Дэвид Митчелл - Блэк Свон Грин
– Никто не отрицает, что румынам нужно постоянное место жительства. – Гвендолин Бенедикс приложила руки к сердцу. – Румыны – они такие же, как и мы с вами. И, так же как мы, они хотят лучшего для своих детей. Видит Бог, я против предрассудков, я принимаю всех людей в независимости от их цвета кожи и происхождения, как и все собравшиеся в этом зале. Мы все христиане. И действительно, если у них не будет своей земли, как же они смогут обрести гражданскую сознательность и стать одними из нас? Как иначе мы сможем научить их простым радостям цивилизованной жизни, как сможем мы внушить им, что подчинение закону и порядку откроет для их детей гораздо болше жизненных возможностей, чем попрошайничество, воровство лошадей и прочие мелкие преступления? Как сможем мы объяснить им, что цивилизованные люди не едят ежей? – Повисла драматическая пауза (я думал: как же тонко лидеры чувствуют страхи людей и как умело они превращают эти страхи в луки и стрелы, в мушкеты, гранаты и ядерные бомбы, чтобы потом направить эти страхи в нужное русло, надо только найти общего врага. Вот она – настоящая власть). – Но почему, скажите же мне, почему власть-придержащие считают, что Блэк Свон Грин – это хорошее место для их «эксперимента»? Наша деревня – это прекрасно сбалансированное общество. И все эти орды людей, которых принято называть «проблемными семьями», затопят нашу школу и нашу больницу, и превратят нашу жизнь в хаос! Мы не хотим Анархии! Нет, район для бродяг должно построить рядом с городом, достаточно большим, чтобы принять в себя новых граждан. Это должен быть город с развитой инфраструктурой. Ворчестер, или лучше Бирмингем! Наш посыл Малвернским депутатам очень прост: «не смейте перекладывать свою ответственность на наши плечи. Мы может быть и живем в деревне, но мы не деревенщина, и нас не так легко обвести вокруг пальца!» – Гвендолин Бенедикс с улыбкой смотрела на аплодирующих ей людей. Так замерзший путник смотрит на костер.
– Я терпеливый человек. – Сэмюэль Суинярд широко расставил ноги. – Терпеливый и терпимый. Я фермер, и я горжусь этим; мы фермеры никогда не шумим из-за чепухи. (по залу пробежала волна доброжелательного бормотания). Я вовсе не говорю, что я против строительства района для цыган. Я был бы за, если бы речь шла о чистых цыганах. Мой отец Эйб, бывало, нанимал нескольких чистых цыган себе на ферму, они помогали ему собирать урожай. И они работали очень хорошо, они действительно трудились. Темнокожие, как негры, с зубами крепкими, как у лошадей, эти люди всегда зимовали в Чилтернсе, еще со времен потопа. За ними нужен глаз да глаз. Они могут быть хитрее самого Дьявола. Во время войны они переодевались в женские платья и сбегали в Ирландию, только чтобы избежать призыва. С чистыми цыганами все было просто – с ними ты хотя бы знал, кто они и чего от них можно ожидать. Но большинство из тех, кто сегодня называет себя цыганами, на самом деле просто бездельники, бродяги и преступники, которые не смогли бы опознать чистого цыгана, даже если б он вылетел у них из… («Из задницы, Сэм, из задницы», – крикнул Исаак Пай, и задние ряды засмеялись)… из носа, Исаак, из носа! Все эти битники, хиппи, жестянщики, которые любят называть себя «цыганами» в надежде получить милостыню! В надежде получить хоть что-то от комитета соц.защиты. И теперь они ждут не дождутся, чтобы оттяпать у нас нашу землю. Почему бы мне не назвать себя цыганом? – Думают они. – Ведь тогда я задарма получу все это. Мне даже работать не надо! Потому что, если б я хотел…
Сработала пожарная сигнализация.
Сэмюэль Суинярд поморщился, он был явно раздражен. Не напуган, потому что бояться было нечего, ведь настоящей пожарной тревоги у нас не бывает, только учебные тревоги. Одна учебная тревога была у нас в школе буквально неделю назад. Нам пришлось прервать урок французского и покинуть школу. Мы не очень-то торопились, поэтому, когда мы собрались на игровой площадке, мистер Уитлок стал орать на нас: «Вы все сгорели! До хрустящей корочки! Большинство из вас! Вы все в ожогах! Вы изуродованы на всю жизнь». Мистер Карвер сложил ладони рупором и прокричал: «Что ж, зато Николас Бритт теперь не единственный из нас, кто изуродован на всю жизнь!»
Но сегодня, в сельском клубе пожарная тревога не хотела замолкать.
Люди вокруг стали возмущаться: «Это нелепо!» и «Может быть, кто-нибудь все-таки выключит эту вопилку?» Гвендолин Бенедикс что-то сказала мистеру Каслу, он приложил ладонь к уху, чтобы лучше слышать, и спросил: «Что?» Гвендолин Бенедикс повторила. «Что?»
Несколько людей поднялись со своих мест и стали беспокойно озираться.
С задних рядов послышались вопли: «ПОЖАР!»
Актовый зал стал похож на котел, наполненный кипящей паникой.
Горячие крики и раскаленные визги слышались отовсюду.
В воздухе летали стулья.
– Цыгане подожгли деревню!
Потом погас свет.
– Выходим! Выходим!
В этой чудовищной темноте отец схватил меня и сунул себе за пазуху и застегнул куртку (бегунок его молнии упирался мне в нос), словно я был младенцем. Он стоял на месте, прямо в середине прохода. Я чувствовал запах дезодоранта, исходящий у него из подмышек. Кто-то ударил меня ботинком в голень, пробегая мимо. Зажегся огонек запасного выхода. В его тусклом сиянии я видел мистера Ридда, толкающего дверь.
– Закрыто! Проклятая дверь закрыта!
Отец Уилкокса грубо расталкивал людей, стоящих у него на пути.
– Выбейте окна! Выбейте гребанные окна!
Только Кит Харрис был спокоен. Он смотрел на толпу так же, как отшельник смотрит на лес. Кто-то порвал жемчужное ожерелье Колетт Тарбот, и белые жемчужины поскакали по полу, людям под ноги.
– Ты сломаешь мне руку!
Сотни людей, толкались, разлетались и падали, как кегли. Толпа – это самое опасное животное.
– Все хорошо, Джейсон. – Отец сжимал меня в своих объятиях так сильно, что я с трудом дышал. – Я держу тебя.
Дом Моранов (это вообще-то два дома, два сколоченных вместе коттеджа) такой старый, что туалет у них находится на улице. Но я стараюсь туда не ходить, если я хочу писать, я иду в поле, там свежее. Сегодня я вышел из автобуса вместе с Дином на остановке «Даггерский тупик», мы собирались пойти к нему и поиграть в компьютер Sinklair ZX Spectrum 16k. Но его сестра, Келли, сегодня утром случайно села на компьютер, поэтому мы не смогли загрузить ни одной игры. Келли работает в мармеладной лавке «Pic’n’Mix» в супермаркете «Вулворт», поэтому любая вещь, на которую она садится, обречена.
Тогда Дин предложил пойти к нему в комнату и поиграть в «Операцию». Стены в комнате Дина обклеены плакатами футбольного клуба «Вэст Бромвич». Эта команда вечно плетется в хвосте турнирной таблицы, но Дин и его отец упорно болеют за нее. «Операция» - это игра, в которой ты должен с помощью специальных щипцов вытаскивать пластиковые кости из тела пациента. Если коснешься щипцами самого пациента, то у него в носу загорается красная лампочка, и ты теряешь ход. Мы с Дином пробовали переделать игру, мы вставили в нее огромную батарейку, мы хотели усложнить правила, чтобы при каждом случайном касании «пациента» игрока било током. Но вместо этого мы убили «пациента», его красный нос перестал зажигаться. Дин не расстроился, он сказал, что и так уже давно устал от этой игры.
Мы соорудили безумное гольф-поле из досок, старых водосточных труб и подков в заброшенном саду. Зловещие кривые поганки гроздями росли на пне. Лунно-серый кот смотрел на нас с крыши сортира. В заваленном хламом сарае мы нашли две клюшки, но – ни одного мячика. Еще мы нашли сломанный ткацкий станок и ржавый остов мотоцикла.
– А давай позырим в колодец? – Предложил Дин.
Колодец накрыт крышкой от мусорного бака. Сверху на крышке – стопка кирпичей; это меры предосторожности на случай, если младшая сестра Дина, Максин, решит в него упасть. Мы убрали кирпичи, один за другим.
– Иногда тихими безлунными ночами я слышу оттуда голос тонущей девочки.
– Ну конеееечно, Дин.
– Клянусь! Клянусь могилой моей бабушки! В этом колодце утонула маленькая девочка. На ней была эта дурацкая многослойная юбка, и поэтому она пошла ко дну раньше, чем кто-то успел спохватиться.
Описание Дина было слишком детальным, чтобы оказаться ложью.
– Когда? – Спросил я.
Дин убрал последний кирпич.
– Давным давно.
Мы посмотрели в колодец. Наши лица отразились в дрожащем зеркале воды. Внутри было тихо и прохладно, как в могиле.
– Там глубоко?
– Не знаю. – Слова упали вниз, в колодец, и эхо подбросило их обратно. – Однажды мы с Келли привязали свинцовый грузик к леске и стали опускать его, мы опустили его на пятьдесят метров, и даже после этого он так и не достиг дна.
Одна лишь мысль о падении в этот колодец заставила мою мошонку сжаться.
Сырые октябрьские сумерки сгустились вокруг колодца.
