Брет Эллис - Лунный парк
Распространи эту мудрость по свету: хотите бросить пить? Переезжайте в дом с привидениями.
Миллер нетерпеливо направил меня к дому, потому что, пока с этим не разберемся, не будет мне покоя нигде. (Писатель подтолкнул меня в спину, напомнив про пепельный отпечаток руки на подушке.) Мой ответ:
– Если в доме что-то есть, не знаю, вынесу ли я.
Я поколебался, потом быстро заковылял ко входу.
Просунул ключ в замочную скважину.
Открыл дверь.
Вошел в фойе.
В доме было тихо.
Миллер стоял за мной.
– Где происходили основные явления? – спросили меня.
Трое мужчин ждали, когда я поведу их в коридор с мерцающими лампами, в захваченную нечистью спальню, в гостиную, которая теперь была гостиной на Вэлли-Виста; я резко втянул воздух, заметив, что темно-зеленое пятно на ковре все разрастается, и тут же отвернулся.
Миллер внимательно изучал сорванную с петель, обгрызенную дверь моего кабинета.
– Да, – сказал я, – было дело.
Пока Дейл и Сэм расставляли по дому различные приборы, я показал Миллеру видеоприложение.
Сам я был не в состоянии смотреть его еще раз, поэтому решил пройтись по дому. Я поднялся на второй этаж и заглянул в комнату Робби и Сары, после чего (очень осторожно, с порога) осмотрел нашу спальню.
Кровати во всех комнатах оставались незастеленными, и я облегченно вздохнул.
Никаких признаков присутствия Терби я не обнаружил, но это больше не имело значения.
В кабинете видеозапись подходила к концу.
Отец вглядывался в нас:
– Робби… Робби…
Миллер повернулся ко мне без слов. Запись не произвела на него впечатления.
– Необходимо вынуть из розеток все электроприборы, – только и сказал он.
– А может, просто выключить пробки?
– И это тоже.
Все оборудование подключат к привезенному с собой генератору, который затащили в фойе и поставили внизу лестницы.
Когда мы начали вытаскивать штепсели из розеток, все это сразу почувствовали. (Только я притворился, будто ничего не чувствую.) Воздушное давление ощутимо изменилось.
На нас навалилась тяжесть.
Когда заложило уши, я просто постарался не обращать внимания.
Но когда Сэм и Дейл засмеялись, и мне пришлось признать очевидное.
Отсоединив бытовую технику, Сэм и Дейл принялись подключать свои провода к генератору.
Инфракрасные видеокамеры и сверхчувствительные записывающие устройства укрепили на штативах.
Сэм будет следить за той, что стоит в коридоре наверху.
Дейл – за той, что установили в спальне.
А Миллер проследит за камерой в гостиной – с самым большим охватом, включая фойе и лестницу.
У каждого был измеритель электромагнитного поля – ЭМП.
Все шторы и жалюзи в доме были закрыты – я уже не спрашивал зачем, – и внутри дома заметно потемнело, но снаружи все же просачивалось достаточно света.
Как только Сэм и Дейл заняли позиции наверху, Миллер попросил меня выключить пробки.
Щит находился в коридоре, ведущем в гараж.
Я открыл его.
Вздохнул и вырубил электричество.
Я поторопился обратно к Миллеру и заметил, что так тихо в доме никогда еще не было.
Не успел я додумать, как все три ЭМПа запикали в унисон.
Судя по табло с мигающими красными цифрами, показания прибора подскочили с 0 до 100 чуть ли не меньше чем за секунду.
Камеры отреагировали мгновенно – зажужжали и стали выписывать круги на своих штативах.
– У нас тут отрыв, – радостно прокричал сверху один из парней.
Вдруг запикало еще сильнее.
Камеры, кружа, ловили фокус.
В гостиной затрещали запоры на двустворчатых, до пола, окнах.
Потрещав, окна распахнулись на улицу, и зеленые занавески всколыхнулись волнами, а день все ж таки был прохладный, ноябрьский.
Но потом они перестали надуваться.
А ведь еще вчера занавесок тут не было, заметил писатель. Не узнаешь? – спросил он. А ты вспомни.
Комнату пронизал порыв ветра, и по всему дому разнесся глухой звук удара.
Стук послышался снова.
Он пошел по стенам, а потом переметнулся на потолок над нами.
Сначала ЭМПы соперничали со стуком, но вскоре он заглушил их пиканье.
Я зажмурился, но писатель сказал, что с последним ударом стену гостиной, над кушеткой, расколола огромная трещина. (После писатель рассказывал мне, что я стоял по стойке «смирно» и кричал.) И – тишина.
Мониторы ЭМПов перестали пищать.
– Уау-у! – Это был кто-то из парней наверху.
Другой подхватил радостный крик.
Им весело – не впервой.
Мы с Миллером тяжело дышали.
Мне было плевать, кажусь я напуганным или нет.
– Ощущаю присутствие мужчины, – пробормотал Миллер, сканируя комнату.
– Лампочки замигали, Боб, – сообщил Сэм из коридора на втором этаже.
Мы посмотрели наверх и увидели отражение мигающих бра в большом окне возле верхней лестничной площадки.
Вдруг, как будто кто-то понял, что мы заметили, мигание резко прекратилось.
Миллер стоял напротив свежей пробоины в стене и не сводил с нее смиренных глаз.
– Сердитый мужчина… совсем потерялся и обозлился…
Я так боялся, что уже не чувствовал собственного тела. От меня остался только голос, который спрашивал:
– Что это значит? Что происходит? Что ему нужно? Почему он остановился?
Миллер сканировал потолок своим ЭМПом.
– Почему он остановился? – вопрошал я.
– Потому, – спокойно ответил Миллер, – что он знает: мы здесь.
Все это было частью хорошо разыгранного представления. Миллер хотел продемонстрировать непоколебимую уверенность в собственных силах, дать понять, что ситуация находится под контролем, но сквозь поглотивший меня страх проглядывал лучик здравомыслия, убеждавший меня, что, какая бы нечисть ни населяла этот дом, в итоге она всех нас уложит на лопатки. (В голове промелькнуло: ты сам живешь в этом доме, Брет.) – Потому что он знает, что мы здесь, – снова пробурчал Миллер. Он повернулся ко мне. – Потому что он любопытный.
Мы стали ждать и прождали, казалось, вечность.
В доме стало как будто темнее.
Наконец Миллер очнулся:
– Есть что-нибудь, Дейл?
– Все тихо пока, – отозвался сверху Дейл.
– Сэм?
Ответ Сэма прервало пиканье ЭМПов.
Тут же зажужжали и камеры.
И сразу послышался звук, от которого душа ушла в пятки еще глубже, чем от пиканья ЭМПов или от стука.
Послышалось пение.
По всему дому заиграла музыка.
Песня из прошлого, звучавшая с кассетника во время долгой поездки вдоль калифорнийского побережья в местечко под названием Пахаро-Дьюнс. …воспоминанья освещают памяти углы…
– А стереосистему мы отключили? – спрашивал я, крутясь на месте в полутьме.
…туманом и водой размытые воспоминанья…
– Да, конечно, мистер Эллис, – ответил Миллер, прислушиваясь к своему ЭМПу, словно тот направлял его, вел к цели.
…о том, какими были мы…
В одно мгновение в гостиной стало жарко. Теперь это была оранжерея, и запах Тихого океана медленно пробивался сквозь сырой и горячий воздух.
…разрозненные фотки и улыбки, что давно забыты…
Вдруг сверху послышалось:
– Здесь что-то есть. – Это был Сэм. – Только что материализовалось. – Пауза. – Боб, ты меня слышишь?
…улыбки, что дарили мы…
– Что там такое? – отозвался Миллер.
Голос Сэма прозвучал уже менее воодушевленно:
– Здесь… вроде бы человеческая фигура… скелет… он только что вышел из девчачьей комнаты…
На самом деле, сообщил мне писатель, Сэм ошибся. Тот вышел из комнаты Робби, ведь именно Робби, оказывается, и есть фокус потустороннего внимания.
А не ты, Брет.
А ты еще не понял?
Не все вертится вокруг тебя, пусть даже ты хотел бы так думать.
– Я его тоже вижу, – послышался голос Дейла.
– Где он сейчас находится? – спросил Миллер.
…таким, какими были мы…
– Он направляется к лестнице… собирается спуститься…
Внезапно их возбужденные крики сменились звуками, похожими на придушенные вопли ужаса.
– Святые небеса, – крикнул один из них, – что это за херня?
– Боб! – Это, похоже, был Сэм. – Боб, он спускается по лестнице.
Песня оборвалась на полуслове.
Мы с Миллером стояли перед лестницей, что вела сверху к фойе и прилегающей гостиной.
Послышались щелчки. (Я не стану доказывать истинность описываемых мною событий. Не хочу даже пытаться заставить вас в это поверить. Вы можете либо поверить мне, либо отвернуться. То же касается и некоторых событий, о которых речь дальше.) Я стал свидетелем этой сцены по одной только причине – все произошло очень быстро, и не отвернулся я в ту же секунду только потому, что он казался ненастоящим, как киношный реквизит – наряд, чтоб детишек пугать.
Гостиную легко можно было представить себе экраном, а дом – кинотеатром.
Он спускался, пошатываясь, по лестнице, замирая на каждой ступеньке.
Высокая человекообразная фигура, и хотя это был скелет, глаза у него имелись.
