни и уныния прошла, наступило чудесное утро, солнечное, как раз для путешествий, и путники, не сговариваясь, нагрузили животных и снова двинулись на запад. В конце плато, где оно разделялось на три лощины – одна вверх, другая вниз, третья ровная, – переселенцы наткнулись на развалины.
Даже Аурелио не знал наверняка, что здесь раньше было. Остались только массивные стены, с четырех сторон огораживающие холм. Люди окружили их, гадая, для чего эти камни появились в поднебесной пустыне; стены словно и говорили только – нет места на земле, где никто не побывал. Камни всевозможных форм, многоугольные и ромбовидные, были подогнаны так точно, что Франческа не смогла просунуть между ними нож.
– Просто идеально! – воскликнул дон Эммануэль. – Как же они этого добились, без железных-то инструментов?
Аурелио улыбнулся:
– Здесь вообще инструменты не использовали. Камни и так совпадали точь-в-точь.
– Как это? – спросил Педро. – Таких камней не бывает.
– Мы знали травы, что размягчали камни и делали их податливыми, как глина, – ответил Аурелио. – И знали другие травы, от них камни затвердевали. Вот поэтому они так подогнаны.
– Не верю, – сказал дон Эммануэль. – Это невозможно.
Аурелио растолок листья коки в бутылке и пососал – так старый француз покуривает трубочку.
– Если считаешь, что невозможно, никогда не узнаешь секрета. Будешь вечно мыкаться с железяками, и все равно получится хуже. – Он положил руку на камень и нежно погладил. – Мы знали секрет Камня. Вам его никогда не узнать.
– У нас и из глины получаются славные дома, – нашелся Серхио. – Что толку превращать камень в глину, когда глина сама по себе глина?
– Каменный дом простоит дольше, – сказал Аурелио. – Он надолго переживет строителей.
– Так чего ж тогда индейцы живут в грязных хижинах? – спросил Хекторо.
– Секрет утрачен. Наших жрецов и знать, кому он был известен, убили во имя бога, который пожелал нашего золота и серебра. Мы всё проиграли цивилизации. Эти камни подобны телу, что медленно истлевает, когда улетел дух, а оставшиеся из нас – точно волосы, что еще растут у покойника.
– И этому я не поверю! – Дон Эммануэль хлопнул по спине опечаленного индейца. – Те из вас, кто остался, – точно последние семена срубленного дерева-великана. В земле, из пепла сожженного старого дерева, они вырастут в новые большие деревья.
– Семена далеко разбросало, – ответил Аурелио. – Они прорастают, только леса не получается.
– Придет черед и этих деревьев разбрасывать семена, они засеют все вокруг, и будет лес.
Лицо Аурелио осветилось надеждой:
– Хотелось бы. Но вырастет лес или нет, секрета камней мы все равно не узнаем.
– Придется из глины строить, – успокоил Серхио, и все рассмеялись.
В конце долины следовало выбрать дорогу: двигаться прямо по ровному ответвлению, спускаться по левому или подниматься к снегам справа.
– Федерико говорит, нужно идти наверх, – сообщил Серхио возглавлявшим колонну.
– Стало быть, он ошибается, – сказал дон Эммануэль. – Видно же, эта дорога приведет к леднику и оборвется.
Спор уладили, решив, что дон Эммануэль и Аурелио поднимутся к леднику, разведают дорогу и, если доберутся до вершины, глянут, что впереди.
Они связались веревкой, а дон Эммануэль, ко всеобщему недоумению, снял с мула кожаный мешок. Оба понимали, что подъем будет крайне опасным и совершенно бессмысленным: и речи нет о том, чтобы поднять туда скотину; тем более очевидно, что ледник пролегал по очень узкому гребню меж двумя вершинами, и, возможно, по обеим его сторонам пропасти.
Убежденные, что рискованная экспедиция заведет их в тупик, разведчики приблизились к леднику, карабкаясь по нагромождению валунов, которые тот веками лениво толкал перед собой. Сначала двигались по грязному, обледеневшему снегу, но по мере восхождения ярко заискрился под солнечными лучами свежий наст, и разведчики щурились и морщились. Однако наст был непрочным, и дон Эммануэль внезапно провалился в снег по грудь. Побарахтавшись, он выбрался на поверхность, и они брели дальше, взмокнув от пота, несмотря на холодный снег, куда то и дело падали. Аурелио, менее тяжелый, шел впереди, и тактика себя оправдала, когда под его весом обвалился снег на переходе через узкую расселину. Падая, Аурелио протащил дона Эммануэля на веревке; пока напарник его вытаскивал, индеец мельком увидел голубые стены льда, что уходили на бездонную глубину. Разведчики отыскали обходной путь, но потом Аурелио еще четыре раза падал в расселины, а шедший по его следам дон Эммануэль – два.
Они добрались до вершины через пять изнурительных часов и на гребне упали без сил; обжигающий ветер взбивал снежную пыль в прозрачном воздухе. Ноги Аурелио, который, по обычаю индейцев, совершал восхождение босиком, изрезало снегом. С гребня открывался изумительный вид: далеко внизу с юга полого изгибалась нежно-зеленая долина, а за ней все выше и выше грозно вздымались сверкающие горные пики в снеговых шапках. Ниже границы снегов разведчики не увидели перевалов и поняли, что для многих путников скоро наступит конец путешествия – они погибнут, преодолевая эту горную цепь.
Дон Эммануэль и Аурелио глаз не могли оторвать от остроконечной крыши мира. Позади раздался басовитый рокот. Они обернулись; с вершины правее, набирая скорость, катилась огромная лавина. Будто одна сторона горы оторвалась и с громоподобным ревом плавно заскользила на ледник. Оба зачарованно, благоговейно смотрели, как тысячи тонн снега, льда и камней с грохотом несутся вниз, плюясь снежной моросью, что и к ним долетала.
Далеко внизу в долине ошеломленные изгнанники смотрели, как мощный белый поток катает по леднику гигантские валуны, отчего вздрагивает земля под ногами. Переселенцы пали на колени, они крестились и призывали духов с ангелами, в полной уверенности, что дон Эммануэль и Аурелио мертвы, глубоко похоронены могучим обвалом.
Когда лавина прошла и уже оседала снежная дымка, несколько храбрецов подобрались к краю ледника, надеясь разглядеть двух человек, – но увидели четыреста пятьдесят. Замороженные и свеженькие, как в день гибели от холода, в снегу лежали граф Помпейо Ксавьер де Эстремадура, пятьдесят испанских солдат в доспехах и четыреста один раб-индеец, встретившие свою смерть в экспедиции, направленной добросовестным Писаррона поиски легендарного города инков Вилькабамба. Гора, заграбаставшая добычу, наконец-то ее отпустила, и пленников, их мулов и поклажу выбросило на берег волнами снежного океана, что поглотил их в год 1533, в день святой Цецилии.
Очевидцев, пораженных этим явлением природного замораживания, вывело из ступора улюлюканье дона Эммануэля: он и Аурелио скользили вниз по склону, сидя верхом на кожаном мешке. Они пятками притормозили свои самодельные сани, и затем в молчаливом изумлении побродили меж древних тел. Аурелио остановился перед графом в богатых доспехах и сказал:
– Вылитый Хекторо.
Индеец попросил не трогать тела и присыпать снегом, чтобы не разморозились.
– Я кое-что задумал, – сказал он, и путники сделали, как он просил, нарубив кольев и пометив все ледяные могилы. Потом Аурелио обратился к Серхио: – Там наверху ничего нет, только небо и глубокая пропасть. Я же говорил: духи могут заблудиться.
Серхио с негодованием отрицал, что его сын заблудился:
– Он просто хотел показать нам покойников.
– Раз уж мой зять не может отыскать дороги, пойдем, куда я укажу, – сказал Аурелио.
Довольный, что оказался прав, Аурелио повел караван по ровной средней лощине, и через несколько часов утомительного пути они оказались на краю той же самой пропасти, только ниже. Перевесившись через край, путники различили внизу пелену четко очерченных облаков, что накатывали на скалистые выступы, разбивались, вздымались и клубились, подобно мерно дышащему океану. Великое чудо; но тут к Аурелио подошел Серхио.
– Ну, – спросил он с видом оскорбленной невинности, – духов мы не слушаем, а теперь куда, земной человек?
Клубившееся море облаков поднималось, а караван свернул налево, вдоль изгиба пропасти, и солнце светило путникам в спину. Едва облака поравнялись с тропой, произошло новое чудо: в туманном мареве каждый вдруг столкнулся лицом к лицу с собственным смутным духом. Над головами призраков сияли восхитительные радужные нимбы, и когда люди в ужасе и благоговении пали на колени, крестясь, духи тоже преклонили колена и перекрестились. Путники вскочили на ноги – духи сделали то же самое, они, как обезьяны, передразнивали людей. Страх постепенно прошел, и вот уже люди играли с призраками, пытаясь подловить их внезапным жестом. Облака вздыбились и перелились через край расщелины, окутав путешественников, и призраки исчезли вместе с нимбами.
