Мартин Эмис - Информация
Очень довольный, Ричард попрощался с Филлис в лифте и вернулся в свой номер. Закусывая бутербродом с мясом и помидорами, он в общих чертах набросал обозрение на пятьсот пятьдесят слов о книге «Песня времен. Уинтроп Прэд (1802–1839)», а затем, устроившись поудобнее, углубился в чтение «Антиверотерпимого человека. Еретическая карьера Фрэнсиса Аттербери». В час ночи — к этому моменту его день длился уже двадцать пять часов — Ричард решил прогуляться по Нью-Йорку: он накинул плащ и вышел немного побродить по Центральному парку.
Ричард знал американскую прозу и знал, что в целом она не лжет. Поехать в Америку для Ричарда было все равно что умереть: попасть в ад или в рай и обнаружить, что они в точности соответствуют своей рекламе. Возьмем, к примеру, ад: черное пламя, осязаемый мрак и лед, все здесь должно истощить вашу слабую бесплотную душу в этой антивселенной проклятых. Вокруг раскинулся Нью-Йорк, но Ричарду не было времени подумать о нем. С того самого момента, как Ричард оказался на улицах этого города, он знал, что Нью-Йорк — это пример самого безжалостного насилия, которое человек учинил над клочком земли, в каком-то смысле даже безжалостнее того, что он сделал с Хиросимой в час «Ч». Ричард поднял глаза к небу. Он посмотрел наверх и не увидел никакой разницы: обычное небо метрополии, на котором слабо мерцают шесть-семь звездочек. Необработанная земля ничего не может с ними поделать, но города ненавидят звезды, города не хотят, чтобы звезды напоминали горожанам, как на самом деле обстоят их дела во Вселенной.
— Итак! — сказал Лесли Эври, откинувшись на спинку своего вращающегося стула и обхватив затылок руками. — Что привело вас на нашу благословенную землю?
Ричарду задавали этот вопрос не в первый раз. Потрясающе. Все приключение длилось от силы секунд пять. Ричард был сражен наповал.
— Простите?
— Что привело вас, — оживленно повторил Лесли Эври, — на нашу благословенную землю?
Ричарду уже не раз задавали этот вопрос — лифтеры, бармены. И теперь он услышал его от человека, представлявшего издательство «Болд адженда». Он услышал это от своего собственного будущего. Разумеется, Ричарду нравилось думать о себе как об отвергнутом гении; история его унижения была долгой. Униженные всегда требуют внимания, но всегда сталкиваются с бездушностью и формализмом. В общем, Ричард сидел сраженный, убитый наповал очевидной банальностью Лесли Эври.
— Что привело меня на вашу благословенную землю? Видимо, меня увлекла мысль, что на вашей благословенной земле у меня выходит роман.
— Разумеется. Вы видели это?
Лесли протянул Ричарду узкий рекламный листок или закладку. На нем было перечислено около дюжины названий. И в самом низу — Ричард Талл «Без названия», 24 доллара 95 центов, 441 стр. Ричард Талл узнал Ричарда Талла. Остальные имена не были ему знакомы, да и выглядели они как-то непривычно. Ричард подумал, что их непривычность могла бы произвести впечатление даже на составителей американских телефонных справочников. Эти имена напомнили Ричарду лишь одно — имена персонажей «Амелиора» и «Возвращенного Амелиора». Юн-Сяо, Юкио, Кончита, Арнауюмаюк — создания Гвина лишь отдаленно напоминали гоминидов.
— Есть какие-нибудь рецензии или что-нибудь в этом роде?
— Ну, а как же, — ответил Лесли. Элегантным движением он распахнул лежавшую перед ним на столе папку, — Джон Две Луны кое-что написал о вашем романе в «Кейп-Коддере». Кажется, у него рыболовецкое судно. А еще Шанана Ормолу Дэвис хорошо отзывается о вашем романе в «Сияющем вестнике». Это в Майами. Она там работает со слабослышащими. Кажется, в Институте имени аббата Шарля Мишеля Л'Эпе.
Лесли передал Ричарду две вырезки, каждая размером с почтовую марку. Ричард мельком взглянул на них и кивнул.
— А вы знаете, откуда у Джона Две Луны такая необычная фамилия? Это славная история. Разумеется…
— Простите. А как дела романа «Без названия»?
— Простите?
— «Без названия». Двадцать четыре доллара девяносто пять центов. Четыреста сорок одна страница.
И Лесли произнес нечто ужасное.
— Простите? — спросил еще раз он и густо покраснел. — Пока никак. Насколько нам известно.
— Намечаются ли еще рецензии?
— Намечаются?
— С кем из рекламного отдела я мог бы поговорить?
— Разрешите спросить — по какому поводу?
В прошлом Ричарда не раз называли «трудным» человеком. Это определение — «трудный», относилось как к нему самому, так и к его прозе. Но, к сожалению, Ричарду практически больше негде было проявлять свои «трудные» качества: его «трудности» больше негде было развернуться. Ричард решил, что она попросту выдохлась после того, как он величавой поступью покинул дискуссионный зал Литературной ассоциации Ветстонской публичной библиотеки (тема дискуссии: «Куда идет роман?»). Ричард покинул зал, потому что перед началом дискуссии лишь ему из всей экспертной комиссии не предложили печенья к чаю. Потом, уже в метро, у него пылали подмышки, и он вдруг вспомнил, что вообще-то ему предложили печенье. Но не шоколадное. А овсяное с орехами. В том же году Ричарда с большим трудом уговорили не подавать в суд на одного рецензента, написавшего уничижительный отзыв о его романе «Мечты ничего не значат» в «Олди»… Ричард стоял и думал, не продемонстрировать ли сейчас свою трудность и не покинуть ли гордо «Болд адженду». А что потом? Он представил себе, как будет тоскливо стоять и дышать на авеню Би. Подобно всем писателям, Ричарду хотелось бы жить где-нибудь в хижине на каком-нибудь утесе и каждую пару лет бросать бутылку с запечатанными в ней исписанными страницами в пенные воды прибоя. Как и все писатели, Ричард хотел, чтобы ему оказывали уважение, как, скажем, Христу-воителю за час до Армагеддона.
— Честно говоря, вы меня удивляете, — сказал Ричард, — Рой Бив был полон идей. Но так получилось, что я…
— Ах, Рой! Рой Бив!
— Так получилось, что я уже кое о чем договорился. У меня запланирована встреча с читателями в Бостоне. И еще интервью с Дабом Трейнором в Чикаго.
— С Дабом Трейнором? О книге?
— Да, о книге.
— Но это же здорово. Разрешите представить вам моего партнера. Франсе Орт. Франсе? Зайди и поздоровайся с Ричардом Таллом.
Офис «Болд адженды» находился еще в процессе обустройства. Франсе Орт не столько вошла в кабинет Лесли, сколько вступила на его территорию. За ее спиной несколько здоровенных парней в опрятных комбинезонах тащили листы ДСП. Когда Ричард приехал в издательство, ему какое-то время пришлось потолкаться среди них, прежде чем он нашел Лесли. Уже сейчас можно было представить, как все тут будет выглядеть — ковролин на полу, белые уютные закутки.
— Приятно познакомиться, сэр. Я надеюсь в самом скором времени прочесть ваш роман.
За внешностью Франсе Орт угадывалась радужная палитра хромосом. Она вполне могла бы отправиться в любой из пяти районов Нью-Йорка — например, в Гарлем, Малую Асторию или в Чайна-таун — и не привлекла бы там к себе особого внимания, если не считать обычного сексуального интереса. В этническом отношении Эври и Орт были и всем, и ничем, либо ни тем, ни другим. Они были просто американцами.
— Так вот. Вы, конечно, знаете, как коренные американцы получали свои имена.
— Думаю, да. Это первая вещь, которую видит их папаша.
— Именно так. Так вот. В ту ночь, когда родился Джон Две Луны, светила прекрасная полная луна, и его отец…
— Был пьян, — высказал свое предположение Ричард.
— Простите?
— Он был пьян, и у него двоилось в глазах. Говорят ведь, что они все пьяницы. Коренные американцы. То есть я хочу сказать, что мы тоже хороши, но они…
— …И — словом, его отец вышел на берег озера и увидел в воде отражение полной луны.
— А, вот оно что, — сказал Ричард. Ему хотелось закурить назло знаку на стене, предупреждавшему его, чтобы он и не думал об этом.
— Франсе работала в Майами с Шананой Ормолу Дэвис. — Лесли встал из-за стола и подошел к Франсе.
— А как она получила свое имя? Впрочем, простите. Продолжайте.
— Она модернизирует язык знаков для слабослышащих людей. Это очень интересно.
— Негритянский, или афроамериканский, — сказала Франсе, — раньше это обозначалось так. — Она приплюснула кончик носа ладонью. — Азиатский — вот так. — Она оттянула своим детским пальчиком краешек левого глаза. — А жадный — так. — Она погладила рукой подбородок.
— И что это означает?
— Евреев. У них бороды.
— Да. Вижу, над этим пришлось немало потрудиться.
— А гомосексуалов, — сказал Лесли, — раньше…
— Голубых, — сказала Франсе.
— Простите?
— Голубые. Теперь их называют голубые.
— Точно. Голубые, — продолжал Лесли. — Раньше обозначались так. — Он расслабленно свесил кисти рук. — Представляете?
