Джон Берендт - Полночь в саду добра и зла
К допросу Уильямса приступает Лоутон. Джим смотрит на окружного прокурора с нескрываемым вызовом.
– Согласно вашим показаниям, вы с Хэнсфордом время от времени имели половые контакты, – говорит Лоутон. – Это верно?
– М-м-м-мм.
– И вы искренне полагаете, что такой секс – вполне нормальное явление.
– Видите ли, это не только вполне нормальное явление. В то время, когда я его знал, Дэнни зарабатывал на жизнь проституцией, предлагая себя за деньги всем желающим.
– Именно так, – подтверждает Лоутон. – Все верно. Итак, он был уличным мальчишкой с четырнадцати лет. Вы это знали?
– О, да.
– Его исключили из школы в восьмом классе, а к моменту смерти ему было около двадцати лет, так?
– Двадцать один год. Дэнни был уже совершеннолетним.
– Естественно, я не стану оспаривать ваше право иметь такие половые отношения, какие вы находите приемлемыми. Но вам было пятьдесят два года, а ел двадцать один. Это что, нормальные естественные отношения?
– М-м-м-ммм. Видите ли, мне действительно пятьдесят два года, но Дэнни столько испытал на своем веку, что по опыту он был гораздо старше.
– У меня нет больше вопросов, – говорит Лоутон. Благодарю вас.
Уильямс выбрал явно не те слова, которых ожидал от него Зейлер, но искренность, с которой он говорил, неi позволит Лоутону вызвать в суд двух приятелей Хэнсфорда для опровержения показаний Уильямса. По мнению Зейлера в этом залог успешного исхода процесса.
Во время перерыва Зейлер сказал мне, что судья Оливер – старый и усталый человек, который больше всего на свете боится нового протеста Верховного суда и нового пересмотра дела и поэтому позволил защите привлечь больше свидетельств о склонности Дэнни Хэнсфорда к насилию, чем их было привлечено к разбирательству в прошлый раз.
– Мы не получили бы и половины таких возможностей, будь судья помоложе и поэнергичнее, – говорит Зейлер.
Барри Томас, бригадир из мастерской Уильямса, как раз один из тех свидетелей, которые должны дать показания о склонности Хэнсфорда к насилию. Томас, хрупкого сложения шотландец, вспоминает, как за два месяца до смерти Дэнни Хэнсфорд без всякой видимой причины напал на него в Мерсер-хауз.
– Дело было в конце рабочего дня, – рассказал Томас, – я собирался домой и уже шел к двери, когда услышал сзади чьи-то шаги. Я обернулся и увидел, что ко мне приближается мистер Хэнсфорд. Он подбежал и ударил меня в живот. Джим оттащил его в сторону и обратился ко мне: «Лучше уходи, Дэнни не в себе». Через пару дней мистер Хэнсфорд извинился за то, что ударил меня, и предложил мне стукнуть его в живот, но я отказался. Я до сих пор не могу понять, почему он на меня напал. Видимо, таков был его характер.
Томас спускается с трибуны и направляется к выходу. В коридоре чья-то рука хватает его за ухо. Он вскрикивает от боли, и дверь закрывается. Я выхожу в коридор и вижу, что за ухо беднягу держит Минерва.
– Зачем ты это сказал? – шипит она.
– Сказал что? – спрашивает Томас, стараясь оторвать руку Минервы от своего уха.
– Зачем ты наговорил все это про мертвого мальчика? – спрашивает женщина, снова дергая Барри за ухо. – Зачем ты это сказал?
– Потому что это правда, – отвечает Томас. – Он ударил меня в живот без всякой причины.
– Это не имеет никакого значения, – утверждает Минерва и отпускает злополучное ухо. – Ты снова разозлил мальчика. Теперь его надо успокоить.
– И что ты от меня хочешь?
– Хочу, чтобы ты дал мне пергамент. И еще ручку, чтобы в ней были красные чернила. И… погоди, дай я подумаю. Ножницы! Мне нужны ножницы. Еще мне нужны свечка и Библия. Только поживее!
– Пергамент? – ошарашенно переспрашивает Томас. – Где я его на…
Минерва снова хватает его за ухо.
– Я знаю, где вы можете взять Библию, – говорю я, выступая вперед. – В мотеле напротив.
За пять долларов клерк мотеля выдает нам Библию и свечу. В писчебумажном магазине Фридмана Томас покупает красный фломастер и пачку веленевой бумаги, которая больше всего подходит как замена пергамента. Когда Барри начинает расплачиваться, Минерва останавливает его.
– Положи деньги на прилавок, – говорит она. – Клади, не могу же я вечно держать твою руку. Поцелуй деньги, прежде чем положить, тогда они снова вернутся к тебе.
Томас послушно целует купюру и кладет ее на прилавок. Оказавшись снова в машине Томаса, Минерва раскладывает на заднем сиденье свои причиндалы.
– Поезжай-ка поближе к воде, – велит она.
Томас подчиняется и ведет машину по крутому спуску к Ривер-стрит. Мы едем по эспланаде – с одной стороны доки, с другой – старые склады. Минерва показывает пальцем на старинную трехмачтовую шхуну.
– Езжай туда.
Томас останавливает машину под самым бушпритом, Минерва зажигает свечу и начинает непонятный речитатив. Одновременно она красным фломастером пишет на веленевой бумаге фразы из Библии. Покончив с этим делом, она рвет бумагу на мелкие квадратики, зажигает свечу и начинает сжигать клочки бумаги один за другим. Хлопья пепла разлетаются, как снежинки, по салону машины.
– Возьми эти три клочка, которые я не сожгла, – говорит она Томасу, – и скажи мистеру Джиму, чтобы он положил их себе в ботинки.
В этот момент я вдруг понимаю, что при этой сцене присутствуют не три человека, а четыре. На улице, буквально в футе от моего лица, стоит полицейский и с любопытством заглядывает в машину.
– Мэм? – произносит он.
Минерва держит горящую свечу перед своим носом и сквозь пурпурные очки в упор смотрит на стража порядка.
– А-а-а-а-а-аааах! – выдыхает она, засовывает горящую свечу себе в рот и смыкает губы. Щеки ее начинают светиться, как волшебный фонарь. Впечатление такое, что кожа раскалилась докрасна. Свеча гаснет, и Минерва протягивает ее полицейскому. – Мы больше ничего не жжем, – говорит она и хлопает Томаса по плечу. Мы отъезжаем. В зеркале виден полицейский – он стоит со свечой в руке и тупо смотрит, как мы сворачиваем за угол.
Я возвращаюсь в зал суда. На месте свидетеля дает показания психиатр. Он рассказывает, что в детстве Дэнни Хэнсфорд был «задерживальщиком дыхания». Это значит, говорит он, что, когда Дэнни что-то хотел получить от матери, он задерживал дыхание до тех пор, пока не начинал синеть и терять сознание.
Минерва не будет допрошена в качестве свидетельницы защиты. Она только что заметила, что знает одного из присяжных, а он знает ее.
– Я поработала с ним, – говорит она, – и он стал, как псих.
Минерва так и не сказала, что она сотворила с бедолагой и зачем.
Сегодня дает показания свидетель защиты доктор Ирвинг Стоун – судебно-медицинский эксперт из Далласа. Стоун рассказывает о продуктах выстрела и других вещах, о которых мне говорил Зейлер. Слова доктора Стоуна подтверждает патологоанатом доктор Бертон из Атланты, который был свидетелем на прошлом процессе. Участвует он в суде и на этот раз. Однако мне более интересным показался разговор этих профессионалов в коридоре, когда они ожидали вызова на свидетельскую трибуну.
– После той катастрофы в Дельте мне пришлось идентифицировать триста пятьдесят семь трупов, – говорит доктор Стоун. – По тридцать в сутки. Вся работа заняла двенадцать дней.
– Ничего себе, – удивляется Бертон. – Отличный темп. И сколько ты идентифицировал по отпечаткам пальцев?
– Семьдесят пять процентов.
– А по зубным протезам?
– Точно не помню, процентов десять, наверное. Но самый шик был с водителем ритма.[18] Я записал его серийный номер и позвонил на завод, где мне дали имя владельца.
Своих главных свидетелей Зейлер припас на самый конец процесса.
Ванесса Блэнтон, брюнетка двадцати пяти лет, официантка из ресторана. Говорит, что жила на Монтрей-сквер и помнит, как видела молодого человека с пистолетом, стрелявшего по деревьям, приблизительно за месяц до убийства Дэнни Хэнсфорда. Она не знала, что этот инцидент имел какое-то отношение к процесс Уильямса до тех пор, пока один из помощников Сонни Зейлера не услышал, будучи в их ресторане, как она рассказывает о том случае своей подруге. Зейлер прислал ей повестку. Ванесса Блэнтон занимает свое месте на свидетельской трибуне.
– Мы закрывали ресторан в два тридцать, я села в машину и поехала прямо домой. Я направлялась к парадной двери своего дома, когда услышала выстрел. Я оглянулась и увидела у дома мистера Уильямса молодого человека в джинсах и футболке с пистолетом в руке. Пистолет был направлен на деревья. Парень выстрелил еще раз.
– Что вы стали делать после этого? – спросил Зейлер.
– Открыла дверь парадного и еще раз оглянулась. Молодой человек шел в подъезд дома мистера Уильямса. Я еще подумала, стоит ли вызывать полицию, но, пока я размышляла, полиция уже приехала. Их машины я видела уже из окна.
Спенсер Лоутон понимает, что свидетельство Ванессы Блэнтон – серьезный удар по его версии событий третьего апреля. Он пытается поставить под сомнение способность свидетельницы в темноте разглядеть такие мелкие детали, как цвет джинсов, возраст и пистолет в руке. Но Ванесса твердо стоит на своем. Второй сюрприз Зейлера – Дайна Смит, блондинка тридцати пяти лет. В тот день, когда был застрелен Дэнни Хэнсфорд, она приехала погостить в Саванну к своему двоюродному брату из Атланты и остановилась в доме брата на Монтрей-сквер. После двух часов ночи она вышла на площадь и села на скамейку подышать свежим ночным воздухом.
