Дирк Уиттенборн - Жестокие люди
Осборн, причмокивая, отхлебнул бренди.
– Мне бы хотелось, чтобы бы ты учился в колледже Сейнт-Марк. За мой счет. – Это, конечно, был не мотоцикл, но таким образом можно было сбежать из Флейвалля. Я был первым и единственным получателем стипендии, учрежденной Огденом К. Осборном. И мама не имела к этому никакого отношения – сначала она изумилась, а потом так обрадовалась, что кинулась обнимать старика, опрокинув при этом стакан с водой.
– Благодарю вас, – сказал я, пожимая ему руку.
– Да не за что, Финн. Мне пришлось всего лишь пообещать им отстроить новую библиотеку. Брюс потрепал меня по щеке и радостно заметил, что теперь я буду жить в том же общежитии, в котором раньше жил он. А Осборн намекнул, что у него есть одно условие.
– Лиз, надеюсь, ты не подумаешь, что я слишком много себе позволяю, но мне бы хотелось самому отвезти Финна в колледж и проследить за тем, как он там устроится. Мы поедем с ним вдвоем, согласна?
Мой успех был и ее успехом тоже, и она, конечно, жаждала разделить мой триумф. Но мама боялась, что Осборн передумает.
– Разумеется, согласна. В любом случае, мне нужно будет уехать. Но пообещайте, что вы привезете фотографии.
Потом, когда мама поцеловала его в щеку на прощание, я услышал, как он прошептал ей на ухо:
– Завтра утром, когда откроются торги, покупайте все акции – сколько сможете. В пятницу, когда их цена достигнет тридцати семи долларов, продавайте. А когда она упадет до семнадцати, опять покупайте.
31
Первого сентября частный самолет Осборна приземлился в аэропорту города Фремингхема, штат Массачусетс. Пока мы выруливали по взлетной полосе, я заметил, как из другого самолета выходил какой-то парень. Мой благодетель пояснил, что это принц из Саудовской Аравии, которого выпроводили из фешенебельной гостиницы за то, что в своей ванной зарезал овцу – хотел отпраздновать окончание месяца рамадан.
Осборн взбесился из-за того, что лимузин, который он вызвал для того, чтобы доехать двадцать восемь миль до колледжа, еще не прибыл на место. Он отправился в контору, чтобы задать им перцу. Я тем временем помог пилотам разгрузить мой багаж. У меня с собой было два костюма, смокинг и три пиджака на каждый день, сшитые личным портным Осборна. Все мои вещи были уложены в шикарный дорожный набор известной французской фирмы, который подарил мне на прощание Брюс. Когда прилетаешь на частном самолете, новые вещи уже не выглядят подозрительно.
Старик помахал мне из окна закусочной, которая находилась рядом с вокзалом. Нам нужно было подождать машину. Он заказал нам черничный пирог с мороженым. На прилавке стоял немилосердно орущий телевизор. Люди внимательно нас разглядывали. Я решил, что они узнали Осборна, а может, были поражены тем, что мы прилетели на собственном самолете. Не исключено также, что их поразил мой чемодан. Они смотрели на нас так, как я сам раньше глазел на тех, кто был богаче меня. Вдруг я вспомнил, как в то утро, когда мы смотрели папин фильм, Брюс уверял всех, что все сводится к принципу «трахать и убивать».
Теперь мне уже не казалось, что я самозванец. Я действительно им стал. Пирог был не очень вкусный, а вот мороженое – вполне. Осборн стал выковыривать кусочек пирога из зуба золотой зубочисткой, а потом достал портфель.
– У меня для тебя есть прощальный подарок.
– Вы и так много для меня сделали.
– Позволь мне самому решать. – Он вытащил из сумки сверток, обернутый в дорогую бумагу. Пахло от него как-то странно – как будто там сидело какое-то животное. Потом старик развернул его, и надел свой подарок мне на голову. Люди, хихикая, стали на нас оглядываться. У меня на голове красовался убор шамана племени яномамо, сделанный из хвоста обезьяны и перьев попугая. Когда я увидел себя в зеркало, то расхохотался, а когда оглянулся на Осборна, то увидел, что по его морщинистому лицу стекает слеза. Я решил, что он плачет потому, что ему будет меня хватать, но потом заметил, что его печальный взгляд прикован к экрану телевизора, стоящему на прилавке. Момент стал менее душещипательным: я заметил, что в новостях показывают, как Майю арестовали в Филадельфии. Двое дюжих парней в куртках с эмблемой ФБР подхватили ее под руки. Осборн дал водителю лимузина сто долларов, чтобы тот помог мне устроиться в общежитии, и засеменил к самолету по асфальтированной взлетной полосе. Потом обернулся, помахал мне и крикнул:
– Я позвоню тебе, когда узнаю, что происходит, черт возьми!
– Скажите Майе… – крикнул я ему вслед. Он уже поднимался по трапу самолета, а я все еще раздумывал, как облечь мои чувства в слова.
32
Когда мы приехали на место, то еще полчаса разыскивали мое общежитие. Я заявил водителю, что его помощь мне не нужна, и сам затащил наверх свои чемоданы. Мое новое жилище представляло собой старое кирпичное здание. Его построил сынок того парня, который догадался, как производить презервативы из резины. В табличке, которая висела на стене здания, ничего не говорилось о том, как он заработал деньги. Просто Осборн как-то показал мне фотографию этого короля презервативов, когда мы просматривали снимки. Он был сфотографирован на велосипедных гонках в Мэдисон-скуэр-гарден. Хотите верьте, хотите нет, но он назвал своего сына Рамзес. Я стал думать об этом не только потому, что по пути из аэропорта, сидя на заднем сиденье лимузина, проглотил несколько припасенных таблеток и запил их водкой. Дело в том, что я боялся думать о Майе – мне казалось, что если я дам слабину, то сразу начну рыдать.
Моя комната находилась на четвертом этаже. Я потащился по лестнице, на каждой ступеньке задевая чемоданом, который стоил две тысячи долларов, железные перекладины. Меня это развлекало. Было приятно портить что-то по-настоящему дорогое.
– Бонджорно, Финнито! – Я взглянул наверх. Действительно, Джакомо сто раз говорил, что учится в Сейнт-Марк! Он был обут в кроссовки от «Гуччи», на которые налепил резиновые заплаты, и поигрывал футбольным мячом. Вдруг в коридор вылетело перышко пены для бритья, которое чуть не упало ему на голову.
– Porco dio! – завопил он, закидывая мяч в комнату, в которой происходила пенная битва. – Сосите у меня, пейзаны!
Мяч вылетел обратно в коридор. В ответ закричали: «Съешь меня, Гидо!». Джакомо повернулся ко мне.
– Мы с тобой будем жить вместе. Комната – в конце коридора. Это, конечно, не отель «Ритц», но у нас есть два окна. – Он взял у меня одну сумку и ударил по мячу, чтобы я отбил его. Но у меня было не самое игривое настроение.
Потом один из «пейзанов», по имени Роури, схватил меня за плечо.
– Ты ведь бойфренд Майи Лэнгли, так? – Не успел я утвердительно кивнуть, как он добавил:
– Ну и как, тебе понравилось жарить пироманку? Не слишком горячо было?
– Закрой рот!
– Не будь дураком. Тебе здесь тяжело придется, если ты шуток не понимаешь.
Я резко обернулся, чтобы дать ему ногой в пах, но вместо этого задел футбольный мяч, который угодил ему прямо по носу. Роури согнулся, закрыв лицо руками. Ему удалось растравить мои раны, и это только подогрело мою ярость. Я выбивался из сил, когда тащил по лестнице два чемодана, украшенных коваными деталями, теперь же без труда раскручивал их над головой, планируя обрушить их на его череп. Роури заметил это. Кровь хлестала из его носа, словно из бочки, из которой вытащили пробку.
– Господи, ты что, с ума сошел?
Все остальные одиннадцать человек, которые жили на этом этаже, высунули головы из своих комнат и стали наблюдали за тем, что происходит в коридоре. Нет никакого сомнения, что я разбил бы ему лицо, если бы не вмешался комендант.
– Ты нужен нашей футбольной команде!
Как это ни странно, но на нашей планете есть всего два места, где жестокость делает тебя популярным. Во-первых, это та область Южной Америки, где живут яномамо, и, во-вторых, закрытая частная школа.
Если бы наша комната была тюремной камерой, то ее можно было бы назвать просторной. Она имела восемь футов в ширину и четырнадцать – в длину. Там стояли два стола и две кровати. И еще в моей комнате проживал итальянец, который не стеснялся дрочить при включенном свете. Я бы обязательно попросил, чтобы меня перевели в другую комнату, если бы Джакомо не предложил в первую же ночь, когда выключили свет:
– Слушай, Финн! А может, нам позвонить Брюсу? Наверняка он может сказать тебе, что сейчас с Майей. – Я как раз дожидался, когда он заснет, чтобы поплакать.
– Великолепная идея! Правда, у нас нет телефона, тебе не кажется? – У кафетерия стояла телефонная будка, которой могли пользоваться студенты, но на ночь ее закрывали. Воспитатель сказал, что я могу пользоваться его телефоном, если захочу поговорить с мамой. Я вежливо отказался. Мне также приходилось уже раздумывать о побеге, но я забраковал эту идею. Если это не удалось Майе, то у меня и подавно не получится.
