Роберт Ирвин - Ложа чернокнижников
Мистер Козмик выглядит, мягко говоря, неважно. Он потеет и постоянно чешется. Он что-то тихо и монотонно бубнит себе под нос, как будто разговаривает с самим собой. Он бубнит хвалебную песнь алкоголю и еще, что у каждой культуры есть свой наркотик. На Ближнем Востоке это — гашиш. В Китае — опиум. В Центральной Америке — мескалин. Но величайшим наркотиком христианской и европейской культур является алкоголь.
— Не следует недооценивать алкоголь только потому, что его пьют цивилы. Это лучший, самый предсказуемый из всех доступных наркотиков. Никогда не знаешь заранее, качественную траву ты урвал или нет. Героин в последнее время редко продают чистый. От кислоты запросто могут быть плохие полеты — всех это ждет, рано или поздно. Но от алкоголя приход быстрый и стопроцентно предсказуемый. Оглядываясь на историю последних двух тысячелетий, я думаю, можно с уверенностью заявить, что именно алкоголь обеспечил победное шествие Запада…
Салли вырубилась. Мы с Мод, пошатываясь, побрели ложиться, оставив пьяного мистера Козмика разговаривать с самим собой.
12 августа, суббота
Все еще идет дождь. Мод делает отжимания и упражнения на растяжку рядом с кроватью. Какое-то время я не без удовольствия наблюдал за ней, а потом решил, что надо поговорить с мистером Козмиком и выжать из него хоть что-то дельное. Пошатываясь, я вышел на кухню, но было уже слишком поздно. Мистер Козмик позавтракал и собирался ширнуться. Когда я заходил к мистеру Козмику в Лондоне, я несколько раз видел, что мистер Козмик колет героин подкожно. Но теперь он, похоже, колется в вену. Между ног он зажал кастрюлю, а предплечье было туго перетянуто чем-то вроде резинового жгута. Вводя иглу, он состроил мне забавную мину. Попал с первого раза. Набрав сначала полный шприц крови, мистер Козмик вмазал наркотик в вену и глубоко вздохнул, когда его зацепило. Он закрыл глаза и тяжело откинулся на спину, но тут же, резко дернувшись вперед, блеванул в кастрюлю. От героина мистера Козмика всегда выворачивает. Он уверяет, что на самом деле это доставляет ему большое удовольствие. Может, это и так, но вряд ли вы смогли бы позавтракать в одной комнате с мистером Козмиком, когда он ширяется.
Кроме того, меня просто взбесило, что я слушал весь этот бред о чудесах, которые творит алкоголь, из уст человека, который, похоже, серьезно подсел на героин. В таком обдолбанном состоянии с ним вряд ли можно будет о чем-то говорить в ближайшие несколько часов. Может, было бы и неплохо полетать вместе, но потом я вспомнил, что мистер Козмик не признает ЛСД. По этому поводу он держится как истый пуританин и думает, что от кислоты крыша может съехать надолго. По его мнению, кислотный полет не заканчивается тогда, когда кажется, будто он уже закончился, и глюки могут появляться самопроизвольно годы или даже десятилетия спустя. Тело мистера Козмика — это храм, хотя довольно-таки странно обустроенный.
Салли сказала, что ей нужно в магазин. Я предложил пойти с ней. Если она наткнется еще на каких-нибудь знаменитых Брайанов, я тоже хочу быть рядом. Мод опять уже лежала в постели, звала меня из спальни и просила побыть с ней. Она сказала, что мы оба будем в большей безопасности, если я останусь дома. Я зашел в спальню, чтобы поглядеть, что она делает. Сидя на кровати, Мод читала старые номера «Vogue». Она похлопала по одеялу рядом с собой. Я пристроился к ней и принялся за дело, поглаживая ее груди и бедра. Но довольно скоро Мод беспокойно заерзала.
— Наберись терпения, дорогой. Завтра — большой день.
Тогда я выбрался из постели и отправился за последним из оставшихся у меня сахарных кубиков, пропитанных кислотой.
— Я собираюсь полетать.
— Это обязательно, дорогой?
— Да. Мне до смерти скучно.
И вот я сижу в позе лотоса у открытой двери и смотрю на струи дождя. На коленях у меня лежит дневник, и я жду, когда меня начнет глючить. Полеты никогда не повторяются. Поэтому, что бы ни случилось на этот раз, я знаю, что больше не попаду в плен своего дневника и не встречу Пруста с его собеседницами-акулами. Прежде всего, я надеюсь насладиться природой и еще больше приобщиться к образу жизни, который вел Торо. Я хочу наблюдать за жизнью поползней, поганок, коростелей и бог весть чего еще и любовно воспевать вьюнки, дубовые листья и тому подобное. Чем попусту тратить страницу за страницей на таких чудиков, как Салли и мистер Козмик, лучше посвятить себя простому описанию форм, которые принимают грязнобурые облака, бесконечной вереницей скользящие по небу.
Остальное написано задним числом, поскольку в этот момент у меня действительно начались глюки, они пошли так густо и с такой быстротой, что мне пришлось отложить ручку и просто отдаться во власть этой волне. А началось все с того, что я стал пристально смотреть на грязно-бурые облака и ждать, что подскажут моей фантазии их волнистые очертания. И вот я узрел Четырех Всадников Апокалипсиса высоко в небесах над Сурреем! Первым скакал тощий Джон со своими вилами — само олицетворение голода. Рядом с Джоном ехал пухлощекий Пол, угрожая миру своими весами. Чуть позади скакали потрясающий мечом Джордж и Ринго с луком и колчаном, полным смертоносных стрел. Они мчались вперед, как завоеватели, сметающие все на своем пути. Я подумал, что они могут приземлиться в нашем саду и я сдамся на их милость. Поэтому я пошел и лег на траву и весь вымок, а они проскакали мимо. А я продолжил смотреть — и вот — конь бледный, и на нем всадник, которому имя «смерть»; и ад следовал за ним; и дана ему власть над четвертою частью земли…
Я вернулся в дом и в дверях столкнулся со статным молодым человеком в черном кожаном пиджаке и с черной нашлепкой на глазу. Он поднял руку в знак приветствия.
— Джонни Кидд, — сказал он.
— Джонни Кидд из «Джонни Кидда и пиратов»?
— Он самый.
— Вот это да! Что ты здесь делаешь?
— Я погиб в автомобильной катастрофе. Это случилось в прошлом году в октябре, но, кажется, прошла целая вечность, — ответил он.
— Погоди, погоди, я спрашиваю: здесь что ты делаешь?
— Я назначен быть твоим психопомпом, — заявил молодой человек. Потом, увидев выражение моего лица, добавил: — А насчет этого словечка — загляни как-нибудь в словарь.
Само собой, подумал я, мне незачем заглядывать в словарь. Это слово должно храниться где-то в моей голове. Весь полет от начала до конца — мой вымысел. Важно не забывать об этом. Молодой человек дал мне знак следовать за ним, и мы вошли в кухню. Мне было совсем не страшно. Хотя это было начало пиковой части полета. Я был под надежной охраной: Джонни Кидд, мой вожатый, шел впереди, и, кроме того, меня сопровождала почетная стража копейщиков с жабьими головами. Теперь я был то ли проклят, то ли облагодетельствован даром раздвоенного видения, так как я видел, что стою на кухне и одновременно — в одной из ям Ада. Тут была настоящая помойка. Вчерашнюю посуду не вымыли, не говоря уже о том, что осталось с завтрака. Разлагающийся мусор вываливался из ведра рядом с раковиной. Блевотина мистера Козмика застывала в кастрюле. Но это было только начало, а затем мусор и кухонная утварь начали предаваться блуду, производя на свет новые адские гибриды.
Нижняя часть таймера для варки яиц вдруг превратилась в женский зад. Из приоткрытой консервной банки, словно пузыри, вылезали глазные яблоки. Какие-то крохотные существа водили хоровод вокруг какой-то хрени — наполовину яичной скорлупы, наполовину кофемолки. Кусок сырой печенки на буфете пердел зловонными серными газами. У кухонного ножа выросли уши, и он на них, как на колесах, разъезжал по полу в поисках очередной грешной души, чтобы ее зарезать. Вопящие грешники пребывали в состоянии свободного падения вперемешку с раскаленным пеплом и нескончаемым потоком огнедышащей лавы. Почему все средневековые художники так похоже изображают Ад? Почему на стольких картинах представлены толпы истязаемых нагих мужчин и женщин, жуткие монстры, кроваво-красные небеса и демоны-надсмотрщики с вилами? Они рисуют Ад таким потому, что именно так Ад и выглядит.
Обитателей Ада с каждым часом становится все больше, и место это — одна сплошная огромная стройплощадка — леса, приставные лестницы, временные палаточные города и недостроенные земляные валы куда ни кинь взор. Вокруг с ведрами дегтя и носилками кирпичей снуют злобного вида существа, но, несмотря на всю их деятельность, все выглядит незаконченным. Первый человек, которого мы встретили в Аду, сидел в лохани с экскрементами. Джонни Кидд представил меня Роберту Джонсону — корифею блюза. Неужели человек, играющий блюз, заслужил такое наказание? Видя, что я сочувствую страданиям музыканта, Джонни объяснил, что Джонсону нельзя помочь, так как он продал свою душу богу вуду Легбе. Потом я увидел Джулиана в кругу самоубийц, он выползал из канализационной трубы. Увидев меня, Джулиан взвизгнул и закрыл глаза рукой. Потом он упал на четвереньки и во всю мочь припустил от нас. Джулиан был голый, и у него на спине сидело маленькое чудовище и пыталось вскрыть его зад консервным ножом. Нагие тела истязаемых — мягкие, как губка, и беззащитные. Их насаживают на вертела, поджаривают, с них сдирают кожу, их пилят и грызут.
