Николас Спаркс - Дорогой Джон
Вскоре после ужина Саванна наконец поднялась уходить. Тим проспал большую часть дня, и по осторожному, нежному прощальному поцелую я догадался — его жена надеется, что ночью больной тоже будет спать хорошо. Поцеловав мужа еще раз, Саванна мягко сжала его руку и кивком показала мне на дверь. Мы тихо вышли.
— Пойдем к машине, — сказала она в коридоре.
— Ты вернешься?
— Завтра. Если Тим проснется, я не хочу, чтобы он чувствовал себя обязанным бодрствовать и говорить со мной. Ему нужен отдых.
— А как же Алан?
— У него есть велосипед. Он приезжает сюда каждое утро и возвращается домой поздно вечером. Он не поедет с нами, даже если я попрошу. С ним все будет в порядке. Он ездит этим маршрутом уже несколько месяцев.
Вскоре мы выехали с больничной стоянки и присоединились к плотному вечернему потоку машин. Небо наливалось темно-серым цветом, на горизонте клубились тяжелые тучи, предвещая грозу, к которым я привык на побережье. Саванна, занятая своими мыслями, говорила мало. На ее лице проступили те же опустошенность и усталость, которые чувствовал я. Немыслимо тяжело было думать, что ей придется возвращаться сюда завтра, и послезавтра, и все следующие дни, прекрасно зная, что лишь в другой клинике Тима могут вылечить.
Когда мы свернули на усыпанную гравием дорогу, ведущую к ранчо, я искоса посмотрел на Саванну и заметил слезу, медленно ползущую по щеке. Саванна почувствовала мой взгляд и смахнула слезинку, явно удивившись собственной чувствительности. Я остановил машину под ивой, рядом с видавшим виды пикапом. На ветровое стекло упали первые капли дождя.
Не выключая мотор, я вновь подумал — неужели таким будет наше прощание? Не успел я придумать, что сказать, как Саванна повернулась ко мне.
— Ты голоден? — спросила она. — В холодильнике тонны провизии.
Что-то в ее взгляде словно предостерегало меня принимать приглашение, но я кивнул:
— С удовольствием что-нибудь съем.
— Хорошо, — тихо сказала она. — Мне ужасно не хочется быть одной сегодня вечером.
Дождь усилился, превратившись в настоящий ливень. Выбравшись из машины, мы во всю прыть кинулись к крыльцу, и все равно, вбежав под навес, я почувствовал, что промок до нитки. Нас услышала Молли. Когда Саванна распахнула входную дверь, собака пролетела мимо меня через кухню туда, где, по моим прикидкам, находилась гостиная. Глядя на Молли, я вспомнил свой вчерашний визит и удивился, как много изменилось за одни сутки. Новая информация поступала непрерывно, совсем как в Ираке, когда во время патрулирования держишь в зоне внимания окружающую обстановку, оставаясь настороже перед неизвестной опасностью, которая может обрушиться на тебя в следующую секунду.
— У нас всего понемножку, — говорила Саванна, направляясь в кухню. — Моя мама глушит волнение стряпней. У нас есть тушеное мясо, чили, куриный пирог в горшочке, жареная свинина, лазанья… — Она перечисляла меню, согнувшись перед открытым холодильником, и распрямилась, когда я вошел. — Чего тебе больше хочется?
— Все равно, разогрей что-нибудь, — отозвался я. — На твой вкус.
По ее разочарованному лицу я понял, что девушка в последнее время устала самостоятельно принимать решения, и поправился:
— Ладно, давай лазанью.
— О'кей, — сказала она. — Ставлю греть. Ты очень голоден или просто голоден?
Я подумал.
— Просто голоден.
— Тогда салатика? У меня есть маслины и помидоры. Будет отлично с соусом и крутонами.
— Очень аппетитно.
— Вот и отлично, — заключила она. — Я быстро сделаю.
Я смотрел, как Саванна достала из нижнего ящика холодильника кочанный салат и помидоры, сполоснула под краном, нарезала и ссыпала в деревянную миску. Затем вывалила сверху маслины и поставила салат на стол. Щедро положив лазаньи на тарелки, она отправила первую из них в микроволновку. Движения Саванны были размеренными и точными, словно простая физическая работа придавала ей уверенности.
— Не знаю, как ты, но я бы выпила вина. — Саванна указала на подставку для бутылок рядом с раковиной. — У меня есть отличное «Пино нуар».
— Я тоже, пожалуй, попробую, — согласился я. — Открыть?
— Нет, я сама. У меня штопор того, с характером.
Открыв бутылку, она налила вина в два бокала. Вскоре на столе возникла лазанья, от которой поднимался ароматный пар. Попробовав кусочек, я проворно заработал вилкой.
— Ух ты, как вкусно! — выговорил я с набитым ртом.
— Вкуснятина, да? — подхватила Саванна, не притронувшись, однако, к лазанье. Она медленно тянула вино из бокала. — Тим ее тоже обожает. После нашей свадьбы он все упрашивал маму почаще готовить лазанью. Она обожает кашеварить, а еще больше — смотреть, как народ уплетает ее кушанья за обе щеки.
Через стол я смотрел, как Саванна водит пальцем по краю бокала. Свет от лампы дробился в вине бликами кроваво-красного цвета, как в ограненном рубине.
— Если хочешь добавки, у меня есть, — предложила Саванна. — Не вздумай стесняться. Ты окажешь мне большую услугу, ведь почти все приходится выбрасывать. Не знаю, как намекнуть маме приносить меньше еды — боюсь, она меня не так поймет.
— Ей тоже тяжело, — заступился я. — Она видит, как тебе трудно.
— Знаю, — отмахнулась Саванна, отпив еще глоток вина.
— Ты кушать-то собираешься? — спросил я, кивнув на ее нетронутую порцию.
— Я не голодна, — сказала она. — Со мной так всегда, когда Тим в больнице. Разогреваю еду, собираюсь поесть, но когда тарелка передо мной, желудок просто в узел завязывается. — Саванна посмотрела на лазанью, как бы настраиваясь на еду, но отрицательно покачала головой.
— Ну, давай за компанию, — настаивал я. — Съешь кусочек. Тебе нужно есть.
— Да нормально все со мной…
Я прекратил есть, не донеся вилку до рта.
— Сделай это для меня. Я не привык есть, когда на меня смотрят. Мне это не нравится.
— Отлично. — Она взяла вилку, подцепила крошечное мясное волоконце и отправила в рот. — Доволен?
— Ну еще бы, — фыркнул я. — Сразу стало намного легче. На десерт можно разделить пару крошек. А до десерта, будь любезна, бери вилку и продолжай притворяться.
Саванна засмеялась:
— Как я рада, что ты приехал! Ты единственный, кто говорит со мной вот так.
— Вот так — это как? Начистоту, что ли?
— Да, — кивнула Саванна. — Именно это я имею в виду. — Она отложила вилку и отодвинула тарелку, игнорируя мою просьбу. — В честности тебе не откажешь, всегда таким был.
— Прежде, помнится, и я о тебе так думал. Она бросила на стол салфетку.