Грэм Симсион - Проект Рози
— Ты изменился ради меня?
— Только в поведении.
Рози молчала какое-то время, очевидно, переваривая новую информацию.
— Дай мне минуту подумать, — сказала она. Я автоматически включил таймер на часах. И вдруг Рози расхохоталась. Я посмотрел на нее, озадаченный такой вспышкой веселья в момент принятия важнейшего решения.
— Часы, — сказала она. — Я попросила минуту, и ты включил таймер. Значит, Дон не умер.
Я ждал. И смотрел на часы. Когда осталось пятнадцать секунд, я начал готовиться к тому, чтобы услышать «нет». Что ж, мне уже нечего было терять. Я достал из кармана маленькую коробочку и открыл ее, демонстрируя купленное кольцо. И тут же пожалел о том, что научился читать по лицам, — потому что увидел лицо Рози и прочитал на нем ответ.
— Дон, — сказала она. — Это не то, что ты хочешь услышать от меня. Но — помнишь, в самолете ты сказал, что устроен по-другому?
Я кивнул. Я знал, в чем проблема. Фундаментальная, неразрешимая проблема моей сущности. Я старался спихнуть ее на задворки сознания с тех пор, как она вышла на поверхность в ходе моей схватки с Филом. Рози могла уже ничего не объяснять. Но она все-таки продолжила:
— Это то, что внутри тебя. Ты не можешь притворяться… Извини, начну сначала. Да, ты можешь вести себя безупречно, но если чувства нет внутри… Господи, я несу какую-то чушь.
— Твой ответ — «нет»? — произнес я, втайне надеясь на то, что хоть раз в жизни врожденное неумение читать по лицам сработает в мою пользу.
— Дон, ты ведь не любишь, так? — сказала Рози. — Ты не можешь любить меня по-настоящему.
— Джин диагностировал у меня любовь.
Теперь я знал, что он ошибся. Я просмотрел тринадцать мелодрам и не почувствовал ни-че-го. Хотя — не совсем так. Я чувствовал интригу, мне было любопытно и забавно. Но ни на один миг я не проникся любовными переживаниями героев. Я не пролил ни слезинки из-за Мег Райан, Мерил Стрип, Деборы Керр, Вивьен Ли или Джулии Робертс.
Я не мог солгать в столь серьезном деле:
— Если следовать твоему определению любви — нет.
Рози выглядела глубоко несчастной. Вечер обернулся катастрофой.
— Я думал, что перемены во мне сделают тебя счастливой, но вместо этого ты грустишь.
— Мне грустно, потому что ты не можешь полюбить меня. Ага?
Еще хуже! Она хотела, чтобы я полюбил ее. А я был неспособен на это.
— Дон, — сказала она, — не надо нам больше встречаться.
Я встал из-за стола и вышел в фойе ресторана, где меня не могли видеть ни Рози, ни другие посетители. Там стоял Ник, беседуя с мэтром. Он увидел меня и подошел.
— Могу я вам чем-то помочь?
— К сожалению, произошла катастрофа.
Ник разволновался, и я пояснил свою мысль:
— Личного характера. Никакой угрозы для окружающих. Могу вас попросить подготовить счет?
— Но мы вам еще ничего не подали, — сказал Ник. Он вгляделся в мое лицо. — Никакой платы, сэр. Шабли за счет заведения.
Он протянул мне руку, и я пожал ее:
— Думаю, вы сделали все от вас зависящее.
Я поднял взгляд и увидел входящих в ресторан Джина и Клодию. Они держались за руки. На моих глазах это случилось впервые за несколько лет.
— Только не говори, что мы опоздали, — весело произнес Джин.
Я кивнул, потом обернулся назад. Рози быстрым шагом направлялась к нам.
— Дон, что ты делаешь? — спросила она.
— Ухожу. Ты же сказала, что мы больше не должны видеться.
— Блин, — бросила она и тут заметила Джина и Клодию. — Ну а вы что здесь делаете?
— Мы приглашены на «Спасибо и праздничный ужин», — сказал Джин. — С днем рождения, Дон.
Он вручил мне сверток в подарочной упаковке и крепко обнял меня. Я расценил это как финальный шаг в мужском разговоре — означающий, что мой совет принят без ущерба для дружбы, и даже не поморщился от столь близкого контакта. Но на дальнейшее общение у меня уже не было сил. Мозг перегружен.
— У тебя что, день рождения? — спросила Рози.
— Совершенно верно.
— Мне пришлось попросить Елену уточнить дату, — сказал Джин, — но слово «праздничный» было подсказкой.
Обычно я не выделяю дни рождения из общей массы будней, но в этот раз я увидел подходящий повод для начала новой жизни.
Клодия познакомилась с Рози и добавила:
— Прошу прощения, кажется, мы пришли не вовремя.
— «Спасибо» кому? — Рози повернулась к Джину. — Спасибо тебе? Блин. Мало того что ты нас сосватал, так еще и выступал его тренером и попытался превратить его в себя.
Клодия тихо произнесла:
— Рози, это не Джин…
Джин положил руку на плечо Клодии, и она замолчала.
— Да, я тут ни при чем, — сказал он. — Кто просил его меняться? Кто сказал, что он идеально ей подойдет, если станет другим?
Рози еще больше расстроилась. Все мои друзья (за исключением бейсбольного болельщика Дейва) переругались. Это было ужасно. Я хотел повернуть время вспять и оказаться в Нью-Йорке, чтобы принять более мудрые решения. Но это было невозможно. Дефект в моих мозгах — из разряда неустранимых.
— Ты хоть понимаешь, на что он решился ради тебя? — не унимался Джин. — Загляни как-нибудь в его кабинет.
Он, вероятно, имел в виду мой распорядок дня и возросшую активность по проекту «Рози».
Рози вышла из ресторана.
Джин повернулся к Клодии:
— Извини, я перебил тебя.
— Кому-то же надо было это сказать, — ответила Клодия. Она посмотрела вслед стремительно удаляющейся фигурке Рози. — Похоже, все это время в моих советах нуждался совсем другой человек.
Джин и Клодия предложили подбросить меня до дома, но я устал от разговоров. Я отправился пешком, потом перешел на бег. Неплохо было бы успеть вернуться домой до дождя. Да и от ресторана хотелось бежать куда подальше. Новые ботинки выглядели вполне сносными, но вот в пиджаке и галстуке я чувствовал себя неуютно, хотя и было прохладно. Я стянул с себя пиджак — атрибут, на время впустивший меня в мир, к которому я не принадлежал, — и швырнул его в мусорный бак. За ним последовал и галстук. Но перед всем этим, повинуясь какому-то безотчетному порыву, я достал из петлички цветок дафны — и потом нес его в руке до самого дома. Начался дождь, и мое лицо было мокрым, когда я вошел к себе в квартиру.
34
Мы не допили вино в ресторане. Я решил восполнить дефицит алкоголя и налил себе текилы. Потом включил телевизор, компьютер и поставил «Касабланку» в быстрой перемотке, предприняв последнюю попытку разобраться с любовью. Мне был любопытен герой Хамфри Богарта, для которого бобы стали метафорой ничтожности его отношений с героиней Ингрид Бергман в масштабах всего мира, и он предпочел логику и благопристойность своим эгоистическим желаниям. Его душевные терзания и принятое в результате решение и сделали этот фильм таким глубоким. Но зрители проливали слезы вовсе не по этому поводу. Они любили друг друга, но не могли быть вместе. Я повторял это про себя как заклинание, пытаясь вымучить эмоциональную реакцию. Ничего не получалось. Но мне уже было все равно. У меня и своих проблем хватало.
