Пол Боулз - Под покровом небес
Проголодавшись, она встала, подняла чемодан и двинулась вдоль скал по едва намеченной тропке, протоптанной, может быть, козами и шедшей параллельно городской стене. Взошло солнце; она почувствовала его тепло на затылке и шее. Накинула на голову платок. Вдалеке слышались шумы города: лязги, выкрики, лай собак… Через какое-то время она прошла под плоской аркой ворот и снова оказалась в городе. Никто ее не замечал. Рынок был полон черных женщин в белых одеждах. Она подошла к одной из женщин, взяла у нее из руки банку пахты и выпила. Женщина стояла, ждала, когда покупательница расплатится. Нахмурившись, Кит нагнулась к чемоданчику, открыла. Вокруг столпились еще несколько женщин, некоторые с детьми, угнездившимися на спинах; все стоят, смотрят. Она вытянула из пачки тысячефранковую банкноту, протянула. Но женщина лишь уставилась на незнакомую бумажку и развела руками, отказываясь взять. Кит продолжала совать ей деньги. Когда владелица товара поняла, что других денег ей не предложат, она подняла крик, призывая полицию. Смеющиеся женщины с готовностью подступили, кто-то из них схватил предложенную купюру, стали рассматривать, но в конце концов отдали обратно Кит. Их язык звучал певуче и незнакомо. Гарцуя, мимо процокал копытами белый конь, верхом на котором сидел высокий негр в форме цвета хаки, его лицо было испещрено шрамами, как покрытая резьбой деревянная маска. Кит вырвалась от женщин и простерла к нему руки, ожидая, что он поднимет ее к себе в седло, но он лишь искоса на нее посмотрел и проехал мимо. К группе зевак присоединились несколько мужчин, они стояли от женщин обособленно, ухмылялись. Один из них, увидев в ее руке деньги, подошел ближе и принялся рассматривать ее и ее чемодан с нарастающим интересом. Подобно всем другим, он был высок, строен и очень черен; через плечо у него был перекинут потрепанный бурнус, но, помимо этого, его костюм включал в себя пару грязных белых брюк европейского покроя, что отличало его от других, одетых в туземное исподнее. Подойдя к ней, он тронул ее за локоть и что-то сказал по-арабски; что именно, она не поняла. Потом говорит:
– Toi parles français?[142]
Она не шевельнулась: просто не знала, что делать.
– Oui,[143] – в конце концов все же вымолвила она.
– Toi pas Arabe,[144] – определил он, осмотрев ее.
Повернувшись к толпе, он объявил, что дама француженка. Все на несколько шагов отступили, оставив его и Кит в центре круга. После этого женщина снова стала требовать денег. Кит, с зажатой в руке тысячефранковой купюрой, по-прежнему стояла неподвижно.
Мужчина вынул из кармана несколько монет и бросил их рассерженной владелице товара, та пересчитала их и медленно отошла. Другие расходиться не спешили: вид француженки, одетой как арабка, их заинтриговал. Мужчине это не понравилось, он стал их с негодованием расталкивать – дескать, у вас что, своих дел нет? Он взял Кит за руку и мягко потянул.
– Здесь нехорошо, – сказал он. – Пойдем-ка.
Взяв у нее чемодан, повел через рынок – мимо куч овощей и соли, мимо шумливых покупателей и торговцев.
Когда они миновали колодец, где женщины набирали воду в кувшины, она попыталась от него сбежать. Через минуту жизнь станет полной боли. Слова уже возвращаются, а из-под словесной обертки того и гляди полезут мысли. Жаркое солнце высушит их; их надо бы держать внутри, в темноте.
– Non![145] – вскричала она, вырывая у него свою руку.
– Мадам, – проговорил мужчина укоризненно. – Пойдемте, сядем.
Опять она позволила ему куда-то тащить себя сквозь толпу. Пройдя весь рынок, они вошли под аркаду, в тени которой скрывалась дверь. В коридоре было прохладно. В конце его, подбоченясь, стояла толстая женщина в клетчатом платье. Не успели они толком войти, как она визгливо закричала:
– Амар! Ты кого сюда тащишь? Это что еще за saloperie?[146] Сколько раз тебе говорить: я запрещаю водить в мою гостиницу местных женщин! Ты что, пьян? Allez! Fous-moi le camp![147] – И она с грозным видом двинулась к ним.
На мгновение растерявшись, мужчина потерял контроль над подопечной. Кит машинально развернулась и пошла к двери, но он кинулся за ней и снова схватил ее за локоть. Она попыталась вырваться.
– Она понимает по-французски? – удивилась женщина. – Ну что ж, тем лучше. – Тут она увидела чемодан. – А это что? – спросила она.
– Да вещи же! Ее. Она француженка, – объяснил Амар с обидой в голосе.
– Pas possible,[148] – усомнилась женщина. Подошла ближе и окинула Кит внимательным взглядом. В конце концов снизошла: – Ah, pardon, madame.[149] Но в этой одежде вы… – Окончание фразы повисло в воздухе, но потом в голосе хозяйки снова зазвучало подозрение: – У меня, знаете ли, приличная гостиница! – Какое-то время она колебалась, затем, пожав плечами, неохотно разрешила: – Enfin, entrez si vous voulez.[150] – И отступила в сторону, давая дорогу Кит.
Кит, однако, все это время яростно пыталась высвободиться. Мужчина не отпускал.
– Non, non, non! Je ne veux pas![151] – истерически кричала она, царапая его руку. А потом обвила свободной рукой его шею и, всхлипывая, положила голову ему на плечо.
Хозяйка в изумлении на нее уставилась, потом перевела взгляд на Амара. Ее лицо потемнело.
– О нет, забери-ка ты ее отсюда! – снова нахмурившись, сказала она. – И отведи в тот бордель, откуда взял. Et ne viens plus m’emmerder avec tes sales putains! Va! Salaud![152]
Снаружи солнце, казалось, стало еще свирепее. Мимо потянулись глинобитные стены и лоснящиеся черные лица. Воистину, нет предела скучному однообразию этого мира.
– Я устала, – сказала она Амару.
И вот они уже сидят рядом на длинном диване в унылой комнатенке. Подходит негр в феске, вручает каждому по стакану кофе.
– Я хочу, чтобы все это кончилось, – очень серьезно сказала она им обоим.
– Oui, madame,[153] – сказал Амар и похлопал ее по плечу.
Она допила свой кофе и легла у стенки, глядя на мужчин из-под полуприкрытых век. Они о чем-то говорили, говорили – бесконечно. О чем, ей было не интересно. Когда Амар встал и вместе с другим негром куда-то вышел, она подождала, пока их голоса стихнут, и тогда тоже вскочила и выбежала через другую дверь. За дверью оказалась лесенка наверх. На крыше стояла такая жара, что у нее перехватило дух. И мухи, мухи вокруг нее повсюду, их жужжание почти заглушало неясный гомон, доносившийся с рынка. Она села. Еще минута, и она начнет плавиться. Она закрыла глаза, и мухи быстро-быстро заползали по ее лицу, садясь, взлетая и опять садясь с неистовой настырностью. Она открыла глаза и увидела большой город, окружающий ее со всех сторон. И каскады слепящего, искрящегося, чуть ли не скворчащего света, падающего на крыши, крыши, крыши… бесконечные террасы крыш.
Мало-помалу ее глаза привыкли к этой ужасной яркости. Она стала различать предметы, лежащие на глиняном полу поблизости: какие-то тряпки; высохший трупик странной серой ящерицы; выцветшие, раздавленные спичечные коробки и комочки белых куриных перьев, склеенных вместе запекшейся темной кровью. Она куда-то должна была идти; вроде бы кто-то ждет ее. Как сообщить этим людям, что она опаздывает? Потому что насчет этого сомнений быть не может: она, конечно же, явится гораздо позже оговоренного срока. Тут она вспомнила, что не отправила телеграмму. Но в этот момент из маленькой дверцы вышел Амар и направился к ней. Она с усилием встала на ноги.
– Подождите здесь, – сказала она, протиснулась мимо него и юркнула в помещение, потому что на солнцепеке чувствовала себя совершенно больной.
Мужчина посмотрел на бланк, потом опять на нее.
– Куда вы хотите это послать? – повторил он.
Она недоуменно затрясла головой. Он подал ей бланк, на котором она увидела слова, написанные ее рукой: «НЕ ЗНАЮ КАК ВЕРНУТЬСЯ». Мужчина на нее смотрел во все глаза.
– Это неправильно! – вскричала она по-французски. – Мне надо кое-что добавить.
Но мужчина по-прежнему не сводит с нее глаз – нет, он не сердится, но словно чего-то ждет. У него маленькие усики и голубые глаза.
– Le destinataire, s’il vous plait,[154] – снова сказал он.
Она опять пихнула лист бумаги ему, потому что слова, которые следовало добавить, никак не шли ей в голову, а телеграмму хотелось послать немедленно. Но она ясно видела, что отправлять ее он не собирается. Вытянув руку, она дотронулась до его лица, коротко потрепала по щечке.
– Je vous en prie, monsieur,[155] – умоляюще проговорила она.
Их разделял прилавок; мужчина отступил, теперь ей стало до него не дотянуться. Тогда она выбежала на улицу, где стоял чернокожий Амар.
– Быстрее! – крикнула она, не останавливаясь.
