Хуан Гойтисоло - Особые приметы
— Мою посмотрите. Какова?.. Будьте спокойны, мух на потолке не считает.
— Это та, с которой ты познакомился в очереди в фильмотеку?
— Другая. Ту я давно бросил, месяца три уже… Эта мне больше нравится.
— Откуда она?
— Из Аргентины, а по происхождению англичанка. Родители послали ее в Париж учиться. Будет художником-керамистом.
— Поди пригласи ее. Мы в ателье дадим ей парочку уроков бесплатно.
— Сегодня она прийти не сможет.
— Почему?
— Съела вчера что-то и, видно, отравилась. Теперь лежит… Пришлось утром звонить врачу.
— Глядите, ребята! — вырвалось у Солера. — Вот это да! Лакомый кусочек!
По тротуару, лениво покачивая бедрами, шла мулатка, девушка лет шестнадцати, с формами взрослой, вполне сложившейся женщины. На ней была красная юбка в обтяжку и блузка, обнажавшая плечи.
— Voulez-vous boire quelque chose, mademoiselle?
— On vous offre le verre.
— Arrêtez-vous! Soyez gentille![89]
— Дешевка ты задрипанная… Ишь, задом-то так и крутит!.. Эй, мадемуазель!
— Ты что?
— Попробую догнать…
— Если уговоришь, с тебя причитается.
— Попытка не пытка.
Солер ринулся вслед за девушкой. Она шла в сторону церкви Сен-Жермен-де-Пре. У садика он с ней поравнялся. Со своего наблюдательного пункта на террасе Альваро видел, как Солер вьется возле мулатки, нашептывая таинственные комплименты, — галантный повеса былых времен, да и только! Но девушка даже головы не повернула, только прибавила шагу.
Мадридец вернулся из телефонной будки.
— Нет дома, — объяснил он. — Хозяйка пансиона говорит, что куда-то уехала.
— А в Клюни? Может, там отвалится?
— В Клюни — без толку. Сидит, наверно, в кино со своей сестрицей.
Солер и мулатка затерялись в толпе. По тротуару прошла белокурая девушка в терракотовых брючках и блузке.
— Mademoiselle, s’il vous plaît…
— Voulez-vous asseoir avec nous?[90]
— A где же Луис? — спросил мадридец.
— Не знаю. Пока что не видно.
Блондинка удалилась в сторону «Одеона». Гибралтарец, говоривший с андалузским акцентом, рассказывал про какую-то замужнюю француженку. Она служит в бюро путешествий. У него с ней налаженная прочная связь. Энрике, силясь подавить зевок, предложил андалузцу пригласить француженку в ателье. Андалузец ответил, что она, к сожалению, собой не располагает.
— Муж начал догадываться, что дело нечисто, и в конце рабочего дня заходит за ней.
— Как же вы тогда устраиваетесь?
— Я ее поджидаю в обеденный перерыв, и мы идем в гостиницу.
— Слушай, — осенило Баро. — Уж не потому ли ты так исхудал?
— Исхудал? И смех и грех. Я ведь на два фронта работаю.
— Да ну?
— Вот те и ну. У меня еще итальянка имеется. На всякий пожарный случай.
— Этак и сплоховать недолго.
Мимо террасы прошла шатенка, красавица, под руку с негром. У пешеходной дорожки затормозила машина с открытым верхом, битком набитая белокурыми девушками. Мадридец только присвистнул.
— Подходящий товарец. Нам бы таких пяток — в самый раз. Не понимаю, чего этот Луис нас тут манежит… Куда он пошел за ключом, не помнишь?
— Слушай, тебя, кажется, окликнули, — перебил его Баро.
— Меня?
— Да, тебя. Гарсон зовет.
— Мосье Алонсо?
— Смотри-ка, правда… Кто бы это мог быть?
— Датчанка, наверно.
— C’est vous monsieur Alonso?
— Oui.
— On vous apelle au téléphone[91].
Мадридец исчез в дверях бара. Мгновение спустя из толпы прохожих вынырнул Солер. На его губах играла победоносная улыбка. Мулатки рядом с ним не было.
— Как дела, ребята?
— Ну что, послала тебя к чертовой бабушке?
— К чертовой бабушке? — Солер вынул из кармана исписанный клочок бумаги. — А этого не хочешь?
Он сунул им бумажку под нос и тут же аккуратно ее сложил и спрятал.
— Что это?
— Ее адрес. Завтра в одиннадцать утра я ей звоню.
— Да ты покажи хоть получше. Мы же ничего не разобрали.
— Нашел дурака! Чтоб списать телефон и самому позвонить?
— Не трави, знаю я эти байки. Спорю, что она тебя отшила.
— Спорь не спорь, дорогуша, а девочка эта моя как пить дать… Адрес записан, фамилия, чего еще надо?…
— Раз ты ее так покорил, — съехидничал Баро, — ты б ее сюда привел, а?
— Ее ждет подруга, они договорились встретиться. Неловко же так сразу… Уж будь спокоен, я не я буду, если мы с ней завтра утром не отправимся в одно местечко.
— А что это за местечко?
— Ну уж это, позвольте, никого, кроме нас с ней, не касается.
Показался наконец мадридец, он шел, лавируя между столиками. Лицо у него было кислое.
— Датчанка звонила?
— Нет, Луис.
— Чего он там копается?
— Не знает, куда задевал ключ… Вроде бы отдал привратнице, чтобы она уборку сделала, а у привратницы заперто.
— Вот дьявол! — вырвалось у Энрике. — Теперь что будем делать?
— Он сказал, что поищет привратницу, может, она в баре сидит. Она другой раз днем заходит туда посидеть.
— Провели вечерок! — отозвался Баро. — А я только было разогнался… Слушай, а он не врет?
— Насчет чего?
— Насчет ключа. Темнит он, по-моему.
— Нет, — возразил мадридец. — Я эту норвежку знаю. Ингой зовут… А кроме того, я там был, в этом ателье, как-то разок заскочил с Луисом.
— Подходящая обстановочка?
— Лучше не придумаешь… Четыре дивана и бар, огромный, вот этакий, весь бутылками набит…
— Да, кадришек бы нам теперь парочку-другую.
— Видал? Вон идет… Мадемуазель!
— Voulez-vous boire un verre?[92]
Девушка прошла мимо них, поднялась по ступенькам террасы и остановилась перед их столиками. Ее лицо выражало беспредельную скуку, но это лишь придавало ей очарование.
— Salut[93], — произнесла она, глядя на Альваро.
— О! Ты с ней знаком?
— Les copains dont je t’avais parlé[94]. Мишель, моя приятельница.
Их учтивые ответы слились в дружный хор. На секунду воцарилось восхищенное молчание. Мишель была одета в старенькие шорты и короткую, выше пояса, кофточку. В промежутке виднелся смуглый живот с мягко выступающим завитком пупка.
— Assieds-toi.
— Je suis morte, — проговорила она. — Qu’est-ce que je pourrai boire?
— Je ne sais pas. Un rhûm?
— J’ai déjà vidé une demi bouteille à la maison.
— Alors prends un café.
— Un rhûm double avec beaucoup de glace, — заказала она. — Oh, ne m’approche pas, je t’en supplie!.. Il fait si chaud!.. Je voudrais être toute nue…
— Attend qu’on soit à l’atelier.
— Pendant le trajet en taxi j’ai décidé d’épouser un Esquimaux. Ça doit être marrant de faire l’amour sur la glace, tu ne crois pas?
— J’ai jamais essayé.
— Tu devrais. Je suis sûre qu’à Paris il y a des endroits où on peut baiser dans des chambres frigorifiées. Sûre et certaine.
— Je ne suis pas convaincu que le froid est bon pour l’homme, tout à moins sur ce plan là.
— Mais, au contraire, c’est excitant, voyons… C’est un truc connu… Le froid endurcit le sexe… C’est la chaleur qui le ramollit[95].
Мимо террасы неторопливо прошли, чуть покачивая бедрами, две изысканно одетые девушки. Вся компания впилась в них глазами. Мишель, проследив за взглядами мужчин, неприязненно поморщилась.
— Черт побери!.. Вот таких бы курочек нам в ателье с полдюжины — и живем…
— Что толку, ключа-то нет…
— Он сказал, что позвонит еще раз.
— А ты ему верь побольше, паршивцу. Как-то мы с ним договорились встретиться в «Мабийоне», он обещал сводить меня на новую картину Ивенса. И не пришел, скотина!
Официант подал двойной ром. Мишель выпила его залпом, с жадностью, от которой мужчинам стало не по себе, и заказала снова двойной.
— Je voudrais encore plus de glace[96].
— Вот дает! — изумился Баро. — Видал? С одного маху — и не поморщилась!
— Qu’est qu’il dit?
— Rien.
— C’est pas vrai. — Мишель уставилась на Баро с выражением тихой ярости. — Il parle de moi.
— Il a été surpris de ta façon de boire.
— Je n’aime pas qu’on me regarde comme ça. Je déteste le regard surnois des gens des pays sous-développés. Dis-lui que je suis lesbienne[97].
— Она говорит, что предпочитает спать с женщинами.
— L’autre jour j’ai eu un Algérien toute la journée à mes trousses. Il me suivait partout, il me pelotait… Il était tellement collant qu’il a fini par m’avoir l’usure[98]…
Официант во второй раз поставил на стол двойной ром. Одним глотком Мишель выпила половину рюмки.
— Bon, — сказала она. — Qu’est-ce qu’on fait ici?
— On attend celui qui a les clefs de l’atelier.
— Il doit venir tout de suite[99], — заверил мадридец.
— J’ai chaud. Je voudrais me foutre à poil[100].
— Надо бы сходить узнать, что там у него стряслось, — заметил андалузец.
— Возьми и сходи, — отрезал Энрике.
— Так по-дурацки терять время! — злился Солер. — Где, ты говоришь, эта его студия?
— На улице Сент-Андрэ-дез-Ар.
— Monsieur Alonso au téléphone![101]
— Иди скорей. Это Луис.
Мишель допила ром и подозвала гарсона.
— Encore la même chose.
— Tu vas te saoûler.
